Индийская культура и влияние извне (Перевод с английского А. Фесюна)

Исследуя индийскую цивилизацию и вопросы ее возрождения, я выдвинул тот тезис, что нам насущно необходимо создать нечто новое и жизнестойкое во всех областях духовной культуры, ибо именно в этом и состоит значение возрождения, это и есть единственная возможность сохранить нашу цивилизацию. В ситуации, когда Индии противостоит мощный поток современной жизни с ее новыми идеями, когда она наводнена атрибутами иной, доминирующей цивилизации, во многих отношениях почти прямо противоположной ей по содержанию или, по крайней мере, отличной по духу, наша страна может выжить, лишь противопоставив этому новому, агрессивному, откровенно сильному миру свежие, священные творения своей души, отлитые по форме исходных моральных идеалов. Встретить этот натиск Индия может, лишь разрешив основные стоящие перед ней проблемы (неверно, что этого можно избежать, хотя иногда так и кажется) совершенно по-своему, с помощью средств, взращенных на своей почве, почерпнутых из огромного и глубочайшего кладезя традиционных знаний. В этой связи я говорил о заимствовании и ассимиляции всех тех западных знаний и идей, которые сопоставимы с индийским духом, которые не противоречат нашим идеалам,- всего того, что представляет ценность для нового уклада жизни. Вопрос соотношения внешнего влияния с новыми творениями индийского духа имеет немалое значение и заслуживает пристального внимания. Особенно необходимо сформулировать достаточно точно - что мы подразумеваем под "заимствованием" и в чем состоит действительный эффект ассимиляции, поскольку проблема эта крайне насущная и нам следует ясно отдавать себе отчет в необходимости твердо придерживаться собственной линии в ее решении.

Возможно, однако, предположить, что в то время, как созидание новых форм духовной культуры, а не послушное следование старым, представляется нам единственным путем жизни и спасения, мы откажемся от принятия чего бы то ни было западного, объясним это тем, что в нашем наследии можно отыскать все необходимое; ведь ни одно значительное заимствование невозможно без того, чтобы не образовалось "пробоины", через которую хлынет целый поток западных идей. Такова, если я не ошибаюсь, суть взгляда на эту проблему бенгальского литературного журнала^*, авторы которого придерживаются той точки зрения, что новые формы духовности возникнут исключительно на национальной почве и единственно на основе традиционного духа. Один из авторов стоит на общераспространенной позиции, что человечество едино, но разные люди представляют различные проявления духа этого всеединого человечества. Обретенное единство не разрушает принцип многообразия, но скорее подтверждает его, и не отвержением самих себя, не отказом от своего душевного склада и привычек достигается это живое единство, но следованием им и их развитием до высших возможностей свободы действий. Это та истина, которую я сам не устаю отстаивать в связи с современными идеями и попытками каким-то образом объединить человечество политическим путем; считаю ее чревычайно важной частью психологического чувства социального развития, особенно в вопросе о взаимосвязи частной жизни человека с духовной культурой во всех ее формах и проявлениях. Я убежден, что единообразие есть не истинное, но мертвое единство: оно убивает жизнь, в то время как истинное единство, построенное на крепкой основе, становится жизнеспособным и плодотворным, вобрав в себя энергию вариаций. Автор статьи в бенгальском журнале, однако, добавляет, что идея заимствования лучшего из западной цивилизации искусственна и бесплодна; оставить плохое и взять хорошее - звучит очень заманчиво, однако эти две категории неразделимы, они, увы, произрастают из одного корня. Это не кубики из игрушечного детского домика, который так легко разобрать, к тому же что это значит - изъять один элемент и оставить другие? Если мы перенимаем западный идеал, мы берем его из живого организма, что по нам же и бьет; мы имитируем его форму, а она подчиняет наш дух и тенденции нашей природы,- тогда-то все плохое и хорошее, переплетенное в ней, совокупно обрушивается на нас и полностью порабощает. В сущности, мы вот уже сколько времени имитируем Запад, пытаясь уподобиться ему во всем или хотя бы в чем- то, и, к счастью, терпим в этом неудачу. К счастью, потому что в противном случае на свет появилось бы нечто вроде незаконнорожденной или двуприродной культуры; однако эта "двуприродность", как говорит Теннисон устами Лукреция, есть, по сути, отсутствие какой бы то ни было природы, а культура незаконнорожденная болезненна и недолговечна. Единственный для нас спасительный путь - возврат к самим себе.

^* ("Нараян", под редакцией Ч.-Р. Даса^**.)

^** (Дас, Читтаранджан (1870-1925) - выдающийся деятель индийского национально-освободительного движения, соратник Махатмы Ганди и Мотилала Неру.)

По этому поводу, мне кажется, можно многое сказать и за и против. Давайте, однако, ясно определим термины. С тем, что попытка, предпринятая в прошлом веке (а в некоторых областях предпринимаемая и сейчас),- сымитировать у нас европейскую цивилизацию и превратить себя в разновидность англичан с коричневой кожей, бросив нашу древнюю культуру в корзину для мусора и напялив на себя ливрею или западное платье-униформу,- являла собой ошибочную, логически абсурдную тактику, я совершенно согласен. В то же время имитация до определенной и даже до значительной степени была, можно сказать, биологической и уж в любом случае психологической необходимостью в той ситуации. Не только когда происходит встреча менее и более развитых цивилизаций, но также и тогда, когда культура, впавшая в состояние пассивного существования, сна, застоя, сталкивается или, что еще серьезнее, получает прямое воздействие от "бодрствующей", активной, чрезвычайно творческой культуры и обнаруживает себя противопоставленной ее молодой и плодотворной энергии, видит ее громадные успехи и развитие новых идей и формаций, первым же жизненным инстинктом будет, конечно, перенять эти идеи и формы, заимствовать их вплоть до имитации и репродуцирования, чтобы обогатить себя, и тем или иным путем обрести все преимущества этих новых сил и возможностей. Это обычный для истории феномен, повторяющийся в большей или меньшей степени, в локальном или во всеобщем масштабе. Однако, если такая имитация происходит механически, если она имеет субординативный и рабский характер, слабейшая или неактивная культура исчезает, поглощенная вторгшимся левиафаном. Даже если такого не случится, она, в прямой зависимости от подобных нежелательных тенденций, чахнет в безуспешных попытках заимствовать, теряя силу своего духа. Для того чтобы восстановить равновесие, найти свою основу и делать то, что по силам, существует, безусловно, единственный спасительный путь. Но даже и тогда определенное количество заимствований, в том числе и формальных, определенная имитация - раз уж всякое перенимание форм должно именоваться имитированием - неизбежны. К примеру, наряду со всем прочим, в литературе мы переняли форму романа, короткого рассказа, критического эссе; в науке - не только открытия и изобретения, но и метод индуктивного исследования; в политике - прессу, политические партии, формы и методы агитации, систему массовых организаций. Не думаю, чтобы кто-либо всерьез помышлял об отказе от этих современных явлений нашей жизни (хотя, безусловно, далеко не все они являются благословенным даром) на том основании, что это - заимствования извне. Вопрос, однако, в том, что нам с ними делать, да и вообще - насколько возможно с помощью определенных модификаций совместить их с нашим духом. Если такая возможность есть - будет заимствование и ассимиляция: если нет - просто беспомощная имитация.

Но суть проблемы не в перенимании форм. Когда я говорю о заимствованиях и ассимиляциях, я думаю о тех определенных влияниях, идеях, энергиях, со столь живительной силой производимых Европой, которые могут пробудить и обогатить нашу творческую активность и духовную культуру при условии, что нам удастся при соприкосновении с ними отстоять свой дух и оригинальность, подчинить их нашему специфическому образу существования и трансформировать их его преобразующей силой. Именно это делали наши предки, никогда не поступаясь своей оригинальностью, никогда не сглаживая своей самобытности, ибо плодотворное созидание у них всегда шло изнутри, а из предлагаемых извне знаний и традиций они выбирали всегда лишь то, что подходило для Индии. И я безусловно отвергаю формулу заимствования хорошего и оставления плохого, как непродуманную и легковесную, привлекательную для поверхностных умов, но неглубокую по концептуальной основе. Очевидно, что, если мы что-то "заимствуем", хорошее и плохое будут в нем присутствовать вперемешку. Если мы, к примеру, заимствуем такое ужасное, уродливое явление, это чудовищное творение демонов асуров - европейскую индустрию (делать это вынуждает нас сила обстоятельств, воспринимаем ли мы лишь ее формы или сам принцип), при более благоприятных условиях мы сможем с ее помощью развить экономические ресурсы и накопить определенные богатства, но в любом случае вместе с ними придут социальные беспорядки, моральные потрясения и другие жестокие катаклизмы, и я не вижу, как при этом можно не стать рабами экономического прогресса и не утратить духовной основы нашей культуры.

К тому же в этой связи термины "хорошее" и "плохое" не означают ничего определенного и ничего не могут прояснить. Если уж их употреблять, то только как относительные понятия, в соотнесении не с этикой, но со взаимообменом различных образов жизни. В этом плане я дал бы им такое общее определение: то, что помогает моему более глубокому самоосознанию, что меня облагораживает, дает более широкую возможность самовыражения,- есть хорошее; то, что меня дезориентирует, что ослабляет и обесценивает мое духовное богатство, широту восприятия и значимость самобытия,- есть плохое. Если различие понимать таким образом, мне кажется, что для любого серьезного и критического ума, готового проникнуть в корень явлений, станет очевидным, что суть вопроса состоит не в перенимании той или иной формальной детали, имеющей лишь символическую ценность (к примеру, вторичное замужество вдовы), но в восприятии наиболее эффективных идей, каковыми в сфере внешних жизнепроявлений выступают социальная и политическая свободы, равенство, демократия. Принимая любую из этих идей, я делаю это не потому, что они современные или европейские - само по себе это не является рекомендацией,- но потому, что они человечны, потому, что они раскрывают новые горизонты разуму, потому, что для будущего развития человеческой жизни они имеют громадное значение. Под принятием эффективной идеи демократии - по сути дела, в неразработанном виде она присутствовала как в древнеиндийской, так и в древнеевропейской политике и общественном устройстве,- я подразумеваю ее претворение в определенной форме в нашем будущем образе жизни в качестве необходимой предпосылки дальнейшего развития. Под ассимиляцией я имею в виду не безоглядное принятие ее европейского варианта, но отыскание в нашем прошлом того, что соответствует ей, выявляет ее смысл, подтверждает ее высшее назначение в пашей духовной концепции жизни и существования, и уже применительно к этому следует выработать ее пределы, степень, формы, отношение к другим установкам, использование. Этот принцип я прилагал бы ко всему, исходя из особенностей и соответствующей дхармы каждого явления, учитывая при этом меру его важности, его духовную, интеллектуальную, этическую, эстетическую и практическую полезность.

То, что исключать что бы то ни было, приходящее к нам извне, и нежелательно и невозможно, для меня представляется самоочевидным законом существования индивидуума, приложимым и к групповому бытию. Равно самоочевидным законом кажется мне и то, что живой организм, растущий не путем искусственных усилий, но саморазвитием и ассимиляцией, должен переделывать воспринимаемое таким образом, чтобы оно соответствовало законам, формам и характерным проявлениям его биологического или психологического начала, отбрасывая в то же время все вредоносное и отравляющее его,- а что это, как неассимилируемое? - одним словом, брать лишь то, что может быть полезно для самовыражения. Это, используя санскритское словосочетание, употребляемое в бенгальском языке, и есть "атмасаткарана", то есть ассимилируемое обретение, внедрение в себя с одновременным преобразованием в характерную форму бытия. Невозможность полного отторжения видится в том факте, что все мы представляем собой множественность единого; мы вовсе не отделены от существующего вокруг нас мира, но находимся во взаимоотношениях с тем, что нас окружает,- в жизни эти отношения проявляют себя в процессе взаимообмена. Нежелательность тотального отвержения, даже если бы таковое было возможно, вырастает из того положения, что взаимообмен с окружением необходим для здорового развития и роста; живой организм, отвергающий такого рода взаимообмен, скоро зачахнет и погибнет от летаргической неподвижности.

В девственной изоляции умственное, психическое и физическое саморазвитие невозможно; "я" не есть существо с отдельным бытием, переходящее от прежних становлений к настоящим в мире, где нет никого, кроме меня, где не действует ничего, кроме внутренних сил этого мира. В существовании каждого индивидуума присутствует двустороннее движение: саморазвитие изнутри, являющееся основной внутренней энергией бытия, посредством которой личность наличествует как таковая, а также - получение воздействий извне, которые необходимо приспосабливать к своей индивидуальности и превращать в материал для собственного роста. Эти два явления не исключают друг друга; к тому же второе не причиняет первому никакого вреда, за исключением того случая, когда личность слишком слаба для того, чтобы успешно противостоять окружающему ее миру. Напротив, внешние импульсы даже стимулируют саморазвитие сильной натуры, способствуя ее более очевидному самоутверждению. По мере продвижения человечества вперед мы убеждаемся, как с каждым шагом возрастает естественное развитие изнутри, крепнет сознательное самоутверждение, а те, кто в этом процессе полагаются прежде всего на себя, достигают почти фантастических успехов. В то же время мы видим, как соответственно усиливаются заимствования из внешнего мира, растет количество импульсов, принимаемых от него; те, кто полагаются прежде всего на себя, имеют максимальные возможности использовать мир и накопленные им духовные богатства для нужд своей личности, и, следует добавить, этим они весьма успешно помогают миру, обогащая его собой. Человек, ищущий прежде всего в себе, имеет наибольшую возможность постичь всеобщее, стать с ним единым; "сварат" - независимый, самоуглубленный, владеющий собой - прежде всего и может быть "самрат" - обладающим миром, ваяющим мир, в котором он живет, именно такая личность может достичь единства со всесущим в Атмане. Такова истина, которой учит нас бытие, и это также одна из величайших тайн древнеиндийской духовной культуры.

Таким образом, первое, что необходимо.- это жизнь в себе, способность самовыражения в соответствии с собственным законом бытия - "свадхармой". Отсутствие такой способности означает дезинтеграцию жизни; недостаток этой способности означает вялость, слабость, бездеятельность, опасность быть подавленным внешними силами вплоть до сущностного перерождения; неумение осуществить эту способность мудро, интуитивно, используя внутренние возможности п силы, означает замешательство, беспорядок и, в конечном счете, упадок и потерю жизнестойкости. В то же время неспособность использовать те возможности, которые нам предлагает сама жизнь, недостаточный их интуитивный отбор и отсутствие выборочной ассимиляции есть серьезный порок, грозящий самому существованию личности. Внешний импульс или входящая энергия, идея, влияние могут пробудить в здоровой индивидуальности ощущение диссонанса, несовместимости или опасности, и тогда начинается борьба и идет процесс отторжения, но даже эта борьба и этот процесс имеют своим результатом изменение и рост, определенный приток энергии и жизненного материала; силы индивидуума стимулируются и укрепляются под напором извне. Этот процесс может побудить самосознание к движению вперед, помочь осознать новые возможности - путем сравнения, предложения, стучась в закрытую дверь и высвобождая спавшие ранее силы. Нечто может прийти в виде потенциального материала, который затем должен быть преобразован в соответствии с внутренней формой реципиента, гармонизирован с его внутренним бытием, переосмыслен в свете его самоосознания. Обусловленные великими изменениями в окружающем мире или столкновением с множеством влияний все эти процессы протекают одновременно, и не исключены временные затруднения и сложности; здесь много сомнительных и зыбких моментов, но есть также возможность немалого совершенствования в саморазвитии, либо - всестороннего возрождения.

Группа отличается от индивидуума лишь своей большей самодостаточностью, поскольку она есть собрание многих индивидуальных сущностей и потому может оперировать многообразием. Внутри нее происходит непрерывный взаимообмен, которого может быть долгое время достаточно для жизнестойкости, роста и активного развития даже в том случае, когда взаимообмен с остальным человечеством ограничен. Греческая цивилизация - выросши под влиянием египетской, финикийской и других восточных культур - резко обособила себя от всех не-эллинистических, "варварских" цивилизаций и несколько веков была способна существовать сама по себе с помощью богатого разнообразия ее составных частей и внутреннего взаимообмена. Тот же феномен наблюдался и в древней Индии, чья культура существовала весьма отстраненно, поддерживая свою жизнеспособность еще большим богатством внутреннего взаимообмена и разнообразия. Китайская цивилизация представляет третий пример. Однако никогда индийская культура не отвергала полностью внешние влияния; напротив, характерной особенностью всех шедших в ней процессов была широкая избирательная ассимиляция, подчинение и трансформация внешних элементов; она оберегала себя от значительного или подавляющего чужеродного вторжения, но принимала и включала в себя то, что потрясало или вдохновляло ее, и в процессе включения изменяла новое явление таким образом, чтобы гармонизировать его с духом своей собственной культуры. В наши дни, однако, та полная достоинства отстраненность, которая отличала древние цивилизации, уже недостижима; человеческие расы сошлись слишком тесно, оказались сведенными в некое неизбежное сообщество. Перед нами встала более трудная проблема: как выжить под напором крупномасштабных взаимодействий, как навязать им законы собственного бытия?

Любая попытка оставаться совершенно такими же, какими мы были до "европейского вторжения", или игнорировать в будущем требования современного окружения и веления времени обречена на очевидный провал. Как бы мы ни осуждали отдельные явления промежуточного периода, в который преобладает западное мировоззрение, как бы мы ни пытались вернуться к нашему традиционному видению жизни, мы не сможем избавиться от каких-то неизбежных перемен, которые западная культура произвела в нас, точно так же как человек не может обрести совершенно то же умонастроение, в каком был несколько лет назад. Время с его последствиями не только сказалось на нем, но и в своем движении увлекло его вперед. Мы не можем вернуться к прошлым формам существования, но мы можем продвигаться к полному обретению себя и на этом пути лучше, реальнее и самостоятельнее воспользоваться накопленным опытом. Мы можем по-прежнему мыслить в соответствии с великим духом и идеалами прошлого, однако форма нашего мышления, речи, их развитие уже изменились под влиянием самого факта наличия нового опыта и мировоззрения; мы видим теперь наши идеалы не только в старом, но и в новом свете, мы находим им поддержку в новых точках зрения; даже старые слова, которые мы продолжаем употреблять, приобретают иное, расширенное и углубленное значение. Опять-таки, мы не можем быть "лишь самими собой" в любом узко-формальном смысле, поскольку нам необходимо учитывать и окружающий нас мир, познавать его, иначе жить станет невозможно. Но всякое восприятие вещей в таком смысле, всякое добавочное знание видоизменяет наше субъективное бытие. Мое сознание и все, что от него зависит, модифицируется тем, что оно воспринимает и над чем работает, изменяется, обретая свежий материал для мысли, когда его пробуждают и стимулируют к новой деятельности и даже когда оно отрицает или отвергает, ибо даже старая мысль или истина, которую я утверждаю в противовес другой идее, в этих попытках утверждения или отрицания становится для меня новой, обрастая новыми аспектами и дополнениями. Таким же образом видоизменяется и моя жизнь под воздействиями, которым она должна поддаваться или противостоять. В конце концов мы не можем избежать великих идей и проблем, стоящих перед современным миром. Этот мир все еще является по преимуществу европейским, в нем доминирует европейский образ мышления и западная цивилизация. Мы требуем исправить эту несправедливость, устранив подобное превосходство, восстановить в своих правах азиатский (а для нас - индийский) образ мышления, сохранить и преумножить великие ценности азиатской и индийской цивилизации. Но азиатское или индийское сознание сможет успешно утвердить себя, лишь столкнувшись с указанными проблемами и найдя для них такие решения, которые будут оправданы перед собственными идеалами и духом.

Принцип, который я утверждаю, является результатом как необходимости, проистекающей из нашей природы, так и необходимости, выдвигаемой ходом самих вещей: верность нашему духу, характеру, идеалам, создание собственных специфических форм, соответствующих новому времени и новой обстановке, и одновременно решительная твердость в отношении к внешним влияниям, что не подразумевает, да и не может подразумевать в создавшейся ситуации полного отвержения, то есть наличие элемента ассимиляции. Остается чрезвычайно трудный вопрос о применимости этого принципа - о степени, о способах, об основных критериях. Чтобы его решить, мы должны заглянуть во все другие культуры и, постоянно отдавая себе отчет в том, что есть индийский дух и каковы его идеалы, понять, как эти идеалы могут сработать в создавшемся положении, используя возможности каждой из чужих культур, и успешно привести к новым духовным творениям. Мысля таким образом, не следует быть чересчур догматичными. Каждый склонный к серьезным размышлениям индиец должен продумать или, лучше, проработать все это "в соответствии с собственной палитрой представлений",- как говорят бенгальские художники,- а потом уже внести свой полезный вклад. Об остальном позаботится дух индийского возрождения, эта сила вселенской Духовности, имя которой - Время. Она уже действует среди нас, создавая новую, великую Индию.