Прекрасное и литература (Перевод с бенгальского И. Товстых)

В статьях "Прекрасное" и "Сравнительное изучение литературы" мои рассуждения не отличались достаточной стройностью и вызвали множество возражений. Чтобы защитить высказанное ранее, я попытаюсь яснее выразить свою основную мысль.

Если о каком-либо явлении в мире известно лишь то, что оно существует, но мы не знаем ни причины его возникновения, ни его протяженности во времени, ни связи его с другими явлениями,- это значит, что данное явление еще не до конца познано нами, так же как не воспринята сердцем истина, о которой я знаю лишь, что она существует, но которая не приносит мне радости. Нами не познаны до конца многие явления в нашем огромном мире, даже те из них, которые относятся к области Прекрасного.

Всеобъемлемость моих взглядов зависит от того, в какой степени окружающий мир познан моим разумом и воспринят сердцем. Чем меньше мир познан мною, тем я ничтожнее. Следовательно, мой интеллект и все мои душевные силы устремлены к тому, чтобы одержать верх над окружающим миром, подчинить его себе. Так наше бытие обогащается истинными знаниями, и мы обретаем силу.

В чем же смысл нашего представления о Прекрасном? Только ли в том, чтобы, выделив какую-то часть истины, назвать ее прекрасной и только ее принимать, отвергая все остальное, как бесцветное и достойное лишь презрения? Подобное восприятие Прекрасного было бы лишь помехой нашему духовному развитию, оно не дало бы нам сердцем постичь до конца всю истину. Словно горы Виндхья^*, оно поделило бы истину на прекрасную Арьяварту^** и не прекрасную Южную Индию, стало бы препятствием на пути к их объединению. Я пытался доказать, что не в этом смысл восприятия Прекрасного. Как познание должно сделать все истины достоянием нашего интеллекта, так и восприятие Прекрасного должно превратить для нас истину в источник радости. Все в мире истинно, следовательно, все - объект нашего познания, все - прекрасно, и потому все - объект нашей радости.

^* (Виндхья - горный хребет, отделяющий Северную Индию от Южной.)

^** (Арьяварта (букв, "земля ариев") - местность между Гималаями и горами Виндхья.)

Роза кажется мне прекрасной потому же, почему кажется прекрасной всему миру. Мир полон красоты, и она неуловима; центробежная сила Прекрасного направляет ее во все стороны бытия тысячами потоков бесконечного многообразия; а ее центростремительные силы способствуют единению стихийной радости этого многообразия. Синтез и анализ - две стороны одного процесса, в ритме которого рождается Прекрасное; Прекрасное раскрывает себя в вечной игре освобождения и притяжения. Подбрасывая и ловя на лету шары, жонглер показывает чудеса красоты и ловкости. Но если мы увидим шар лишь в какое-то одно мгновение, неважно, будет это в момент его взлета вверх или в момент падения, у нас не создастся цельного впечатления и мы не испытаем чувства полной радости. От того, в какой мере дано нам увидеть игру радости в мире, зависит степень нашего понимания добра и зла, горя и счастья, жизни и смерти; сменяя друг друга, они создают ритм песни вселенной. Этот ритм един, как едина красота.

Результатом восприятия должно быть умение видеть Прекрасное во всей его целостности. Чем ближе человек к такому видению, тем выше его способность ощущать радость от общения с миром. И то, что раньше казалось ему бессмысленным, постепенно наполняется глубоким смыслом, к чему он был равнодушен, становится частью его самого, и он испытывает огромное удовлетворение, когда находит в великом целом истинное место тому, что прежде считал враждебным себе. Видение Прекрасного во всех его проявлениях и процесс познания мира посредством радости запечатлены в литературе.

Однако, и это совершенно очевидно, мы часто рассматриваем Прекрасное в отрыве от всемирной истины. Одни в Европе призывают поклоняться Прекрасному, другие, воинственно размахивая знаменами, заявляют, что постижение Прекрасного требует героических усилий. Есть и такие, что, ринувшись в бой, пытаются привлечь на свою сторону самого всевышнего.

Вряд ли стоит говорить о том, что далеко не все отрывают Прекрасное от окружающей действительности и в погоне за ним попирают все остальное в мире.

Впрочем, далеко не уйдешь, если, подобно джайнам, оглядываться на каждом шагу, стараясь не причинить вреда ни Прекрасному, ни Безобразному.

Люди утонченные, с сильно развитым чувством Прекрасного, презирают всех тех, кто не отличается изысканностью вкуса, и называют их простонародьем. А те в смущении мирятся с этим.

В европейской литературе мы находим попытки во имя Прекрасного отмести все, что обыденно, естественно и незначительно, как банальность.

Мне особенно запомнилось, хотя и прошло много лет, произведение крупного писателя, которое я читал в переводе с французского на английский язык. Поэт Суинберн назвал это произведение "Заповедь красоты".

В нем рассказывается о мужчине и женщине, поклявшихся всю свою жизнь посвятить поискам идеального человека. В этой книге, написанной с поразительным художественным мастерством, проявилось стремление к недостижимому, к Прекрасному в его совершенной форме, к тому Прекрасному, которое, избегая всего будничного и обыкновенного, всякий раз попирает обыденность жизни большинства людей.

Мне кажется, никогда не читал я более жестокой книги. И если стремление к Прекрасному отвращает душу человека от мира, нарушая гармонию человеческих желаний с окружающей действительностью и все обыденное вынуждает считать ничтожным, а над тем, что приносит пользу, насмехается, тогда оно воистину презренно. Ведь это все равно что, делая вино, думать лишь о его крепости, забывая об аромате и вкусе винограда. Прекрасное не имеет касты, оно во всем и везде. Своим светом оно озаряет нам вечность в нашей мгновенности, открывает чудо в нашей обыденности, заставляет звучать песнь мира в наших душах и помогает глубже постичь истину. Однажды под вечер в месяце фальгун^* я шел самой обыкновенной проселочной дорогой, и вдруг аромат горчичных нив открыл мне то, чего я прежде не замечал: надолго запечатлелись в моем сердце извилистая дорога, берег пруда, сгущающиеся сумерки. Мы не просто зрим само Прекрасное, а сквозь его призму видим весь мир: нежная мелодия красоты звучит в воде, на суше, в небе - во всем бытии.

^* (Фалъгун, - месяц индийского календаря от середины февраля до середины марта.)

Великие писатели считают своим долгом воспевать действительность. Благодаря совершенству их языка и стиля, их поэзии мы словно бы прозрели и увидели многое, прежде нам недоступное. Как правило, привычное кажется обыкновенным, но стоит писателю осветить его своим художественным мастерством, и мы вдруг начинаем понимать,- что оно необычно. Его красота и ценность выявляются в прекрасном обрамлении; но нечто хорошо знакомое, озаренное светом литературы, кажется нам новым, поэтому и известное и неизвестное мы воспринимаем как нечто удивительное и необыкновенное.

Человек изуродованный как бы отринут от всего Прекрасного, Прекрасное лишь подчеркивает его уродство. Отделите голову от туловища, и она перестанет служить ему украшением. Отвергая обыкновенное, мы тем самым противопоставляем ему Прекрасное, которое, таким образом, становится врагом истины и порождает отвращение к обычному. И тут уж обычное и в самом деле как бы пренебрегает истинными законами природы. Попытка обособить любое явление, будь то дхарма или красота, ведет к уничтожению его своеобразия. Если, желая обуздать реку, запрудить ее, она перестанет быть рекой и превратится в пруд.

Многие видят в Прекрасном лишь источник чувственности и страстей, с их точки зрения красота опасна и гибельна - ведь погибла же из-за красоты золотая столица Ланки^*.

^* (Ланка - город на острове Цейлон, по преданию, спаленный царем обезьян Хануманом во время знаменитого похода за освобождение Ситы ("Рамаяна").)

Но разве есть в мире место, где бы милостью всевышнего мы были ограждены от опасностей? Они таятся во всех четырех стихиях: воде, земле, огне и воздухе. Именно опасность часто заставляет нас познать истинную сущность явления, по-настоящему его изучить.

Мне могут возразить, что вода, земля, огонь и воздух необходимы человеку, без них он не сможет просуществовать и мгновения, потому, несмотря на опасность, их следует всесторонне изучать, но совсем не обязательно чувствовать их красоту и наслаждаться ею. Ведь красота опасна и ниспослана нам всевышним как испытание. Ее надо остерегаться - иначе беда!

Но позвольте! Просто невыносимо слушать все эти лживые рассуждения о том, что создатель - наш экзаменатор, а мир - экзаменационная зала.

Не сравнивайте мир всевышнего - эту сокровищницу знаний - с нашими университетами-подражаниями! Там не проводят испытаний - в них нет никакой нужды! Там учатся, там идет процесс развития. И чем выше способность человека к восприятию Прекрасного, тем быстрее развитие. Если же из страха перед опасностями свернуть с этого пути, ничего хорошего не получится.

О том, что я понимаю под развитием, я уже писал. Развитие частного зависит от того, насколько тесно оно связано с общим. Если же говорить, что небесный владыка Индра послал Прекрасное в бренный мир лишь для того, чтобы затруднить нам постижение такой связи, то лучше всего закрыть глаза на этот божественный обман и поклоняться ему издали.

Что до меня, то я полностью доверяю Индре^*. И мне трудно примириться с тем, что нужно отвергать его посланцев. Я твердо верю, что чувство Прекрасного ниспослано нам, чтобы соединить нашу душу в прочном и верном союзе с истиной, союзе, скрепленном не необходимостью, а радостью. Стоит голубому небу опустить свой солнечный покров на зеленую землю, как эта картина завладевает нашим сердцем и мы с чувством восклицаем: "Что за красота!" Когда весной наш взор случайно привлекут к себе листья, юные и нежные, будто пальцы лесных богинь, душа наполняется восторгом.

^* (Индра - царь богов, бог бури.)

Однако в силу присущего нам чувства Прекрасного мы воспринимаем только часть истины, сердце наше отвергает остальное, и я часто задумываюсь над тем, как устранить эту позорную несправедливость.

Способны ли мы познать данным нам разумом все истины мира? Используем ли мы в своем труде всю его энергию? Нет, мир нами познан лишь частично; и лишь незначительную долю запасов мировой энергии мы используем в своем труде, большая же их часть - не в нашей власти. Впрочем, не так уж это страшно! Потому что наш разум мало-помалу стирает грань между познанным и непознанным. Постепенно все истины становятся подвластными нашему разуму, а окружающий нас мир превращается в мир нашей души, наших знаний.

День ото дня овладеваем мы энергией мира, и все чаще используем в своей всеобъемлющей деятельности электричество, энергию воды, огня и ветра. А наше чувство Прекрасного исподволь превращает весь мир в мир нашей радости - в этом и заключается процесс развития. Силой разума, обогащенного знаниями, мы сможем объять весь мир, трудом подчиним его себе, а чувство Прекрасного поможет нам сделать его миром нашей радости - в этом смысл человеческого существования. Быть человеком - значит покорить мир знаниями, трудом и радостью.

Однако завоевать мир можно лишь путем борьбы познанного с непознанным, развитие без противоречий немыслимо - таков закон созидания. Развитие и есть единство двух противоборствующих сил.

Теперь вспомним о науке. Некогда человек находился на такой ступени развития, что не видел разницы между деревом, камнем, человеком, облаком, луной, рекой и горой, он не делил предметы на одушевленные и неодушевленные. Все, казалось ему, подчинено одному закону. С развитием мышления человек осознавал разницу между живой и неживой природой.

Так из тождественности впервые родились противоположности. Без этого человек никогда бы не распознал подлинных признаков жизни. И чем вернее постигал он эти признаки, тем меньше видел различия между живым и неживым. Разница между животным и растительным миром начала стираться, и теперь уже трудно определить, где кончается один мир и начинается другой. Ныне же в минералах, считавшихся неживой природой, ученые находят признаки жизни. С помощью аналитического мышления люди выделили живое, но в процессе познания это различие со временем исчезнет. Так из тождества рождается противоположность, а из противоположностей - единство, и когда-нибудь ученые вместе с мудрецами Упанишад провозгласят: "Жизнь во всем и везде".

Но в Упанишадах сказано, что жизнь присуща всему в той же мере, в какой присуща радость. Разделение на Прекрасное и Непрекрасное, несомненно, появилось на пути к постижению единого лика радости мира. Иначе оказалось бы невозможным познать Прекрасное.

Воспринимая Прекрасное, мы ощущаем его исключительность, которая ошеломляет нас. Таким образом, исключительность - главное оружие Прекрасного. Красивый цвет, изящество форм, как бы прорвавшись сквозь пелену серости, взывают к нам. А музыка своей взволнованностью стремится нанести поражение самому небу.

С развитием чувства Прекрасного, Прекрасное утратит для нас свою исключительность, и мы будем воспринимать его в совокупности со всем остальным; оно будет привлекать нас к себе, а не ошеломлять, и его гармоничность станет для нас источником радости.

Итак, мы выделяем Прекрасное, чтобы вновь воссоединить его с тем, из чего выделили, это единственный путь познания Прекрасного.

Невозможно выявить закономерность явления, рассматривая его вне связи с окружающим. Дым тянется к небу, а камень падает на землю, пробка плавает в воде, а железо тонет - и все же мы не считаем, что это противоречит закону земного притяжения.

Чтобы познание наше было безошибочным, а радость ничем не омраченной, мы должны уберечь их от дробления и рассматривать во взаимосвязи с целым. Наука остановится в своем развитии, если любое воспринятое нами явление сразу же считать истиной. Точно так же мы отдалимся от подлинного понимания радости, если все, что нам приятно, будем считать Прекрасным. Как наше восприятие становится истинным после тщательной проверки, так и радость наша становится подлинной лишь в единстве со всем миром.

Сколь бы счастливым ни чувствовал себя пьяница от вина, он далек от истинного счастья, потому что для него это счастье, для других - горе; сегодня - это счастье, завтра - несчастье. Подобное счастье противоречит его внутренней природе, губит Прекрасное, разрушает радость.

Через противоречия, через горе и счастье человек познает сущность Прекрасного и радости, всесторонне проверяя ее истиной. Где же накапливаются знания? Из века в век усилиями многих людей сокровищница науки пополняется знаниями о мире; благодаря этому можно сопоставить наблюдения одного человека с наблюдениями другого, знания данного века - со знаниями прошлого. Без этого наука не развивалась бы. Так и литература отражает процесс постижения Прекрасного и радости в разные эпохи и в разных странах. В ней запечатлено, как обретало человеческое сердце власть над истиной, как понятие счастья перестали относить лишь к сфере чувственных ощущений. Постепенно оно завладело умом и сердцем человека, стало частью его религиозных представлений, сделало малое - великим, а горе - радостью. Успеха достигают лишь те исследователи, которые изучают литературу прежде всего с этой точки зрения и стремятся понять, что именно люди воспринимают сердцем, как это обогащает их и как истина становится для человека источником счастья и радости.

Мы познаем человека не по тому, что он знает, а по тому, чему он радуется. Именно это представляет для нас интерес. Когда мы узнаем, что кто-то во имя правды готов на изгнание, в нашем сердце словно сияет ореол радости, окружающий подобного героя.

Эта радость столь огромна, что поглощает чувство горечи, вызванное изгнанием. Так чувство горечи превращается в источник беспредельной радости. Тот же, для кого радость заключена в деньгах, легко мирится и с ложью, и с позором; он и на службе без зазрения совести будет творить несправедливость; но сколько бы такой человек ни выдержал экзаменов, какие бы ни одолел науки, ему никогда не узнать, сколь велико могущество радости, чтобы его не могли прельстить никакие царские почести. Будде было ведомо такое безграничное чувство радости. Видя перед собой подобный пример, каждый человек осознает беспредельность радости, даруемой истинной человечностью, открывает в ближних богатые душевные качества, свойственные ему самому, видит в других свое отчетливое отражение. Постигая радость на примере жизни великого человека, мы постигаем и самих себя.

Человек, запечатлевший в литературе собственное ощущение радости, лишь выявляет все вечное и лучшее в нем.

Можно легко опровергнуть мои выводы с помощью самых ничтожных примеров, взятых из литературы, и я окажусь в довольно затруднительном положении, если от меня потребуют объяснить все, что получило хоть малейшее отражение в ней. Однако любое важное деяние таит в себе сотни противоречий. В литературе человек выражает себя в великом, в своем проявлении радости он идет от частного к целому. Бывают, разумеется, исключения и отступления, но в основном это абсолютно верно.

Мы должны всегда помнить о том, что литература приносит нам двоякую радость: она представляет нам истину в художественной форме и доводит эту истину до нашего сознания. Даже если нам скажут, какова в футах высота Гималаев, сколько снега на его вершинах, где и какая там растительность, мы все равно не сумеем представить их себе со всей ясностью. Человека же, который несколькими словами нарисует нам картину Гималаев, мы назовем поэтом. Да что там Гималаи! Мы испытываем радость, если перед нашим внутренним взором предстает картина заросшего лилиями пруда. Подобный пруд мы видели не раз, но через посредство языка воспринимаем его совершенно по- новому. Становясь седьмым чувством, речь может показать нам любую вещь, которую мы прежде воспринимали зрением, в совсем ином свете, чем вызовет в нашей душе не изведанные дотоле эмоции. Будто дополнительный орган наших чувств, язык помогает нам по-новому увидеть мир. Обладает он и еще одной особенностью: только человек владеет языком и во многом он творение человеческого разума.

Явление само по себе может и не привлечь нашего внимания, но язык окрашивает его человеческими эмоциями, и оно становится нам родным. С помощью языка вселенная проходит сквозь чистилище сердца и словно бы приближается к нам.

Более того, воссоздавая картину действительности, язык отбрасывает все несущественное и приемлет лишь то, что способствует ее завершенности. Благодаря этому наше эмоциональное восприятие не распыляется, и никакие излишества не нарушают его целостности. А то, что воспринято чувством, глубже западает в душу.

В образе Бханру Дотто из "Песни о богине Чанди" Мукундорама Кобиконкона^* не запечатлено никаких достоинств, свойственных человеческой натуре; подобных людей, корыстных, ловких, назойливых, мы встречаем довольно часто. И нельзя сказать, чтобы они были нам приятны. Но Мукундорам все же сумел нарисовать образ этого ловкого человека, и нарисовал так забавно, что он прочно занял место не только при дворе Калокету^**, но и в нашем сердце. В жизни мы бы восприняли Бханру Дотто иначе. И вот, чтобы сделать Бханру Дотто терпимым для нас, рисуя его, поэт соблюдает меру. Разумеется, Бханру Дотто несколько иной в жизни, поэтому и воспринимаем мы его по-иному. И нам не было бы от него никакой радости, если бы мы не получили возможности воспринять его столь исчерпывающе.

^* (Мукундорам Кобиконкон - поэт XVI в., автор поэмы "Чондимонгол" - "Песни о богине Чанди" (Дурги, супруги Шивы).)

^** (Калокету - главный персонаж первой части поэмы "Чондимонгол".

Смена эпох. Статья опубликована в журнале "Поричой" в июле 1933 года.)

В поэме Мукундорама Кобиконкона образ Бханру Дотто предстал перед нами во всей своей целостности, без всяких излишеств.

Таков Бханру Дотто. А вот Рама из "Рамаяны" доставляет нам радость не только потому, что он велик, но и потому еще, что его величие трогает нас. В "Рамаяне" Рама лишен всего несущественного и написан в едином эмоциональном ключе, поэтому мы ясно его себе представляем, в чем есть особая радость. Представить себе ясно какое- либо явление - значит видеть его в целом и тем самым постичь его внутреннюю сущность. Литература тем и доставляет нам радость, что запечатлевает все в гармоническом совершенстве, которое и есть само Прекрасное.

Не следует забывать и о другой важной части литературы - ее строительном ведомстве. Это ведомство не уподобишь департаменту строительных работ, который лишь возводит здания, оно занимается и обжигом кирпичей. Люди непосвященные способны презирать кирпичи, считая, что они еще не есть здание, но в департаменте строительных работ знают им цену. В царстве литературы немалое значение придается ее строительному материалу. Поэтому там часто превозносят лишь красоту языка, художественное мастерство писателя.

Можно бесконечно говорить о том, как неутомим человек в стремлении выразить свои переживания. На душе становится легче, если можно выразить свои чувства через чувства другого человека,- таков непреложный закон сердца. И чем труднее выразить чувство, тем сильнее человек стремится к этому. Потому мы испытываем огромное удовлетворение, когда кому-нибудь удается чудесным образом выразить наши переживания, и счастливы, если рушатся препятствия на пути к нашему самовыражению. Это придает нам силы. Человека восхищает необычность формы даже при незначительности содержания. Литература использует все средства, чтобы показать искусство выражения. Писатель, разумеется, вызывает у нас чувство радости не только тем, что раскрывает перед нами свой талант. Но ему доставляет удовольствие давать представление о закономерностях самовыражения, и он наделяет нас избытком этой своей радости. Нам всегда приятно наблюдать, когда человек играючи совершает трудную работу. Иногда мы видим, как кто-нибудь не ради дела, а просто так щеголяет своей физической ловкостью, но нашу душу волнует и радует это проявление жизненной силы, энтузиазма, даже в делах самых незначительных. Так и в литературе находит свое отражение бесцельная игра сердечных закономерностей. Здоровье не устает обнаруживать себя в труде, но здоровье есть здоровье, оно проявляется и без повода. В литературе человек выражает не просто избыток чувств, он получает радость оттого уже, что проявляет свою способность к самовыражению. Ибо проявление и есть радость. И потому в Упанишадах сказано: "Все, что получает выражение, есть проявление Его радости, Его бессмертия". И мы должны изучать, как в литературе человек неизменно и разнообразно выражает свое бессмертие и радость.