5. Современное положение

В настоящее время на индийской земле встретились великие религии мира и различные течения философской мысли. Контакт с духовной культурой Запада лишил индийцев безмятежной умиротворенности недавних времен.

Усвоение другой культуры создало впечатление, что официально признанных решений вечных проблем бытия не существует. Это поколебало веру в традиционные решения и в некоторой степени содействовало большей свободе и гибкости мысли. Традиция снова размывается, и, в то время, как одни мыслители заняты переделкой дома на старом фундаменте, другие намерены снести и сам фундамент. Современная переходная эпоха вызывает одновременно интерес и тревогу.

В недавнем прошлом Индия покойно стояла в заводи на якоре в стороне от главного течения современной мысли, но теперь она уже больше не изолирована от остального мира. Через несколько столетий историки смогут многое сказать о том, как отразились и на Индии, и на Европе их взаимосвязи в различных сферах духовной жизни, пока же это представляется невозможным. Что касается Индии, то мы отмечали расширение пределов человеческого опыта, развитие критического направления мысли и своего рода отвращение к обычным спекуляциям.

Однако есть и другая сторона медали. В области мысли, так же как и в сфере деятельности, анархия обрекает человеческий дух на деградацию не в меньшей мере, чем рабство. Когда речь идет о культуре и цивилизации, трудно отдать предпочтение чему-либо одному из них. Анархия может означать неудобство бытового порядка, экономическое разорение и социальную опасность, а рабство - удобство в бытовом плане, экономическую устойчивость и социальный мир. Но было бы неправильным подменять понятие "уровень цивилизации" понятием "экономическое благосостояние и поддержание общественного порядка".

Легко понять чувства индийцев в начале девятнадцатого века, когда после долгих лет распрей, раздиравших Индию на протяжении нескольких поколений, принесших народу беды и страдания, они приветствовали британское правление как зарю золотого века; но в равной мере легко симпатизировать чувству индийцев в наше время, когда человек жаждет не удобства, а счастья, не тишины и порядка, а жизни и свободы, не экономической устойчивости или праведного правления, а права на то, чтобы сохранить душу народа хотя бы ценою бесконечно упорного труда и лишений. Даже не имеющие отношения к политике добродетели не получают развития при отсутствии политической автономии. Британское правление обеспечило Индии мир и безопасность, но этого одного еще не достаточно. Если решать, что поставить во главу угла, то мы должны будем отметить, что экономическая устойчивость и политическая безопасность являются всего лишь условиями, хотя и безусловно ценными и необходимыми,- для духовной свободы, но все же только условиями. Бюрократический деспотизм, который упускает из виду духовную сферу жизни, не может, при всей своей целостности и просвещенности, привлечь к себе человеческие души, найти в них какой-либо живой отклик. Когда источник жизни иссякает, когда идеалы, которыми нация жила тысячелетия,- яркий свет сознания, свободное проявление способностей, радость жизни, наслаждение мышлением, безграничный покой (пранарамам, мана-анандам, санти-самрид-дхам) - скудеют, не удивительно, что Индия испытывает не облегчение, а гнетущее бремя своей судьбы.

Бесполезно говорить индийцу о значительности того, что сделано Британией, потому что история будет судить об этом по достижениям в области духовной жизни. Если наставники недавно минувших поколений довольствовались тем, что были лишь эхом прошлого, не имея собственного голоса, если они были интеллектуальными посредниками, а не оригинальными мыслителями, то эта бесплодность в немалой степени обязана влиянию западного духа и позору зависимого положения. Англичанам известны истинные причины современной позиции Индии, как бы она ни называлась: смутой, восстанием или вызовом. Чтобы завоевать души индийцев, они пытались насаждать свою цивилизацию, которую, естественно, считали высшей, и полагали, что должны без колебания, ни на миг не ослабляя усилий, внедрять свою систему просвещения и образования, которая сама по себе заслуживает похвалы.

Но Индии не по душе эта политика культурной экспансии. Она цепко держится за свои древние обычаи, которые всегда помогали людям сдерживать вспышки гнева, подавлять приступы слепого раздражения и обуздывать желания. Тот, кто знаком с историей Индии, может сочувствовать ее желанию поселиться в своем собственном духовном доме, потому что "каждый человек - царь в своем доме",- гласит древняя пословица.

Политическое подчинение, которое препятствует этой внутренней свободе, воспринимается как великое унижение. Требование самоуправления является выражением желания предохранить себя от вторжения в область души.

Однако мы полны надежд на будущее. Когда Индия добьется свободы, западный дух будет великой помощью индийскому уму.

Индуистская мысль никогда не придерживалась в вопросах культуры доктрины Монро^*. Даже в древние времена, когда Индия достаточно создавала духовной пищи для того, чтобы удовлетворить потребность своего собственного народа, мы не знаем ни одной эпохи, когда бы она не была готова и не жаждала бы оценить по достоинству плоды воображения других народов. В пору расцвета Индия разделяла мудрые взгляды афинян, о которых Перикл сказал: "Мы с радостью прислушиваемся к мнению других и не злимся на тех, кто с нами не согласен".

^* (Доктрина Монро - заявление президента США Монро (1823 г.), согласно которому США будут рассматривать как недружественный акт вмешательство какого-либо европейского государства в дела Америки. Доктрина Монро служила обеспечению экономического и политического господства США в Латинской Америке.)

Наша боязнь внешнего влияния пропорциональна нашей собственной слабости и отсутствию веры в себя.

Да, сейчас на наших лицах следы печали, а волосы паши поседели от старости. Души людей мыслящих гнетет тяжкая тревога, некоторые из нас даже прониклись пессимизмом и превратились в интеллектуальных отшельников.

Наше неприятие западной культуры - явление временное, обусловленное неестественными обстоятельствами. Но и сейчас, несмотря на это, делаются попытки понять и оценить достоинства западной культуры. Если Индия воспримет ценные элементы западной цивилизации, то это будет только повторением аналогичных процессов ассимиляции, которые имели место в истории индийской мысли много раз.

Те, кто избежал влияния западной культуры, в значительной мере являются интеллектуальными и моральными снобами, далекими от политических проблем и не задумывающимися о будущем, они избрали своим уделом смирение и отрешенность. Они считают, что им нечему учиться или не стоит переучиваться и что они выполняют свой долг уже тем, что неукоснительно следуют вечной дхарме прошлого. Они понимают, что вступили в действие силы, которые им неподвластны, и призывают нас встречать бури и разочарования жизни, сохраняя невозмутимое чувство собственного достоинства. Однако следует сказать, что эта часть общества в свои лучшие времена не была столь косной и неустанно пыталась примирить рациональные философии с откровениями религии.

Представители этой части общества отстаивали религию от нападок еретиков и неверующих, прибегая к аллегорическому методу как к средству богословского толкования. По их мнению, религия включает в свою сферу все, что свойственно природе человека, его интеллект, а также его жизненные идеалы и устремления. Если те, кто в настоящее время проповедует древнее учение, черпают вдохновение в прошлом, они, вместо того чтобы чураться сотрудничества с другими силами, должны создать новую теорию, которой будут присущи оригинальность и гибкость и которая воспользуется наследием древней мудрости. Но и в образе своих мыслей, и в действиях они преклоняются перед авторитетом и поэтому отдали себя во власть умственного раболепия и обскурантизма.

Если в домусульманские времена обращение к авторитету не исключало интеллектуальной независимости, если в те времена люди могли и были готовы выдвинуть разумные основания своей приверженности избранным ими авторитетам, будь то Веды или агамы^*, если в те времена авторитет был голосом разума, с помощью которого происходил критический отбор и философское истолкование, то теперь почтение к авторитету стало тюрьмой для человеческого духа. Подвергнуть сомнению авторитет священных текстов - значит подвергнуть сомнению авторитет великих покойников. Принятие священных писаний является признаком благонамеренности.

^* (Агамы - канонические сочинения неведических верований.)

Страсть исследовать и способность сомневаться заглушаются цитированием древних текстов, а научные истины третируются, если они не могут быть уложены в прокрустово ложе общепринятой веры.

Покорность, послушание и молчаливое согласие становятся главными добродетелями. Не удивительно, что уровень философских сочинений, появившихся в последнее время, значительно ниже уровня лучших работ прошлых столетий. Если бы мысль не была зажата в тиски, она обладала бы большим полетом.

Индийские мыслители являются наследниками великой традиции веры в разум. Древние пророки старались не подражать, а творить. Они стремились к открытию новых истин и разгадыванию загадок мира опыта, который постоянно изменяется и поэтому всегда является новым. Богатое наследие никогда не служило порабощению их ума.

Мы не можем просто копировать решения прошлого, так как история никогда не повторяется. Сделанное прежними поколениями не следует делать заново. У нас должны быть открыты глаза, чтобы видеть свои собственные проблемы и искать в прошлом вдохновение для их решения. Дух истины никогда не держится за свои формы, а всегда обновляет их.

Даже старые понятия используются по-новому. Философия настоящего времени будет уместна в настоящем, а не в прошлом. Она будет оригинальной по своей форме и содержанию, подобно жизни, которую она объясняет. Так как настоящее является продолжением прошлого, течение прошлого не прервется. Один из аргументов консерваторов состоит в том, что истина не поддается воздействию времени. Истина неизбывна, как неизбывна красота заката и любовь матери к ребенку. Истина может оставаться неизменной, но форма, в которой она заключена, состоит из элементов, допускающих изменения.

Мы можем заимствовать наш дух из прошлого, потому что изначально заложенные в нас идеи сохраняют свою жизнеспособность, но плоть и пульс должны быть заимствованы из настоящего. Забывают о том, что религия, какой она является в наше время, есть результат изменений, которые претерпела человеческая вера на протяжении веков, и имеются все основания полагать, что она будет изменяться и впредь, до тех пор, пока будет существовать. Можно оставаться верным букве и извратить саму суть религии.

Если бы индуистские мыслители, которые жили две тысячи лет тому назад и отличались не столько ученостью, сколько духовной просветленностью, смогли вновь сойти на землю, они нашли бы мало своих истинных последователей среди тех, кто никогда не отклонялся от самой точной интерпретации их взглядов^*. Сейчас скопилась большая масса наносов, которые засоряют свободное течение духовной жизни. Сказать, что мертвые формы, лишенные жизненной силы, слишком дряхлы и устарели, чтобы стоило их перенимать,- значит только увеличить страдания тех, кто отравлен гниющими отбросами прошлого. Консервативный ум должен осознать необходимость перемен. Поскольку он недостаточно ясно понимает эту необходимость, мы находим в области философии странную смесь проницательности и несвойственной философии путаницы.

^* (Ср. Ауробиндо Гхош: "Если бы древний индиец времен Упанишад, Будды или последующего классического века был перенесен в современную Индию... он увидел бы, что его народ, боясь расстаться с формами, скорлупой и лохмотьями прошлого, на девять десятых утратил свое величие... и он поразился бы степени умственной нищеты, закоснелости, статическому повторению, исчезновению науки, застарелой бесплодности искусства, сравнительной слабости творческой интуиции" (Arya, v, V, р. 424).)

Усилия мыслящих индийцев должны быть направлены на то, чтобы освободить старую веру от случайных наслоений, чтобы привести религию в соответствие с духом науки, чтобы удовлетворить и объяснить стремление сохранить свой национальный характер и индивидуальность, чтобы вживить различные влияния в организм древней веры. Но, к сожалению, некоторые из паришад^* заняты не этими проблемами, а теми, которым место в лавке древностей. Там-то и происходят философские турниры. Религиозное образование в стране не поставлено на широкую ногу. Недооценивается тот факт, что духовное наследие не может больше оставаться монополией привилегированного меньшинства. Идеи представляют большую силу, и их следует распространять, чтобы предотвратить гибель нации. Было бы действительно странно, если бы Упанишады, "Гита" и диалоги Будды, которые способны дать уму такую богатую пищу для размышлений, утратили бы власть над человеком. Если, пока не поздно, начать преобразование национальной жизни, у индийской мысли будет будущее, и трудно сказать, какие еще распустятся цветы и какие принесут плоды старые, много повидавшие на своем веку деревья.

^* (Паришад - собрания ученых, совет, ассамблея.)

В то время как те, кто, не поддавшись влиянию западной культуры, остались консервативны во всех вопросах мысли и практической деятельности, среди тех, кто получил образование западного образца, находятся такие, которые принимают не имеющую будущего философию натуралистического рационализма и предлагают сбросить с себя бремя прошлого. Последние относятся нетерпимо к традиции и с подозрением - к авторитету мудрости. Такое отношение "прогрессистов" легко понять. Духовное наследие нации не защитило Индию от захватчиков и расхитителей. Создается впечатление, что оно ее предало и ввергло в нынешнее зависимое положение. Эти патриоты жаждут подражать достижениям западных государств в материальной сфере и готовы искоренить древнюю цивилизацию, чтобы освободить место для новинок, привезенных с Запада. Вплоть до недавнего времени индийскую философскую мысль не изучали в индийских университетах, и даже сейчас ее место в философских курсах университетов незначительно. Подспудная мысль об отсталости индийской культуры пронизывает всю атмосферу образования. Политика, проводимая Маколеем, при всей ее культурной значимости, была односторонней. В то время как англичане заботливо пеклись о том, чтобы мы осознали силу и плодотворность западной культуры, они не помогали нам полюбить и при необходимости совершенствовать нашу собственную. В некотором отношении желание Маколея исполнилось, и мы имеем образованных индийцев, которые, если процитировать его хорошо известные слова, стали "больше англичанами, чем сами англичане".

Естественно, что некоторые из них не отстают от недоброжелательных иностранных критиков в их оценке истории индийской культуры. Они смотрят на культурную эволюцию Индии как на печальную картину распрей, безумия и суеверия. Один из их числа недавно заявил: чтобы Индия преуспевала и процветала, нужно провозгласить Англию ее "духовной матерью", а Грецию - "духовной бабушкой". Так как Албейт не признает религию, он хотя бы не предлагает заменить индуизм христианством. Эти жертвы нынешнего века разочарования и крушения надежд утверждают, что увлечение индийцев философией объясняется одной из причуд нации, если не желанием щегольнуть своей ученостью.

Странная вещь: как раз тогда, когда Индия перестает казаться Западу нелепым гротеском, она представляется таковым кое-кому из ее собственных сыновей. Запад пытался сделать все возможное, чтобы убедить Индию, что ее философия абсурдна, искусство - наивно, ее поэзия - не вдохновенна, религия - нелепа и ее этика - осталась варварской. Теперь, когда Запад признает, что его мнение оказалось не совсем правильным, некоторые из нас настаивают на нем. И хотя трудно, конечно, в век торжества мысли обратить взоры людей назад к более ранней стадии развития культуры и спасти их от боязни сомнений и страха перед смущающей ум диалектикой, мы не должны забывать, что лучше возводить здание духовной культуры на готовом фундаменте, чем на основе новой структуры морали, жизни и этики. Мы не можем отрывать себя от корней нашей жизни. Философские схемы не похожи на геометрические конструкции, они - порождение жизни. Наше историческое наследие - тот бальзам, который исцелит нас от истощения мысли.

Консерваторы прославляют древнее наследие и убеждены в бездуховности современной культуры; радикалы в равной степени определенно уверены в бесполезности древнего наследия и в ценности естественнонаучного рационализма. Многое можно сказать в пользу и того и другого мнения, но история индийской мысли, правильно понятая, свидетельствует о том, что оба эти мнения в равной мере обладают пороками. Те, кто признает индийскую культуру бесполезной, плохо знает ее, а те, кто превозносит как совершенную, не знают никакой другой.

Радикалы и консерваторы, олицетворяющие соответственно новую надежду и старое учение, должны сблизиться и понять друг друга. Нельзя жить самим по себе в мире, где самолеты и пароходы, железные дороги и телеграф связывают всех людей в одно целое. Наш образ мыслей должен вносить свой вклад в мировой прогресс и в то же время пользоваться его плодами.

Закосневшие теории, подобно стоячему болоту, служат питательной средой для гнилостных бактерий, в то время как проточные реки постоянно обновляют свои воды из свежих источников вдохновения. Нет ничего плохого в заимствовании культуры других народов; только мы должны обогащать, совершенствовать и очищать то, что заимствуем, растворять его в лучшем, что есть у нас. Процесс переплавки различных заимствованных извне элементов в национальном тигле в общих чертах обрисован в работах Ганди и Тагора, Ауробиндо Гхоша и Бхагавана Даса^*. В их трудах мы находим смутную надежду на великое будущее, не схоластический, а творческий подход к решению проблем, а также обнаруживаем их вклад в открытие великой культуры.

^* (Дас, Бхагаван (1869-1958) - индийский философ- идеалист. Развивал принципы монистического идеализма веданты.)

Подчеркивая, что источники гуманистического образа мыслей следует искать в прошлом Индии, они в то же время дают высокую оценку западной мысли. Они страстно желают разыскать древний источник и по чистым и ничем не загрязненным каналам направить его воды на жаждущие влаги поля. Но желаемое будущее пока не наступило. Заря взойдет, когда улягутся политические страсти, поглощающие энергию многих лучших умов Индии, когда развитие индийской мысли будет более настойчиво изучаться в новых университетах, которые весьма неохотно следуют в этом за старыми университетами. Вряд ли консервативные силы, которые предпочитают прошедшую жизнь будущей, обретут в грядущем какую-либо власть.

Сегодня перед индийской философией стоит дилемма: или она ограничится узкими рамками культа, утратившего всякую связь с событиями сегодняшнего дня, или, обретя жизнь и соотнеся стремительно выросшие знания современной науки с древними идеалами индийских философов, станет тем, чем она должна быть,- одним из великих созидательных элементов в движении человечества вперед.

Все говорит за то, что будущее связано с последней альтернативой.

Верность духу предшествующих систем мысли, а также осознание цели и назначения философии требуют от нас постоянно возрастающей широты взглядов. Индийская философия обретет смысл и найдет свое оправдание перед настоящим только в том случае, если с ее помощью жизнь продвинется вперед и станет совершеннее. Минувший этап развития индийской философии укрепляет нас в этой надежде. Великие мыслители Яджнявалкья и Гарга, Будда и Махавира, Гаутама и Капила, Шанкара и Рамануджа, Мадхва и Валлабха и множество других сами по себе оправдывают право Индии на существование и на ее титул высокодуховной нации, они - не только доказательство того, что Индия способна подняться на более высокий уровень духовного развития, но и залог этой возможности.