предыдущая главасодержаниеследующая глава

Прекрасное (Перевод с бенгальского Ю. Фролова)

Религия издавна призывает к воздержанию и предписывает неукоснительное выполнение правил периода брахмачарии с детских лет. Многие, однако, считают, что это слишком трудный способ достижения совершенства. По их мнению, он пригоден для воспитания человека сильного духом или святого, порвавшего путы желаний, но не для развития чувства Прекрасного, ибо он, этот способ, игнорирует искусство: литературу, музыку, живопись.

Не подлежит сомнению, что развитие чувства Прекрасного - неотъемлемое условие для воспитания гармоничной личности. Прекрасное необходимо. Совершенство не в подавлении человеческой души, а в ее развитии. Выполнение правил брахмачарии не ведет к оскудению души. Не для того трудится в поте лица крестьянин, чтобы превратить свое поле в пустырь. После того как он вспашет и взборонит свой участок, а затем выполет сорную траву, остается голое место. Человек несведущий может подумать, что это надругательство над землей, но только так можно получить хороший урожай. Чувство Прекрасного вырабатывается упорным трудом.

По пути к постижению Красоты легко заблудиться. Тот, кто хочет преодолеть все препятствия и достичь совершенства, должен научиться владению собой, должен научиться сдержанности. Путь этот труден и суров, но Прекрасное стоит того, чтобы ему приносили жертвы.

К сожалению, средство достижения цели часто заслоняет самое цель. Учатся пению - погрязают в изучении его техники, стремятся к богатству - начинают скряжничать, копить деньги ради самих денег, заботятся о благе страны - и заседают в комитетах, вырабатывают резолюции - и полагают, что достигли желанного.

Нередко бывает и так, что воздержание и аскетизм превращаются в самоцель. Воздержание всецело поглощает человека, считающего его высшей добродетелью. Стремление к подавлению страстей становится нашей седьмой страстью, помимо известных шести: чувственности, вспыльчивости, алчности, одержимости, пьянства и зависти.

Это признак негибкого ума. Одержимый страстью к накоплению человек уже не может остановиться. Среди англичан есть множество страстных собирателей погашенных марок, своих и зарубежных, это хлопотливое увлечение поглощает много денег и времени. Другие заядлые коллекционеры собирают фарфор, третьи - старую обувь. То же самое чувство проявляется и в стремлении во что бы то ни стало водрузить свой флаг на Северном полюсе. На полюсе нет ничего, кроме льдов, но это не останавливает нас, мы опьяняемся подсчетами, кому сколько миль остается до этой заветной точки - Северного полюса. Чем выше взберется альпинист, тем больше считается его достижение. Многие не только жертвуют своей жизнью ради этого мнимого успеха, но и губят носильщиков, которые сопровождают их не по своей воле. Но ничто не может остановить этих людей. Их никчемные и бессмысленные победы кажутся тем значительнее, чем больше затрат и страданий влекут они за собой.

Человек, охваченный слишком пылким стремлением к самообузданию, радуется самим переносимым страданиям. Сперва он спит на кровати, затем перебирается на землю. Потом отказывается от подстилки и одеяла и, наконец, спит на голой земле. Признание, что самоистязание полезно, неминуемо ведет к самоубийству. Подавление страстей превращается во всепоглощающую страсть. Петля, которую пытаются разорвать, затягивается все крепче и крепче, пока не наступает удушье.

Если воздержание превращается в страсть, суровость может вытеснить чувство Прекрасного из человеческой души. Но если на пути к совершенству придерживаться разумного воздержания, не пострадает ни одна черта человеческого характера, напротив, все они заиграют еще более яркими красками.

Основание должно быть твердым, иначе оно не может служить опорой. Для всего, что несет на себе тяжесть и определяет внешнюю форму, нужна жесткость. Тело человека мягкое. Если бы не твердый скелет, оно превратилось бы в бесформенную массу. Такой же должна быть и основа познания, основа радости. Познание, лишенное прочной основы, превращается в бессвязный бред: беспочвенная радость смыкается с безумием.

Воздержание - вот надежная основа. Оно предполагает здравый смысл, силу, самоотречение, равно как и беспощадную строгость. Оно, как божество, одной рукой создает, другой разрушает. Трудно научиться воздержанию, но если оно войдет в кровь и плоть, его уже не искоренить; между тем воздержание совершенно необходимо для того, чтобы в полной мере наслаждаться Прекрасным. Человек несдержанный уподобляется ребенку: еда у него попадает не столько в рот, сколько на одежду и на пол. Погрязнув в наслаждениях, мы перестаем ощущать всякое удовольствие.

Прекрасное - отнюдь не плод необузданной игры фантазии. Никто не поджигает дом, чтобы затеплить светильник. Огонь надо поддерживать умело, иначе при первой небрежности он вырвется на свободу. Сказанное можно отнести и к желаниям. Пламя их необходимо для восприятия Прекрасного, но если не держать его в узде, оно может спалить Прекрасное. Так, срывая цветок, мы губим его, а затем бросаем в пыль.

Прекрасное часто находится там, куда стремится наше неутоленное желание. Плод хорош не только тем, что полезен,- прекрасен его вкус, аромат, вид. Конечно, проголодавшись, мы съели бы его, даже если бы он и не был красив. Но как бы ни терзал нас голод, мы оцениваем плод не только с точки зрения его пользы, но и с точки зрения эстетической. Прекрасное не входит в необходимое - оно существует сверх необходимого.

Как же на нас воздействует Прекрасное? Оно ослабляет путы желания, связывающие наш дух, не дает ему стать нашим единственным божеством. Голод, ужасный как богиня Дурга*, озаренная пламенем, приказывает нам: "Ешь! В этом вся земная премудрость". Но в тот же миг улыбающаяся Лакшми** Прекрасного облегчает бремя необходимости и притупляет остроту голода. Замкнув необходимое в подвал, она готовит пиршество радости в верхних покоях.

* (Дурга - имя-эпитет супруги Шивы, одного из трех главных богов индуизма, бога-разрушителя.)

** (Лакшми - богиня счастья, супруга Вишну, одного из трех главных богов индуизма, бога-хранителя.)

В удовлетворении насущных потребностей есть что-то унизительное. Но Прекрасное - выше необходимости, и оно избавляет нас от этого чувства унижения. Прекрасное вносит благородство в чувство удовлетворения желаний. Вот почему прежние необузданные варвары ушли в прошлое, а их место заняли люди, умеющие сдерживать себя, вот почему те, кто повиновался только велениям своей плоти, признали над собой власть любви. Теперь, даже голодные, мы не станем есть как животные. Мы должны соблюдать хоть минимум пристойности, не то пропадет аппетит. Потребность в еде не отпала, но цивилизация смягчила ее. Мы упрекаем детей: "Не ешь так жадно, обжора. Смотреть противно!"

Прекрасное удерживает наши желания в определенных рамках. Благодаря ему мы связаны с окружающим миром не только цепями необходимости, но и узами высшей радости. Цепи необходимости - символ нашего угнетения, нашего рабства; узы высшей радости - символ нашей свободы.

Итак, ясно, что Прекрасное учит воздержанности. Оно дает животворную силу, помогающую побеждать плотские влечения. Человек не откажется от невоздержанности как от зла, но его оттолкнет ее безобразное обличье. Прекрасное не только приобщает к культуре, оно, как мы уже сказали, учит сдерживать свои чувства, а сдержанность помогает наслаждаться Прекрасным. В душевных метаниях не оценить Прекрасного. Истинную красоту любви может познать только преданная жена, но не блудница. Верность в любви требует воздержания, но только с помощью ее можно постичь сокровенную прелесть любви. Что же произойдет, если наша любовь к Прекрасному будет лишена сдержанности, присущей верной жене? Наша любовь не сможет тогда постичь Прекрасное, опьянение она примет за настоящую радость, единственное, что могло бы даровать ей прочное спокойствие, не зависящее от перипетий судьбы, останется чуждым для нее. Подлинно Прекрасное доступно только сдержанному, оно скрыто от алчущего. Обжора не может оценить вкуса еды.

Царь Паушья молвил сыну мудреца Уттанке*: "Войди во дворец, там ты узришь царицу". Уттанка вошел, но не увидел царицы. Только чистому душой дано узреть Красоту. Уттанка же не был чист.

* (Паушъя и Уттанка - царь Паушья и мудрец Уттан- ка упоминаются в Ведах и Упанишадах.)

Перед глазами у нас богиня красоты и величия, царящая во вселенной, но мы не увидим ее, если нечисты душой. Если мы утопаем в роскоши, опьяняемся вином плотских желаний, светлая владычица вселенной скрыта от наших глаз.

Я не хочу проповедовать мораль. Хочу только напомнить о радости, доставляемой искусством тем, что англичане называют "Art"*. Воздержание, учат наши шастры, нужно не только для того, чтобы вести праведную жизнь, но и для собственного счастья. Счастье дается только сдержанному. Хочешь, чтобы твои желания сбылись, научись сдерживать их. Хочешь наслаждаться красотой, подави в себе жажду наслаждений, сохраняй чистоту и спокойствие духа. Не умея обуздать желание, мы ошибочно принимаем его исполнение за постижение Прекрасного. Цепляясь руками за духовное начало, мы думаем, что завладели им. Вот почему я утверждаю: воздержание подготавливает нас к восприятию Прекрасного.

* (Искусство (англ.).)

Скептики могут спросить: "А не слишком ли вы идеалистичны в своих рассуждениях?" К этому они добавят, что видели много талантливых людей, творцов Прекрасного, которые отнюдь не отличались воздержанностью. Их жизненный путь явно не заслуживал подражания.

Оставим пока обвинение в идеалистичности и посмотрим, насколько верен этот последний довод. "Почему мы так верим фактам?" - хочется мне спросить. "Потому что они самоочевидны",- последует ответ. Но ведь иногда то, что представляется нам неоспоримым фактом в жизни людей, в большей своей части скрыто от нас. Увидев лишь ничтожную часть события, мы думаем, что увидели его целиком. Поэтому одно и то же событие некоторые рассматривают как положительное, другие - как отрицательное, порою даже не находят в нем ни единого светлого пятна.

Одни говорят, что Наполеон - бог, другие, что он чудовище. Одни называют Акбара великим благодетелем народа, другие считают, что именно с него начались бедствия для индусской части населения. Одни утверждают, будто кастовая система сохранила индусское общество, другие, будто она погубила его. При этом все ссылаются на реальные факты.

И верно, в человеческих поступках много противоречивого. Противоречия в видимой части события имеют свое объяснение в его незримой части. Истина не столько плавает на поверхности Явного, сколько находится в глубине Тайного, потому-то она вызывает так много споров и разногласий; потому-то на одно и то же событие ссылаются противоположные стороны.

Нельзя, подметив какой-нибудь недостаток у гения, повсюду трубить об этом и тут же делать скоропалительный вывод, будто творения искусства порождаются бессилием, суетностью, несдержанностью. Мало того, что свидетелями выступают факты: надо, чтобы на суде присутствовал главный свидетель. Из преуспеяния разбойничьей шайки нельзя делать вывод, что разбой - лучшее средство для преуспеяния. Мы можем только предполагать, что успехи разбойников объясняются их сплоченностью, тем, что они придерживаются честных правил по отношению друг к другу. Когда же разбойники потерпят неуспех, мы не станем искать объяснения в их сплоченности, мы будем искать объяснение в их насилиях, которые они совершают по отношению к другим, в попрании моральных принципов. Если торговец сперва заработает, а потом промотает большие деньги, мы не скажем, что деньги могут зарабатывать все те, кто их проматывает. Мы только скажем, что, пока торговец зарабатывал деньги, он проявлял расчетливость, осмотрительность, сдержанность. Потом же страсть к мотовству пересилила в нем расчетливость.

Талантливые художники - настоящие подвижники в своей области. Здесь нет места для произвола, здесь идет напряженная духовная работа и господствует самоограничение. Мало найдется таких волевых людей, которые ни па шаг не отклонялись бы от своих жизненных принципов. Где-нибудь да будет срыв. Все мы стремимся от несовершенства к совершенству и не останавливаемся, пока не достигнем вершины. Создать великое помогает верность духовным принципам, а не отход от них. Талант художника проявляется в его творениях, а не в его жизненных ошибках. Мучительное искушение иногда заставляет его идти против собственных убеждений. Созидание требует подавления страстей; когда же они вырываются наружу, начинается разрушение. Чтобы постичь истину, надо обуздать свои чувства, но, чтобы поверить в ложь, их незачем сдерживать.

"Могут ли в одном человеке уживаться способность к созданию Прекрасного и несдержанность? - зададут мне вопрос.- Ведь тигр и корова не ходят к одному водопою".

"Да, они не ходят к одному водопою - но только после того, как становятся взрослыми,- отвечу я.- Тигренок преспокойно играет с теленком. Но взрослый тигр нападает на корову. Поэтому при его появлении она обращается в бегство". Зрелое чувство Прекрасного несовместимо с взрывами страстей, несдержанностью желаний. Между ними непримиримая вражда.

"Почему непримиримая вражда?" - возможно, поинтересуетесь вы. На это есть своя причина. Вишвамитра* создал свой мир в борении с божеством. Мир этот был порождением его гнева и гордыни, поэтому он не слился с миром богов. Хаотичный и обособленный, он не смог приспособиться к движению вселенной и в конце концов погиб, испытывая мучения сам и причиняя их другим.

* (Вишвамитра - один из древних мудрецов, авторов гимнов "Ригведы".)

Необузданная страсть содержит в себе нечто противное миру богов. Она вступает в раздор с окружающим миром. Наш гнев, как и наша алчность, видят все в искаженном свете: малое представляется им великим, великое - малым, преходящее - вечным, вечное же ускользает от их внимания. Объект, на который направлена наша страсть, вырастает до гигантских размеров, заслоняя в наших глазах великие истины мира, заслоняя солнце, луну и звезды. Так наша страсть приходит в столкновение с божеством.

Представьте себе: перед вами река. У каждой волны - свой гребень, но все они текут к одному морю, и их согласный плеск сливается в единую песню. Одна волна не мешает другой. Но вдруг где-то образуется завихрение; бешено пляшущий водоворот преграждает поток и даже тянет на дно. Он не может остановиться и в то же время не движется вперед.

Несдержанное желание вырывает нас из естественного потока жизни и заставляет вертеться на одном месте. Наш дух начинает кружиться, как привязанный, вокруг одной точки, стремясь принести в жертву все, что у него есть, и погубить все чужое. Кое-кто видит нечто прекрасное в таком безумии. Мне кажется, что европейская литература черпает свое вдохновение в этом неистовом разгуле страстей, бесплодных и неуемных. Но для нас это не образец для подражания, а недостаток, даже извращение. Человек с широким взглядом на вещи отметает многое из того, что нравится человеку с узким кругозором. Пьяному мнится, что он в райской обители, но, протрезвев, он поймет все безобразие окружающего. Как бы ни пылала в нас страсть, ее безобразие тотчас обнаружится, едва она предстанет на фоне всего необъятного мира. Человек, не умеющий трезво сопоставлять малое с великим, частное с целым, принимает нездоровое возбуждение за радость, уродство за прекрасное. Прекрасное для своего понимания требует душевного спокойствия. Его нельзя постичь без воздержания.

Каков же путь, ведущий к полноценному восприятию Прекрасного?

Цивилизованные народы отвергают то, что казалось варварам прекрасным и достойным восхищения. Это происходит потому, что их разум и наш разум стоят на разных ступенях развития. Мир цивилизованного человека велик и внешне и внутренне, он велик в пространстве и времени и отличается большим разнообразием. Поэтому не может быть одного мерила для мира цивилизации и варварского мира.

Человеку, несведущему в живописи, нравится пестрота красок на холсте, гладкость и округленность изображаемых форм. У него недостает широты восприятия, нет высокого дара суждения, который контролировал бы восприятие. Он видит лишь то, что лежит на самой поверхности, не глубже. Страж, стоящий у входа в царский дворец, с его бородой и значком, кажется человеку невежественному важной особой и вызывает его восхищение. У него даже не возникает желания пройти сквозь ворота, чтобы побывать в царском дворце. Но не так легко обмануть умного человека. Он знает, что дворцовый страж для того и наделен величием, чтобы оно было замечено всеми. Величие же царя заметить не так просто, его надо постигнуть умом. Это свидетельствует о том, что в величии царя есть подлинная мощь, спокойствие и глубина.

Знаток не восхитится пестротой красок на полотне, он будет искать сочетание между главным и второстепенным, между передним и задним планом. Пестрота бросается в глаза, но красоту гармонии надо постигать разумом. Она требует пристального внимания, именно потому она и доставляет большее наслаждение.

Часто встречаются талантливые люди, избегающие убожества внешней красивости. Их творения отмечены печатью суровости. К их дхрупаде* не примешана мелодия кхеял**. Их наружная строгость отпугивает толпу, в то время как избранные люди черпают безграничную радость в высокой одухотворенности их созданий.

* (Дхрупада - торжественная классическая мелодия.)

** (Кхеял - мелодия более позднего происхождения, отличающаяся довольно легким характером.)

Для глубокого понимания Прекрасного недостаточно созерцания, нужно еще духовное видение, а для того чтобы его выработать, требуется особая наука.

Духовное восприятие зависит от многих факторов. Чувства, например, во много раз расширяют восприятие, основанное на голом рассудке. Этика открывает еще более широкие возможности. А духовное видение делает наше восприятие безграничным.

Прекрасное доставляет большее наслаждение, если задета наша душа. Даже красота цветов не пленяет нас так, как человеческое лицо, ибо оно прекрасно не только своей формой, но и тем, что отражает глубокую мысль, вдохновение, жар сердца. Именно поэтому оно имеет над нами такую власть.

Лучшие из людей воплощают в себе божественное Добро на земле; они затрагивают глубочайшие тайники наших сердец, которые без них так бы и остались непотревоженными. Вот почему благородство принца, который покинул царство ради своих подданных, прославляется во множестве стихов и картин.

Здесь меня опять прервут скептики. "Вы начали с Прекрасного, а перескочили на мораль,- скажут они.- Зачем смешивать эти два понятия? Добро есть Добро, Прекрасное есть Прекрасное. Красота и Добро воздействуют по-разному, поэтому их и называют разными словами. Добро привлекает своей пользой, а чем нравится Красота, мы и сами не знаем". Тут я должен возразить: сказать, что Добро есть Добро потому, что приносит пользу, значит сказать далеко не все. Истинное Добро не только удовлетворяет нашу насущную потребность, оно, кроме того, прекрасно и содержит в себе неизъяснимую притягательную силу. Философы проповедуют свою концепцию Блага, исходя из мировой необходимости, поэты же раскрывают его в облике Прекрасного.

Конечно, нельзя назвать Благо Прекрасным лишь потому, что оно удовлетворяет наши потребности. Рис, одежда, зонтик, обувь - вещи, безусловно, полезные, но они не вызывают у нас трепета, который мы ощущаем пред ликом Прекрасного. Но когда мы слушаем рассказ о том, как Лакшмана* ушел в лес вместе с Рамой, в нашей душе начинает звучать музыка, будто кто-то незримыми перстами касается струн вины**. Их преданность заслуживает того, чтобы ее запечатлели в бессмертных словах, в строках поэм. И не только потому, что братская любовь полезна для общества, а потому, что она прекрасна сама по себе. Между Благом и окружающим миром существует глубокая гармония, есть такая скрытая связь между Благом и душами людей. Заметив полное соответствие между Истиной и Благом, мы уже не сомневаемся, что Благо прекрасно. Прекрасно сострадание, прекрасно милосердие, прекрасна любовь. Любовь сравнивают со столепестковым лотосом, с полной луною, она гармонична сама по себе и в то же время полностью гармонирует с миром окружающим. Она гармонирует со вселенной, и вселенная гармонирует с ней. В наших пуранах*** Лакшми предстает не только как богиня Красоты и Богатства, но и как богиня Добра. Прекрасное - это законченное выражение Добра. Добро же - законченное выражение Прекрасного.

* (Лакшмана - брат Рамы, героя древнеиндийской эпопеи "Рамаяна".)

** (Вина - индийский национальный музыкальный инструмент.)

*** (Пураны - жанр раннесредневековой религиозноэпической литературы; каждая из пуран содержит повествование о сотворении мира, о сотворении рода человеческого, о древних династиях.)

В чем общность Добра и Прекрасного? Мы уже говорили, что Прекрасное выше необходимого. Поэтому мы считаем, что истинное богатство - в Прекрасном. Освободившись с его помощью от скудости корыстолюбия, мы находим истинную свободу в любви.

Такое же подлинное богатство мы видим и в Добре. Когда герой жертвует своей выгодой, даже самой жизнью, во имя высокого идеала, этот подвиг, достойный восхищения, возносит его над нашими горестями и радостями, над узкими личными интересами, над повседневностью. Добро одарено таким внутренним богатством, что оно легко преодолевает потери и страдания. Оно стоит выше своекорыстных интересов. Добро, как и Прекрасное, побуждает нас к самопожертвованию. Прекрасное раскрывает богатство всевышнего в природе; Добро же - в жизни людей. Добро доносит Прекрасное до людей не только более наглядно и рационально, но также и с большей широтой и глубиною. Оно очеловечивает божественное начало. В сущности, в самой природе Добра заключено Прекрасное; оно настолько близко и знакомо нам, что мы с трудом можем осознать Добро как Прекрасное. Когда же мы это поймем, наша душа наполнится восторгом, как река в половодье. И ничто на свете уже не кажется нам замечательнее.

Кому не приятно, когда пиршественный стол украшен гирляндами цветов, светильниками, золотой и серебряной посудой. Но если хозяин встретит гостей холодно, без должного уважения, им не понравится все это пышное убранство, ибо подлинное богатство - в сердечности и щедрости души. Добрая улыбка, ласковое слово, приветливое обращение - вот что делает простые банановые листья дороже золотых блюд. Конечно, так думают не все. Найдется немало людей, готовых пойти на унижение, лишь бы побывать на роскошном пиру. Люди эти не понимают, в чем заключаются цель и красота пиршества, которое устраивается не ради самой еды и украшений. Эгоистичный человек сам не знает своих сил; он похож на цветок, сомкнувший лепестки. Но едва он вступает на путь служения другим, как его душа распускается в прекрасном единении со всем миром. Тому, кто не видит глубокого внутреннего смысла пира, самым важным кажется изобилие яств и напитков, ослепляющий блеск роскоши. Несдержанность в желаниях, алчность и чревоугодие мешают такому человеку ясно увидеть величавую красоту самого обряда.

"Милосердие - украшение сильного",- поучают шастры. Но не каждому дано понять красоту силы, которая проявляется в прощении. Глупец прежде всего уважает силу разрушающую и карающую.

Застенчивость украшает женщину. Но только человек с глубоким восприятием Красоты может заметить прелесть ее стыдливости, презрев блеск дорогих украшений. Вода, бегущая в узком протоке, волнуется и кипит; но, влившись в широкий простор океана, она обретает спокойствие. Обозреть этот океан Красоты можно только с возвышения. Чтобы выработать в себе умение смотреть широко, нужен внутренний покой и сосредоточенность.

Наши древние поэты не колеблясь воспевали красоту беременной женщины. Но европейский поэт видит в беременности что-то постыдное и унижающее. В самом деле, внешность женщины, ожидающей ребенка, отнюдь не радует глаз. Но она выполняет свое высшее предназначение, и весь облик ее как бы озарен сиянием материнской гордости. Пусть ее внешность и не так приятна для глаз - тем большее уважение вызывает к себе женщина.

Легкое облачко, лишенное влаги, бесцельно скитается в просторах неба. Вот на него упали лучи заходящего солнца - и оно вспыхнуло ослепительными красками. Тяжелая, похожая на большую черную корову дождевая туча почти не двигается, она словно застыла на месте. Она не сияет красками, но невольно приковывает к себе все взоры. Темная синева грозовой тучи несет в себе прохладу для раскаленной земли и влагу для пересохших пажитей и обмелевших рек. Поэтому она прекрасна в своей благодатной щедрости. Было бы вполне естественно, если бы посланцем от Якши*, томящегося в изгнании, Калидаса отправил весенний ветер, который обычно дует с юга и не встречает никаких препятствий на своем пути: он уже делал это в других своих произведениях. Но поэт все-таки выбрал облако начала дождей. Ведь это облако, охлаждающее жар земли, не только должно было передать послание возлюбленной Якши - оно щедро дарило свою красоту всему, над чем пролетало: рекам, лесам и горам. Оно видело, как расцветают цветы кадамбы, как наливаются плоды джамбу, слышало курлыканье журавлей и плеск полноводных рек в прибрежных камышах, и, казалось, само небо времени дождей ласково отвечало на безмятежные, полные любви взгляды поселянок. Связав полет облака-вестника с благом всей земли, поэт удовлетворил свою жажду Прекрасного.

* (Якша - полубог, принадлежащий к свите Куберы, бога богатства; здесь имеется в виду персонаж поэмы Калидасы "Облако-вестник".)

Поэт "Рождения бога войны" не изобразил соединение Шивы и Парвати* посреди дождя цветочных стрел любви на неожиданном празднестве весны. Он сначала притушил бушующий огонь, рожденный взаимным влечением, лишь потом соединил их. Поэт хотел, чтобы любовь Гаури** нашла свое прекрасное выражение в пламени подвижничества. То же повторяется и в "Шакунтале". Царственная чета соединилась лишь после того, как возлюбленная уже стала матерью, волнения страсти растворились в страданиях и раскаяние царя обрело прощение Шакунталы. Первая встреча принесла беду, вторая - спасение. И в поэме и в пьесе Калидаса не пользуется богатой палитрой цветов, вина его звучит сдержанно; это помогает ему создать законченный образ Прекрасного, озаренный сиянием Добра и Мира.

* (Парвати - одно из имен супруги Шивы; в данном случае она названа вместе с Шивой, как персонаж поэмы Калидасы "Рождение бога войны".)

** (Гаури - одно из имен супруги бога Шивы.)

Прекрасное, если оно совершенно, не терпит многословия. Яркие краски и пьянящий аромат цветов сменяются тайной прелестью плода: эта метаморфоза знаменует слияние Красоты и Блага.

Для того, кто понял это единение Красоты и Блага, Прекрасное несовместимо с роскошью и чувственными наслаждениями. Его скромность и непритязательность проистекают не от недостатка эстетического чувства, а скорее от его избытка. Где теперь увеселительные сады Ашоки? От его дворца не осталось даже основания. Но до сих пор высятся в Бодх Гайе* колонны и ступа, воздвигнутые царем у смоковницы Будды. Они сохраняют непреходящую художественную ценность, ибо Ашока построил их не для прославления мимолетных земных наслаждений, а для того, чтобы возвеличить божественного Будду, указавшего человечеству путь к избавлению от страданий. Много храмов и других священных памятников искусства осталось в Индии, но роскошные дворцы индийских царей исчезли, как в воду канули. Не случайно почти все памятники искусства находятся не в больших городах, а среди лесов, в неприступных горах, на пустынном морском побережье. В этих творениях человек выразил свое изумление, восторг и благоговейный трепет перед тем, что выше его. Красота, созданная руками людей, взывает к еще большей красоте; величие повествует о еще большем величии.

* (Бодх Гайя - городок в штате Бихар, с которым связан ряд моментов легендарной биографии Будды.)

Человек как бы говорит своим искусством: "Узри того, кто подлинно прекрасен и велик". Он не восславляет наслаждений, которые изведал при жизни, но его величие пережило смерть.

С какой бы пышностью ни украшали свои дворцы древние индийские владыки, народ не захотел сохранить их с благоговением. Теперь они смешались с прахом тех, чью славу должны были превозносить. Но мы сберегаем памятники искусства, прославляющие божественное Добро, даже если они труднодоступны для нас. Между Добром и Прекрасным, между Вишну и Лакшми - полное тождество. Эта мысль незримо присутствует во всех цивилизациях.. Несомненно, придет день, когда Корысть перестанет губить Прекрасное, когда его больше не будет терзать Зависть, а Чувственность не сможет опошлять. Тогда оно воссияет в неизреченной чистоте, посреди Добра и Мира. Прекрасного не достичь, если не отделить его от низменных влечений и страстей. Неполное, отрывочное восприятие, которым страдает человек неподготовленный, не умеющий владеть собой,- не утоляет жажду, а только разжигает ее; оно не насыщает, а лишь одурманивает и портит аппетит.

Поэтому некоторые философы советуют держаться вдали от Прекрасного. Опасаясь потерь, они закрывают дорогу к обогащению души. Но истина заключается в том, что для полноценного восприятия Прекрасного надо воспитывать в себе воздержание. Именно в этом, а не в том, чтобы бесплодно иссушать дух, состоит цель брахмачарии.

Меня могут спросить: "Для чего добиваться совершенства? Зачем оно?" Нетрудно понять, для чего человек трудится, для чего приобретает знания, но зачем ему дано чувство Прекрасного? Чтобы ответить на этот вопрос, я бы хотел кратко остановиться на том, для чего существует Прекрасное.

Когда мы воспринимаем Прекрасное с помощью чувств, оно кажется совершенно очевидным. В этом случае между Прекрасным и тем, что не прекрасно, есть четко очерченная разница. Но когда мы оцениваем Прекрасное рассудком, мы уже не можем провести такую четкую линию между этими двумя понятиями. И тогда то, что затронуло наши сердца, может не привлечь нашего внимания. Радуясь стройной внутренней гармонии между началом и концом, главным и второстепенным, а также между отдельными частями целого, мы уже не придаем прежнего значения внешней красоте. Понятие Блага еще больше раздвигает границы нашего мышления, оно стирает разницу между Прекрасным и Непрекрасным. Прекрасным становится то, что воплощает Добро. Там, где сияет свет сдержанности, мужества, милосердия и любви, пышность и пестрота красок оказываются неуместными.

В поэме "Рождение бога войны" Шива предстает перед Умой*, исполняющей обет подвижничества, в другом облике. Не узнанный ею, он поносит свою красоту, свои достоинства, возраст и богатство, на что Ума ему ответствует: "Я вижу лишь духовную суть моего повелителя". Этого ей достаточно, чтобы чувствовать блаженство. В сфере духовного отпадает необходимость деления на Прекрасное и Непрекрасное.

* (Ума - дочь Гималаи (олицетворения великого хребта), супруга Шивы и мать Сканды, бога войны.)

Но и в Добре скрыто противоречие. Понятие Добра предполагает столкновение двух начал - Добра и Зла. Однако эта двойственность не является конечной целью. Река течет между двух берегов, но там, где ее конец, начинается единое безбрежное море. В этот миг исчезает ее двойственность. Чтобы зажечь огонь, надо потереть два куска дерева друг о друга. Как только вспыхнет пламя, трение прекращается. Загораясь от искр, порожденных трением противоположностей - Добра и Зла, Радости и Горя, чувство Прекрасного освобождается от половинчатости и зыбкости.

И тогда двойственность исчезает, уступая место Красоте, Истина и Прекрасное сливаются в тождественное понятие. Отсюда можно заключить, что радость порождается правильным восприятием Истины. В этом и есть Высшая Красота.

Где же можем мы найти Истину в этом беспокойном мире? Мы можем найти ее там, куда устремлен наш дух. Случайные прохожие для нас всего лишь тени, они не доставляют нам никакой радости, так как мы воспринимаем их как нечто эфемерное. Гораздо важнее для нас один- единственный друг. Он для нас - реально существующая Истина. В мысли, что у нас есть друг, мы находим большое утешение. Чужая страна для нас всего лишь географическое понятие, но ее народ готов отдать за нее жизнь. Он рад умереть за свою родину, потому что познал ее истинный облик.

Наука отпугивает глупца, но ученому она доставляет счастье: он посвящает ей всю свою жизнь. Мы радуемся, постигая Истину. Если же радости нет, это означает, что мы только знакомы с Истиной, но не сумели постичь ее. Истина, бесспорная для нас,- всегда источник радости и любви. Усвоив это, мы можем считать, что восприятие Прекрасного и восприятие Истины - одно и то же.

На этом, сознательно или не сознательно, строится все мировое искусство: литература, музыка, живопись. Поэт, музыкант, живописец ярко изображают Истину. Поэт раскрывает нам глаза на то, чего мы ранее не замечали и что поэтому не было для нас Истиной, тем самым он раздвигает для нас границы царства Истины, царства Радости. Каждый день литература делает достоянием искусства все будничное и незаметное; в обыденности она открывает гордое могущество Истины. Она превращает в близкого друга того, кто был лишь нашим знакомым, облекает привлекательностью то, по чему мы небрежно скользили взглядом.

Один современный поэт сказал: "Истина есть Прекрасное, Прекрасное есть Истина". Наша светлоликая богиня Сарасвати*, стоящая на лотосе, воплощает в себе и Красоту и Правду. Упанишады говорят, что ее благостный образ, дарующий радость, отражается во всем зримом. От пыли, которую мы топчем своими ногами, до небесных звезд - все есть Истина и все прекрасно; все есть воплощение благотворной радости.

* (Сарасвати - супруга Брахмы, одного из трех главных богов индуизма, бога-творца; покровительница искусств и наук.)

Литература призвана раскрывать радостный и живительный образ Истины. Но выразить Истину в литературе мы можем лишь тогда, когда чувствуем ее сердцем, не только видим и сознаем рассудком.

Что же такое литература? Искусство или самораскрытие? Литература есть творчество. Сердце, одаренное щедрым богатством, выражает в словах, созвучиях, красках это чудо, эту радость самораскрытия. Так рождается литература, музыка, живопись.

Человек воздвиг грандиозные пирамиды среди бескрайних песков. В прибрежных скалах пустынного острова он высек пещеры - памятник высочайшего художественного мастерства; это пещеры Элефанты, около Бомбея. За сотни миль привез он камни на восточный берег, где величаво всплывает солнце из океанских пучин; там он возвел конаракский храм*. Человек оставлял свои творения везде, где прозревал чистый, радостный, животворный образ Истины. Эти творения - скульптуры, храмы, святые места, города. И литература - тоже творение, оставленное им. Любое место, на которое ступает нога человека, он освящает своими словами, делая его достоянием других людей.

* (Конаракский храм - имеется в виду одно из замечательнейших произведений индийской средневековой архитектуры, храм Солнца в Конараке (штат Орисса).

Прекрасное и литература. Статья опубликована в апреле 1907 года в журнале "Бонгодоршон".)

Человек оставляет свое удивительное наследие на воде, земле и в небе и в любое время года, он оставляет свое наследие в практических делах, в истории и религии - и везде он может обратить взор к прекрасному лику Истины. Это его наследие становится все богаче и богаче, и призыв звучит с нарастающей силой. Трудно даже себе представить, как узок был бы сегодня наш кругозор, если бы человек не оставлял отпечаток своей души в литературе. Только благодаря литературе мир осязаемый, видимый, слышимый стал достоянием нашего духа. Литература озарила мир светом человеческого сердца.

Между покоем и движением существует гармония, гласит истина. Другая истина говорит, что следствие вытекает из причины. Эти истины мы почерпнули из науки. Но только литература возвещает, что Истина - радость, что Истина - животворящее начало. Литература без устали повторяет слова Упанишад: "Он - суть всего. Постигнув эту суть, человек достигает блаженства".

предыдущая главасодержаниеследующая глава



© India-History.ru, 2013-2018
При копировании материалов просим ставить активную ссылку на страницу источник:
http://india-history.ru/ "История и культура Индии"
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной
1500+ квалифицированных специалистов готовы вам помочь