Факты, приведенные в этой работе, не подтверждают широко распространенного критического мнения, будто индийцы страшатся мыслить. Мы не можем игнорировать процесс развития индийской мысли, с важным видом ссылаясь на то, что восточный склад ума не обладает достаточной трезвостью к зрелостью, чтобы подняться над нелепостью воображения и наивностью мифологии. Тем не менее в истории индийской мысли последних трех или четырех столетий есть много такого, что дает моральное право на подобное обвинение. Индия утратила свою историческую роль азиатского авангарда в познании высших истин*.
* (Относительно того, чем Китай обязан Индии, профессор Лян Цичао говорит: "Индия учит пас принять идею абсолютной свободы, ту принципиальную свободу разума, которая позволяет ему сбросить оковы традиции и привычек, как прошлых веков, так и конкретной современной эпохи,- ту духовную свободу, которая избавляет от рабских уз материального существования...
Индия также учит нас идее абсолютной любви, той чистой любви ко всем живым существам, которая освобождает нас от власти ревности, злобы, нетерпимости, отвращения и соперничества, которая выражается в глубокой жалости и симпатии ко всем недалеким умом, слабым и грешным,- той абсолютной любви, которая признает неразрывную связь между всеми живыми существами". Он объясняет, какой вклад Индия внесла в китайскую литературу и искусство, музыку и архитектуру, живопись и скульптуру, драму, поэзию, беллетристику, астрономию и медицину, систему образования и социальную организацию. Хорошо известно влияние Индии на Бирму и Цейлон, Японию и Корею.)
Некоторые уподобляют Индию полноводной реке, которая столетиями стремительно несла свои воды и вдруг канула в стоячие воды болота.
Философы периода декаданса, или, скорее, те, кто писал труды по философии, провозглашают себя приверженцами истины, хотя на самом деле подменяют ее религиозной софистикой или религиозным педантизмом той или другой школы догматического богословия. Эти профессиональные диалектики воображают, что небольшой ручеек их мысли, который теряется в песках или, испаряясь, превращается в туман, является широкой рекой индийской философии.
Застой в развитии философской мысли был вызван целым рядом причин. Политические изменения, которые произошли в результате установления мусульманского господства, способствовали консерватизму мышления. В эпоху, когда самоутверждение и частные мнения угрожали анархией старому социальному порядку и устоявшимся суждениям, была крайне необходима власть авторитета.
Мусульманское завоевание с его религиозной пропагандой, а затем христианское миссионерское движение пытались расшатать устои индийского общества, и в этот век величайшей нестабильности авторитет, естественно, стал той скалой, на которую только, казалось, и могут опираться общественный порядок и мораль. Перед лицом наступления чуждых культур индусы упрочили свое единство и образовали у них на пути надежный заслон. Индийское общество, разуверившись в разуме и устав от споров, бросилось в объятия авторитета, который объявил греховным любые сомнения относительно проповедуемого им учения. С тех пор индусы утратили верность своей миссии.
Не было больше мыслителей, а были только ученики, которые не слагали новых песен, а довольствовались перепевами старых. В течение нескольких столетий им удавалось обманывать себя предположением, что философские теории достигли своей завершенности. Когда творческий дух оставил философию, она слилась с историей философии. Она отреклась от своих функций и погрузилась в мир иллюзий. Перестав быть наставником и опекуном всеобщего разума, философия причинила себе непоправимый вред. Многие индийцы поверили в то, что их нация проделала долгий и далекий путь к цели, которая наконец-то достигнута, и теперь они устали и хотят отдохнуть. Даже те, кто знал, что цель еще не достигнута, и видел, что страну ожидает длинный путь в будущее, страшились неизвестности и тяжких испытаний. Слабые духом не рискуют исследовать безмолвие и вечность.
Изучая бесконечность, даже могучим умам не избежать головокружения, от которого они стремятся избавиться как могут. Самые неукротимые способности человеческой натуры бывают подвержены периодам летаргии, поэтому неудивительно, что философская мысль три или четыре столетия находилась в состоянии летаргического сна.