Глава двенадцатая (Перевод с английского А. Фесюна)

Веды, таким образом, являются духовным и психологическим истоком индийской культуры, а Упанишады - выражением истины, глубочайшего духовного познания и опыта; это всегда было основной идеей нашей культуры, высшей целью, к которой устремлялась жизнь индивида и чаяния духа всего народа; два этих собрания священных письмен - первые великие попытки поэтического и творческого самовыражения, явленные еще до этапа основного развития интеллекта, сперва - могучего и бьющего через край, затем - богатого и изощренного, без сомнения изложены языком физического и духовного разума. Эволюция, начавшаяся подобным образом, в своем развитии должна была иметь этап своеобразного движения вниз, от духа к материи, перейдя, прежде всего, к попыткам с помощью интеллекта увидеть жизнь, мир и себя в их взаимоотношениях, то есть так, как они представляются здравомыслящему и рациональному складу ума. Первые такого рода усилия интеллекта естественно сопровождались практическим развитием и организацией жизни, отражавшими сознание и дух людей, а также установлением прочной и жизнестойкой социальной структуры, разработанной таким образом, чтобы земные потребности человеческого существования отправлялись дисциплинированно, под тщательным контролем религиозного, этического и социального порядка, но вместе с тем, чтобы эта структура способствовала эволюции человеческой души к духовной свободе и совершенству. Именно эта стадия представлена в индийском литературном творчестве чрезвычайно полно и богато.

Наиболее ярко усилия индийского сознания выразились, с одной стороны, в глубочайших философских размышлениях, кристаллизовавшихся в великие философские системы, а с другой - в неустанном стремлении сформулировать ясно и с максимальной убедительностью этические, социальные и политические идеалы и практику их применения в устойчивой и организованной системе индивидуальной и общественной жизни, и это стремление имело своим результатом создание авторитетных социальных трактатов, или шастр, из которых наиболее чтимыми являются знаменитые законы Ману. Задача философов заключалась в том, чтобы систематизировать и сделать убедительными для рационально мыслящего ума те истины относительно личности, человека и мира, которые были уже открыты интуитивно, либо - через откровение, либо - посредством духовного опыта, и нашли отражение в Ведах и Упанишадах; одновременно им надо было определить и систематизировать основанные на этих истинах нормы поведения, с помощью которых человек мог достичь высшей цели своего существования. Характерная форма, в которой это было сделано, показывает, что интуитивное познание превращается в интеллектуальное, сохраняя при этом свои особенности и формальные признаки. На смену сжатой и насыщенной фразе священных писаний, наделенной интуитивным содержанием, приходит еще более компактное и емкое выражение, порожденное уже не интуицией и поэтическим воображением, но трезвым разумом; оно отражает некий принцип, развитие философской мысли или логический ход и несет в себе определенный вывод, сформулированный в нескольких словах, иногда в одном-двух, это - кратчайшая окончательная формула, иногда даже загадочная из-за своей чрезмерно сконцентрированной полноты. Эти сутры^* или афоризмы стали основой для рациональных комментариев, которые развивались на базе метафизического и логического методов, и все это, включая значительное количество интерпретаций, сперва составляло лишь серии афористических формул. В них говорилось исключительно о первоначальной и конечной истине и о пути духовного освобождения - мокше.

^* (Сутра - афористическое высказывание, содержащее философское положение, а также совокупность отдельных сутр,которые, но существу, представляли философские трактаты, жанр древнеиндийской философской и научной литературы.)

Напротив, мыслителей и составителей законов интересовала повседневная практическая деятельность человека. Рассматривая обычную жизнь отдельного человека или общины и мир человеческих желаний, стремлений, интересов, установленных правил и обычаев, они пытались интерпретировать и формулировать их так же полно и безоговорочно и, в то же время, связать их с господствующими формами и идеями национальной культуры, увековечивая, таким образом, созданную по законам разума социальную систему с тем, чтобы обеспечить необходимые условия для эволюции жизни от земных побуждений рассудка к высоким движениям души. Главенствующая идея заключалась в том, что человеческие интересы и желания должны регламентироваться социальным и этическим законом, дхармой, так чтобы стать приуготовлением к духовному существованию, а все жизненно важные, экономические, эстетические, гедонистические, интеллектуальные и прочие потребности могут быть удовлетворены в свое время и в соответствии с этим законом, который управляет всей природой. Мы находим зачатки афористического метода в ведических грихья-сутрах^*, а позже, в дхарма-шастрах^**, он становится широко распространенным; первые довольствуются краткими указаниями на простые и наиболее существенные социально-религиозные принципы и практику их применения, вторые уже пытаются охватить всю жизнь индивида, класса, народа. Сам характер этой попытки, скрупулезный и целеустремленный - замечательное свидетельство весьма развитого интеллектуального, эстетического и этического сознания, а также высокого уровня цивилизации и культуры. Нет сомнения, что по уму, пониманию и творческим потенциям индийцы не уступают ни одному древнему или современному народу; очевидны также серьезность, полная ясность и благородство концепций, что всегда (по крайней мере, при правильном представлении о культуре) способствует гибкому соотношению между наукой и знаниями, хорошо проверенными па практике, и здоровой возможностью смело экспериментировать - что отличает современное человечество. Как бы то ни было, сознание варвара не могло быть настолько обращено к идее организации подобающего порядка в обществе, управления этим обществом, а также к цели достижения в конце жизни духовного совершенства и освобождения.

^* (Грихья-сутры - вид канонической литературы брахманизма, произведения, трактующие обряды, связанные с семейной жизнью - рождение, инициация, свадьба, смерть и т. д.)

^** (Дхарма-шастры - тексты памятников, трактующих о светском и религиозном законе.)

Чисто литературные произведения того периода представлены двумя эпическими творениями: "Махабхаратой", вобравшей в себя большую часть поэтического творчества индийской мысли за несколько веков, и "Рамаяной". Две эти поэмы эпичны по своему содержанию и духу, однако они не похожи ни на какие другие эпосы мира, будучи исключительно своеобразными и принципиально отличными. И дело не только в том, что, хотя в них запечатлена ранняя героическая история народа и процесс преобразования элементов примитивного общества, их форма создана в период высокого развития интеллектуальной, этической и социальной культуры, ее обогатила вполне зрелая мысль, возвысило исключительное благородство и утонченность этики,- таким образом, эти поэмы совершенно отличаются от примитивных форм эдды и саги; они превосходят по широте взглядов и содержания, по возвышенности мотивов - я сейчас не говорю о художественных качествах и поэтическом совершенстве - гомеровские поэмы, неся в то же время дыхание раннего утра человечества, устремленную вперед энергию, свежесть, величие и пульс жизни, простоту силы и красоту, что делает их непохожими на тщательно отработанные литературные шедевры Вергилия или Мильтона, Фирдоуси или Калидасы. Такое своеобразное смешение природного ощущения молодой, героической, стремительной, яростной силы жизни с этическим, интеллектуальным и даже философским сознанием высокого уровня развития и активности - поистине замечательная черта; эти поэмы есть глас юности народа, но юности не просто свежей, красивой и жизнерадостной, но также великой, сложившейся, мудрой и благородной. Это отличие, однако, связано с национальным характером народа; есть и другое, гораздо более значительное, различие - в концепции, функции и структуре.

Одним из элементов старого ведического образования было знание великой традиции, итихаса^*; именно это слово использовали древние критики, отличая "Махабхарату" и "Рамаяну" от поздних литературных эпосов. Итихаса была древней исторической или легендарной традицией, художественно воплощенной в важнейшие мифы или сказания, несущие некое духовное, либо религиозное, либо этическое значение и, таким образом, формирующие сознание людей. В этом смысле "Махабхарата" и "Рамаяна" являются итихасой широкого масштаба и многоцелевого назначения. Авторы этих великих стихотворных произведений и поэты, делавшие к ним свои добавления, вовсе не стремились лишь поведать древнее сказание прекрасным и возвышенным языком поэзии либо приукрасить поэму, исполненную глубокого смысла, хотя они делали и то и другое с большим успехом; они писали, ощущая себя архитекторами и скульпторами жизни, творцами-создателями, формовщиками замечательных образцов национальной мысли и религии, этики и культуры. Обращение прежде всего к жизни, широкий взгляд на религию и общественное устройство как на насущную необходимость, напряженность философской мысли прослеживаются в каждой строке этих поэм; вся древняя индийская культура воплощена в них, постигнутая разумом и живым воображением. "Махабхарату" называли пятой Ведой; считалось, что оба произведения - не просто великие поэмы, но дхарма-шастры, собрания религиозных, этических, социальных и политических учений; их влияние на сознание и жизнь людей было столь велико, что иногда эти книги считают Библией индийского народа. Такая аналогия не совсем верна, поскольку в "Библию индийского народа" входят также Веды, Упанишады, пураны, тантры и дхарма-шастры, не говоря уже о массе религиозных поэм на региональных языках. Цель этой литературы состояла в популяризации высоких философских, этических идей и претворении их в художественных произведениях, в том, чтобы ярко и впечатляюще, в поэтической форме, используя персонажи известных личностей, ставших для людей неизбывной памятью и лучшими представителями нации, воплотить все то прекрасное, что рождалось в душе и сознании, все истинно жизненное, все отвечающее творческому воображению и идеалам или характерное для социальной, этической, политической и религиозной жизни Индии. Все это, сведенное воедино и воплощенное в поэтических произведениях с большим художественным мастерством и силой, отвечало полулегендарной и полуисторической традиции, воспринимаемой, однако, народом как глубочайшая правда и как составная часть религии. Созданные таким образом "Махабхарата" и "Рамаяна" - на санскрите ли, или переведенные на региональные языки, или доносимые до масс через катхаков - чтецов, рассказчиков,- стали и остаются до сих пор одним из главных средств массового образования и культурного просвещения; они формировали мысли, характеры, эстетическое и религиозное сознание людей, привнося даже в умы неграмотных толику философских, этических, социальных и политических идей, эстетических эмоций, поэзии, литературы и романтики. То, что для образованных людей заключалось в Ведах и Упанишадах, закованное в отточенные философские афоризмы или изречения, либо входило в дхарма-шастры и "Артхашастру", здесь представало в виде живых образов, знакомого сказания или легенды на фоне жизни и поэтому становилось близким и понятным и легко воспринимав лось через поэтическое слово, воздействуя одновременно и на душу, и на воображение, и на ум.

^* (Итихаса (букв, "всякое произведение о прошлом") - специально применяется к великим древним эпопеям - "Махабха- рате" и "Рамаяне".)

"Махабхарата" не есть всего лишь история Бхаратов, повествование о давно минувших событиях, оставшихся в памяти народа, она гораздо шире: это эпическая поэма души, религиозного и этического сознания, социальных и политических идеалов, всей культурной жизни в Индии. Что есть в Индии, то есть и в "Махабхарате" - это популярное высказывание в известной степени верно. "Махабхарата" есть творение и выражение не отдельного, индивидуального сознания, но сознания национального, это поэма о себе, написанная всем народом. Напрасным было бы применять к ней требования по канонам поэтического искусства, возможные при рассмотрении эпической поэмы с меньшими, ограниченными целями; искусство высшего, более осознанного порядка пронизывает и ее детали и всю структуру. Композиция поэмы подобна громадному национальному храму, грандиозный и сложный архитектурный замысел которого постепенно раскрывается при переходе из зала в зал, украшенный скульптурными группами, исполненными глубокого значения, и испещренный надписями, покрытый изображениями богоподобных людей, в которых человеческое доведено почти до сверхчеловеческого, послушного, однако, стремлениям, идеям и чувствам человека; здесь реальное постоянно возвышается идеальным; жизнь мира отражена во всей ее полноте, но подчинена осознанному влиянию и присутствию сил мира горнего, и все это объединено целостной идеей, последовательно развиваемой на протяжении всего поэтического сказания. Как и следует в эпическом повествовании, главное внимание в поэме уделяется развитию действия, которое с самого начала отличает размах, буйность и дерзость, впечатляющая эффектность в деталях, но при этом естественность и эпическое величие. Как ни занимательно по содержанию и живо по манере изложения это произведение, оно, в то же время, есть нечто большее - это сказание, преисполненное великого смысла, итихаса, представленная главными идеями и идеалами индийской жизни и культуры.

Основной мотив поэмы - индийская идея дхармы. Здесь ведическая концепция борения двух начал - правды, света и единства с силами тьмы, разделения и лжи - вынесена из сферы духовной, религиозной, внутренней в сферу внешнюю, интеллектуальную, этическую, жизненную. В сюжете повествования это выражено двояко: в форме личной и политической борьбы. Личная борьба представляет собой конфликт между яркими, типическими персоналиями, воплотившими в себе величайшие этические идеалы индийской дхармы, и силами, являющими эгоизм и самоволие асуров^* и неверное пользование дхармой; политическая - отражает кульминацию личной борьбы, межнациональную схватку, заканчивающуюся установлением нового правления, истины и правопорядка, царства (или, скорее, империи) дхармы, объединяющего враждующие народы; в этом царстве нет места амбициозным притязаниям властителей и аристократических кланов, там царит спокойствие, мир, справедливость и гуманность. Это - все та же старая борьба дэвов с асурами^**, богов с титанами, но представленная как конфликты человеческой жизни.

^* (Асуры - персонажи древнеиндийской мифологии; старшие братья и соперники дэвов-богов.)

^** (Борьба дэвов с асурами.- Причиной неистребимой вражды между дэвами и асурами явился спор за право обладать сосудом с напитком бессмертия - амритой, извлеченным во время пахтанья из Молочного океана.)

Развитие этой двойной формы, показ жизни нации сперва в качестве фона для личных перипетий героев, а затем выход на первый план судеб государств, армий и народов, показывает высокий уровень развития художественно-поэтической архитектоники, совпадающей с канонами индийской архитектуры, а также свидетельствует в целом о мастерстве и тонком поэтическом видении. Мы наблюдаем способность обозреть зараз огромные пространства и в то же время заполнить его множеством подробных, ярких, живых и полных смысла деталей. В рамки повествования вводятся элементы иных рассказов, легенд, эпизодов, большинство из которых имеют важное значение и соответствуют методу итихасы; встречается удивительно много философских, религиозных, этических, социальных и политических идей, иногда провозглашенных прямо, иногда - воплощенных в какую-либо притчу или легенду. Постоянно вводятся умозаключения Упанишад и великих философских систем, обретающих порой новое развитие, как в "Гите"; религиозный миф, сказание, философская идея, учение становятся частью сюжета; этические идеалы народа выражены в виде рассказа или эпизода, либо включены в общую ткань повествования; точно так же, ясно и живо изложены или объяснены политические и социальные идеалы и установления; не упущена также эстетическая и другие стороны жизни человека. Все это мастерски и органично переплетено в огромном эпическом повествовании. Определенные противоречия, неизбежные в столь сложном и объемном произведении, созданном множеством поэтов разных творческих возможностей, вписываются в общее грандиозное настроение и скорее дополняют, чем портят впечатление. В целом - это уникальное по воздействию и полноте поэтическое выражение души, мысли и жизни народа.

"Рамаяна" - столь же значительное творение, как и "Махабхарата", она отличается лишь большей простотой композиции, утонченностью в выражении чувств и яркостью поэтических красок. Основная сюжетная линия поэмы, несмотря на все добавления, создана одной рукой; очевидна ее меньшая сложность и явное единство структуры. Здесь меньше философии и больше чистой поэзии, автор больше художник, чем зодчий. Повествование цельно от начала и до конца, оно не отклоняется от основного хода событий. Одновременно очевидна та же широта видения, тот же размах эпического обобщения в концепциях и богатство деталей. Мощь структуры, надежность конструкции и метод построения в "Махабхарате" напоминают искусство индийских зодчих; величие и четкость контуров, богатство красок и декоративность "Рамаяны" соотносимы, скорее, с духом и стилем индийской живописи. Эпический поэт здесь также берет за основу итихасу,- старинное сказание или легенду, связанную с одной из древних индийских династий, и насыщает ее всевозможными деталями фольклорного и мифологического характера, однако возвышая до эпического уровня, отвечающего целям и значимости повествования. Изображается здесь то же, что и в "Махабхарате",- столкновение божественных и титанических сил в земной жизни,- но в формах чисто идеальных, в откровенно сверхъестественных измерениях, когда и доброе, и злое в человеческих характерах преувеличивается до фантастических размеров. С одной стороны перед нами предстает идеальное мужество, божественная красота добродетели и этического порядка, цивилизация, опирающаяся на дхарму и претворяющая в жизнь моральный идеал, который заключается в едином неудержимом стремлении к красоте и гармонии; с другой стороны - дикие, анархические и почти аморфные силы сверхчеловеческого эгоизма, своеволия и торжествующего насилия. Две идеи, две силы разума, воплощенные в конкретных персонажах, вовлекаются в конфликт, заканчивающийся решающей победой божественного человека над ракшасом^*. Любые полутона, малейшее усложнение образов, способные уменьшить кристальную чистоту идеи, идеализацию персонажей или окраску их характеров, допускаются ровно настолько, чтобы "очеловечить" действующие лица. Поэт выявляет те гигантские силы, что движут нашими жизнями; он разворачивает действие на величественной эпической сцене - в огромных городах, среди гор и в океане, в лесах и пустынях; и вся эта бескрайность дается с тем, чтобы мы представили мир как подмостки, где играется его поэзия, а сюжет раскрыл бы все божественные и титанические возможности человека, проявленные в деяниях нескольких положительных либо отрицательных персонажей. Этическая и эстетическая стороны сознания Индии слились здесь в гармоническое единство и достигли беспримерной, чистой красоты и широты самовыражения. По представлению индийца, "Рамаяна" воплотила в себе высшие и ценнейшие идеалы человеческого характера, сделала близкими понятия силы и отваги, великодушия, праведности, верности и самопожертвования, преподнеся их в эмоционально и эстетически привлекательном виде. Она освободила мораль, с одной стороны, от чрезмерной строгости, с другой - от излишней доступности; придала налет божественности повседневной жизни, супружеским, сыновним и родительским чувствам, обязанностям принца и суверена и преданности сподвижников и вассалов, величественности значительного, истинности и достоинству простого,- и все это высвечивало идеальную сущность вещей, придавая им особую значимость и этическую красоту. Трудно переоценить вклад труда Вальмики в формирование культурного сознания Индии: он дал ему для почитания и подражаний образы Рамы и Ситы, описанные столь искусно и жизненно, что они надолго стали объектами поклонения, Ханумана, Лакшмана, Бхарата - живых воплощений нравственных идеалов; он изобразил многое из того лучшего и привлекательного, что есть в национальном характере; он пробудил и закрепил в душах красоту и утонченность, сочетающуюся с твердостью, мягкость и гуманность, что много ценнее формальной добродетельности и праведного образа жизни.

^* (Ракшасы - демонические персонажи индийской мифологии, нарушают жертвоприношения, питаются человечиной, способны менять облик, враждебны к людым, особенно сильны ночью и в сумерки.)

Художественный стиль "Махабхараты" и "Рамаяны" не уступает по значительности их содержанию. Стихотворная форма, в которой они написаны, отличается эпическим благородством, классической простотой и точностью богатых выразительных средств, однако лишена избыточной красочности; живой, яркий, гибкий стих остается верен торжественному ритму. И все же в языковой тональности поэм имеются различия. Для "Махабхараты" характерен почти аскетически мужественный стиль изложения, ясность смысла, законченность оборотов, строгая простота и точность, редкостная счастливая неприкрашенность; такой стиль присущ зрелому и живому поэтическому уму, обладающему большой жизненной силой, лаконичному в высказываниях благодаря своей прямодушной искренности; кроме нескольких отрывков и эпизодов, это - сжатая речь без риторики, ее можно уподобить стройному, сильному телу обнаженного бегуна, чистому и здоровому, без излишеств плоти и чрезмерности мускулатуры, быстрому и неутомимому в движении. Безусловно, в этой обширной поэме есть кое-что второстепенное, но практически ничто не опускается ниже указанного уровня. Повествование в "Рамаяне" привлекает красотой и силой, ясностью, задушевностью и изяществом; мы находим во фразах не только поэтическую правдивость и эпическую мощь, но постоянно ощущаем в них присутствие идеи, эмоции, объекта: в сдержанной силе мощного дыхания поэмы содержится идеальное чувство меры. Оба произведения отличает возвышенность поэтического духа и вдохновенная работа ума; непосредственно интуитивное сознание Вед и Упанишад оказалось скрыто пеленой интеллектуального и эмоционального воображения.

Таковы особенности этих эпосов, качества, сделавшие их бессмертными, почитаемыми наравне с другими величайшими литературными и культурными сокровищами Индии, давшие им непреходящую власть над сознанием людей. За исключением малозначимых неточностей и расхождений, какие мы находим во всех произведениях подобного рода, создававшихся на протяжении нескольких веков, все нападки западных критиков можно объяснить различиями в образе мышления и эстетике. Широта изображения и скрупулезность в описаниях деталей скучноваты и трудновоспринимаемы для человека западного склада ума, привыкшего к меньшим масштабам видения, человека с быстро гаснущим воображением, живущего ускоренным темпом, однако они полностью подходят характерному для индийского сознания широкому видению и интересу к мельчайшим обстоятельствам, возникающим из привычки все представлять себе в космических масштабах, а также из богатого воображения и действенного опыта. Другое различие состоит в том, что восточное сознание воспринимает земную жизнь не только реально существующей, какой она представляется рассудку, но постоянно соотносит ее с тем, что стоит за ней; в действия людей здесь вмешиваются, на них оказывают влияние великие силы - дэвы, асуры, ракшасы - а великие героические личности есть разновидность воплощений этих космических персонажей и сил. Мнение о том, что индивид в таком случае теряет свою индивидуальность и превращается в игрушку вне-персональных сил, неверно ни в принципе, ни применительно к созданным воображением литературным героям, поскольку мы видим, что благодаря этому они лишь обретают величие и силу, что вне-персональнсть возвышает и облагораживает эти образы. Та же концепция существования в земной жизни некой большей реальности породила переплетение земного и сверхъестественного не в воображении, а абсолютно искренне воспринимаемого как нечто естественное, и критики - поборники реальности с совершенно неоправданным пылом обрушиваются именно на существенные проявления этой "большей" реальности, к примеру: силы, обретенные тапасья, использование божественного оружия, потусторонние воздействия и влияния. Точно так же неуместны жалобы на преувеличения, поскольку все действия совершаются людьми, поднятыми над обычным человеческим уровнем,- ведь мы можем требовать лишь, чтобы пропорции соответствовали той жизненной правде, которая существует в воображении поэта, и не можем настаивать на искусственной верности обычным меркам, что в данном случае было бы неверно и неоправдано. Упреки в безжизненности образов эпических героев и отсутствии в них индивидуальности также беспочвенны: для индийского сознания Рама и Сита, Арджуна и Юдхиштхира, Бхишма, Дурьодхана и Карна - реальные живые люди. Только главное внимание здесь, как и в индийской живописи, уделяется не внешним проявлениям характера - это вторично и используется лишь для общего представления,- а жизни души и внутренним качествам, изображенным с такой живостью, силой и чистотой, какие только возможны. Идеальные образы Рамы и Ситы не есть глупая и скучная выдумка; они полностью соответствуют правде идеальной жизни, тому величию, которого человек может достигнуть и достигает, когда внемлет голосу души, и то, что в их характерах так мало ничтожности, присущей человеческой натуре, не может рассматриваться как серьезное упущение.

Таким образом, эти эпосы не являются всего лишь собраниями образцов фольклора, как иногда неверно заявляют, они есть высшее художественное отображение глубинной значимости жизни, живое представление зрелого и благородного мышления, развитого этического и эстетического сознания, высоких социальных и политических идеалов, одухотворенный образ великой культуры. Столь же многообразно изображающие жизнь, но более глубокие по мысли и содержанию, нежели греческие эпосы; так же свидетельствующие о зрелости культуры, но более жизнеспособные и полные сил, чем латинские поэмы, индийские эпосы были предназначены для отправления более важной: и широкой национальной и культурной функции; то, что их восприняли и впитали в себя как высшие, так и низшие слои общества, как просвещенная верхушка, так и массы, то, что на протяжении двадцати веков они формировали жизнь всей нации,- само по себе является ярчайшим из возможных доказательств величия и красоты древнеиндийской культуры.