118. Лорду Лоузиену

Баденвайлер 17 января 1936 г.

Уважаемый лорд Лоузиен!

Я не раз перечитал Ваше письмо, а также Вашу статью в "Твентис сенчери". Должен еще раз поблагодарить Вас за то, что Вы столь подробно написали о вопросах, которые так глубоко всех нас интересуют и волнуют. Отвечать Вам несколько затруднительно, ибо Вы затронули настолько обширную область, что для исчерпывающего ответа пришлось бы коснуться большинства важнейших мировых проблем. А это мне не под силу. Однако я попытаюсь остановиться на некоторых из них, стараясь не слишком спорить с Вами. Возможно, это даст Вам некоторое представление о том, что я думаю.

Я полностью согласен с Вами в том, что мы живем в одну из самых созидательных и изменчивых эпох человеческой истории. Похоже, что мы подошли к концу одной эры и находимся на пороге другой. Я согласен также и с тем, что наиболее разумные и неравнодушные люди стремятся к двум идеалам: покончить с произволом суверенных государств, который порождает ненависть, страх и конфликты, и создать в мире некий порядок; и социалистическому идеалу, цель которого - установить "систему, при которой земля и ее плоды будут использоваться для блага всех членов общества в соответствии с услугами, которые они оказывают ему, а не в зависимости от владения собственностью". Вы говорите, что Лига Наций представляет первый идеал. Я думаю, что это верно в той степени, в какой она отражает широко распространенные настроения. Однако на деле она отнюдь не действует именно в этом направлении, а следует политике некоторых великих держав, которые вовсе не намерены отказаться от своего привилегированного положения или абсолютной независимости и стремятся использовать Лигу, чтобы сделать мир безопасным для себя.

Возникает другой вопрос. Даже если те, кто создавал Лигу, искренне хотели покончить с произволом суверенных государств, или же если общественное мнение вынуждало их к этому, могли ли они преуспеть в достижении этой цели без радикального изменения общественного строя, иными словами без признания социализма - ведь им бы пришлось отказаться от империалистической политики? Однако Лига не выходит за рамки существующей капиталистической системы. Более того, она даже не помышляет о ликвидации империализма. В основе ее деятельности лежит статус-кво, и ее главная функция - его сохранение. Поэтому фактически она служит препятствием на пути к осуществлению того самого идеала, который, по мнению многих, представляет. А если, как я думаю, империализм и произвол суверенных государств действительно являют собой неизбежное следствие теперешней стадии развития капитализма, то из этого вытекает, что нельзя избавиться от империализма, не покончив также и с капитализмом. Таким образом в действительности Лига не очень-то стремится к своим предполагаемым идеалам и даже создает трудности на пути к их реализации; да и сами по себе эти идеалы таковы, что заводят в тупик. Не удивительно, что в Лиге нередко возникают неразрешимые противоречия. Она просто не может добиться каких-либо результатов на основе статус-кво, ибо именно в этом статус-кво, в его империалистических и социальных аспектах и коренится причина всех трудностей. Лига права, когда она осуждает итальянскую агрессию в Абиссинии и старается остановить ее. Но сама система, которую она защищает и стремится увековечить, неизбежно ведет к агрессии. У империалиста нет достойного ответа на наглое утверждение Муссолини, будто он ведет себя так же, как и другие империалистические державы вели себя до него и ведут сейчас, хотя и не так вызывающе, как он. Право же, нелогично осуждать итальянские бомбежки Восточной Африки и хранить торжественное молчание по поводу английских бомбежек северо- западной границы Индии^*.

^* (Английские бомбежки северо-западной границы Индии.- Имеется в виду подавление англичанами антиколониальных выступлений в Северо-Западных пограничных провинциях, населенных пуштунами.)

Вы сами придерживаетесь мнения, что достижение поставленной цели вряд ли возможно с помощью методов, предлагаемых Уставом Лиги Наций. Поэтому на Лигу нельзя возлагать большие надежды, поскольку она лишь выражает широко распространенные расплывчатые настроения в пользу мирового порядка и мира. Иногда она помогает мобилизовать эти настроения и оттянуть конфликты.

Два упоминаемых Вами идеала взаимосвязаны, и я не думаю, что их можно разделить. Второй идеал - социализм несомненно включает в себя первый, и можно утверждать, что настоящий порядок в мире и мир наступят только тогда, когда социализм будет осуществлен в мировом масштабе. Как Вы правильно утверждаете, истинный социализм повлечет за собой глубокое изменение укоренившихся взглядов и свойств человеческой натуры, а для этого неизбежно потребуется время. При благоприятных условиях и наличии доброй воли у большого числа заинтересованных людей эти изменения могут произойти за время жизни одного поколения. Но при существующем положении дел мы вместо доброй воли сталкиваемся с жесточайшим сопротивлением и злой волей, и поэтому этот период, вероятно, окажется гораздо более длительным. Главный вопрос, над которым мы должны задуматься, это - каким образом создать обстановку и условия, при которых упомянутые глубокие изменения могут произойти. Только тогда действительно будет сделан шаг в правильном направлении. При существующих условиях обстановка против нас, и вместо ослабления нашей взаимной ненависти, своекорыстия и алчности, ведущих к конфликтам, она способствует процветанию этих порочных явлений. Правда, несмотря на значительные трудности, какой-то прогресс налицо, и некоторые из нас хотя бы начинают бороться со своими старыми привычками и взглядами. Однако процесс этот очень медленный и сводится чуть ли не на нет ростом противоположных тенденций.

Капитализм стимулировал стяжательство и те глубоко заложенные инстинкты, от которых мы хотим теперь избавиться. На ранних этапах своего развития он принес много хорошего, а увеличив производство, значительно повысил жизненный уровень. В других областях он тоже принес пользу и несомненно представлял собой шаг вперед по сравнению с предшествовавшим ему этапом. Но, пожалуй, он изжил себя и сейчас не только мешает всякому прогрессу в направлении социализма, но и вызывает к жизни многие нежелательные привычки и инстинкты. Я не вижу, каким образом мы можем продвигаться к социализму в обществе, основанном на стяжательстве, в обществе, где властвует стремление к прибыли. Таким образом возникает необходимость изменить саму основу этого общества стяжательства и уничтожить прибыль как движущую силу настолько, насколько это возможно, с тем, чтобы создать новые и более желательные привычки и образ мыслей. А это связано с полным отходом от капиталистической системы.

Вы правы, когда говорите, что капиталистическая система не создала анархию в мире, а просто ее унаследовала. В прошлом она положила конец гражданским войнам внутри государств или ослабила их остроту, однако усилила борьбу классов, которая достигла таких размеров, что в будущем грозит гражданской войной. На международной арене она увековечила еще большую анархию, и на смену небольшим местным войнам пришли крупные и страшные национальные конфликты. И хотя капитализм не создал эту анархию, он неизбежно усиливает ее и не может уничтожить, пока не уничтожит самого себя. Он породил современных империалистов, которые не только подчиняют себе и эксплуатируют значительные районы земного шара и огромное количество людей, но ведут постоянную борьбу между собой.

Маркс, возможно, сделал слишком большой упор на материалистическое и экономическое толкование истории. Быть может, он поступил так по той простой причине, что этот аспект до него в значительной степени игнорировался или во всяком случае весьма и весьма недооценивался. Однако Маркс никогда не отрицал влияния других факторов на ход событий. Самый большой акцент он делал на один фактор - экономический. Был ли этот акцент преувеличенным или нет, большого значения не имеет. Я считаю, что его толкование истории единственное, которое в какой- то мере объясняет ее ход и выявляет его закономерности. Оно помогает нам понимать настоящее, и просто поражаешься тому, как много предсказаний Маркса оправдалось.

Каким же образом наступит социализм? Вы говорите, что вряд ли его можно установить с помощью всеобщей национализации средств производства и распределения. Не должен ли он означать устранение прибыли и стяжательства как побудительных мотивов и замену их стремлением к коллективным и совместным усилиям? Не ведет ли социализм к созданию новой цивилизации на основе, отличной от той, что существует сейчас? Может быть, при социализме с избытком сохранится частная инициатива; в некоторых областях - культурной и т. и ее следует сохранить. Но во всех важных областях материальной жизни национализация средств производства и распределения представляется неизбежной. Она может быть постепенной, но вряд ли одновременно допустимы два противоречивых и исключающих друг друга процесса. Выбор должен быть сделан, а для тех, чья цель - социализм, возможен лишь один выбор.

Мне кажется, что теоретически можно достигнуть социализма демократическими средствами, в условиях, конечно, действительной демократизации общества. Однако на практике, вероятно, возникнут весьма значительные трудности, ибо противники социализма отвергнут демократические методы, когда увидят угрозу своей власти. Отказ от демократии не исходит и не должен исходить от социализма, он исходит от противоположной стороны. А этой противоположной стороной, конечно же, является фашизм. Как же этого избежать? Демократический метод одержал много успехов, но я не знаю случаев, когда бы он разрешал конфликт, связанный с самой структурой государства или общества. Когда этот вопрос встает на повестку дня, группа или класс, контролирующие государственную власть, не отдают эту власть добровольно по требованию большинства. Мы знаем много таких примеров, а также примеров упадка демократии в послевоенной Европе. Очевидно, социалистическая трансформация невозможна без доброй воли или хотя бы пассивного согласия подавляющего большинства.

Обратимся к Англии и Индии. В Вашем письме много утверждений, которые кажутся мне необоснованными. А поскольку я не согласен с многими из Ваших посылок, я не согласен и с некоторыми Вашими выводами. Вы говорите, что "Англия отходит от своей старой империалистической политики и активно пытается найти способ помешать тому, чтобы анархия, связанная с всеобщим национальным самоопределением, привела к новым войнам и новому разгулу империализма". Боюсь, я совсем не представляю себе Англию в такой роли. Я вижу не отказ от старой империалистической политики, а упорное стремление сохранить и укрепить ее, хотя публике в ряде случаев представляют ее в новом обличье. Англия несомненно не хочет новых войн. Это богатая и пресыщенная держава. Зачем же ей рисковать тем, что она имеет? Она хочет сохранить статус-кво, который явно ей выгоден. Ей не нравятся новые проявления империализма, потому что они вступают в конфликт со старыми, а не потому, что ей не нравится сам империализм.

Вы упоминаете также "конституционный путь" для Индии. Что же в действительности представляет собой этот конституционный путь? Я допускаю конституционную деятельность, когда существует демократическая конституция, но когда ее нет, конституционные методы лишаются всякого смысла. Тогда слово "конституционный" означает лишь "законный", причем законный с точки зрения автократической исполнительной власти, которая может издавать законы, декреты и указы, не считаясь с общественным мнением. Что такое конституционные методы в сегодняшних Германии или Италии? Что представляли они собой в Индии девятнадцатого или начала двадцатого столетий, или даже сейчас? Тогда (и сейчас) в Индии было невозможно изменить что-либо с помощью конституционного механизма, на который народ Индии оказывал бы достаточное влияние. Он мог только либо просить, либо восставать. Тот факт, что подавляющее большинство народа Индии не в состоянии заставить прислушаться к своему голосу, говорит о том, что у него нет конституционного пути. Он может либо подчиняться тому, что ему активно не нравится, либо прибегнуть к иным, а не так называемым конституционным методам. Эти методы могут быть разумными и неразумными, в зависимости от конкретных обстоятельств, но вопрос об их конституционности не возникает.

Я полагаю, что многие из нас не могут отказаться от своих национальных предубеждений и не видят бревно в собственном глазу. Понимаю, что и я не свободен от этого, особенно когда обращаюсь к отношениям между Англией и Индией. Сделайте на это скидку. Тем не менее должен сказать, что ничто не удивляет меня так, как умение англичан сочетать свою материальную заинтересованность с моральным рвением, их непоколебимая уверенность в том, что они всегда делают миру добро и действуют из самых высоких побуждений, что неприятности, конфликты и трудности вызываются упрямством и злонамеренностью других. Это убеждение, как Вам известно, разделяют не все, а в Европе, Америке и Азии над ним подшучивают. Нас же, индийцев, тем более можно извинить за то, что мы полностью его отвергаем из-за нашего прошлого и теперешнего знакомства с английским правлением. Говорить о демократии и конституционализме в Индии в свете того, что там происходило и происходит, значит, по-моему, полностью искажать значение этих терминов. История не знает случаев, чтобы правящие державы и правящие классы добровольно отрекались от власти. А если уроков истории недостаточно, то у нас в Индии имеется достаточно горького опыта.

Я думаю, что английские правящие классы обладают определенным инстинктом приспособления, но когда под угрозой находится сама их власть, для показного приспособления остается мало места. Мне кажется, что воображать, будто английское правительство или парламент являются доброхотами индийской свободы и благожелательно способствуют ее достижению, значит пребывать в самом фантастическом заблуждении. Полагаю, что немало англичан хорошо относятся к Индии и ее народу и хотели бы видеть Индию свободной, но они не играют никакой роли в определении политики, и даже эти англичане или большинство их рассматривают освобождение Индии в свете его соответствия английским стремлениям и интересам. Нам говорят: большая свобода и большая ответственность придут тогда, когда мы покажем, что готовы к ним; а показателем нашей зрелости является то, в какой мере мы восприняли английский взгляд на вещи. Появляется даже желание посоветовать нашим наставникам и благожелателям в Англии обновить свое знакомство с баснями Эзопа и особенно перечитать историю о волке и ягненке. В политике, как и в большинстве других сфер деятельности, мы безусловно не можем начинать с нуля. Так же несомненно, что жизнь подчас слишком сложна для человеческой логики. Нужно воспринимать вещи такими, какие они есть, нравятся ли они нам или нет, и приспосабливать к ним паши идеалы. Но мы должны двигаться в правильном направлении. А это, согласно Вам, значит, прежде всего, сохранение единства Индии, а затем уничтожение религиозно-общинной розни, контроль над привилегированными группами и постепенное лишение их привилегий, повышение жизненного уровня народа, создание подлинно индийской армии, обучение индийской молодежи созидательному практическому труду, необходимому в демократическом государстве. За всем этим следует социалистический идеал, когда вся атмосфера в обществе будет способствовать развитию тех глубоко заложенных инстинктов и привычек, без которых этот идеал неосуществим.

Полагаю, что многие из нас согласятся с этой идеей, хотя мы можем сформулировать ее иначе, дополнить, сделать упор на одни аспекты больше, чем на другие. Я согласен с Вами также в том, что первоочередным должен быть политический этап. Без него невозможен ни один другой. Он может сопровождаться социальными изменениями или же они последуют потом, вскоре. Лично я абсолютно готов признать важность политической демократии, но только в надежде, что она приведет к демократии социальной. Демократическое правление - только путь к достижению цели, но не конечная цель. Настоятельная потребность в нем проистекает из стремления, часто неосознанного, к экономическим переменам. Если эти перемены не последуют достаточно быстро, политическая структура может оказаться непрочной. Я склонен думать, что в Индии в ее теперешнем положении необходимость экономических преобразований является самой настоятельной, и за важными политическими изменениями неизбежно последуют значительные экономические перемены. Как бы то ни было, но политические изменения должны быть такими, чтобы способствовать социальным преобразованиям. Если они станут препятствием для последних, то это перемены нежелательные, и их не стоит добиваться.

Я не знаю ни одного здравомыслящего индийца, который не исходил бы из необходимости единства Индии. Это важный аспект нашей политической программы, и все, что мы делаем, направлено на его осуществление. Не отрицаю, что это единство, возможно, будет носить характер федерации, но ни в коей мере не похожей на ту, что предусмотрена новым законом^*. Это единство также не может быть единством угнетенных, страдающих от общего ига. Не исключено, что период хаоса приведет к раздробленности и образованию в Индии отдельных государств, но такая опасность представляется мне очень маловероятной. Стремление к единству слишком сильно повсюду в стране.

^* (Новый закон - принятый в 1935 г. английским парламентом Новый "закон об управлении Индией". Предусматривал, в частности, проведение выборов в законодательные собрания по системе религиозно-общинных курий. Вся полнота власти должна была сохраняться в руках английской колониальной администрации. Закон 1935 года вызвал резкие протесты индийской общественности.)

К числу разрушающих единство факторов Вы относите: религию, национальную принадлежность и язык. По моему мнению, национальной принадлежности не следует придавать такого большого значения. Понятие национальности в Индии переплелось с религией и частично приняло форму кастовой принадлежности. Индусы и мусульмане не образуют отдельных национальностей. Они представляют собой одно и то же их смешение. Таким образом, хотя существуют различные национальности, они сливаются друг с другом и образуют некое единое целое, национальное и культурное. Так называемые сотни индийских языков - излюбленная тема наших недоброжелателей, которые обычно толком не знают ни одного из них. В действительности же Индия лингвистически удивительно однородна, и только из-за отсутствия широкой системы просвещения образовались многочисленные диалекты. В Индии есть десять главных языков, распространенных по всей стране, за исключением небольших районов. Они принадлежат к двум группам - индо-арийской и дравидийской, имеющим общую основу - санскрит. Из индо-арийских языков на хиндустани и его различных диалектах говорят, как Вам, очевидно, известно, более ста двадцати миллионов человек, и их число продолжает расти. Другие индоарийские языки - бенгали, гуджарати, маратхи очень близки ему. Я уверен, что, с какими бы другими трудностями мы не столкнулись на пути к единству Индии, языковая проблема не будет особенно серьезной.

Вы сравниваете состояние религии в Индии с ее положением в Европе эпохи Возрождения и Реформации. Безусловно, народу Индии свойственно религиозное мировоззрение, которое можно сравнивать с мировоззрением, господствовавшим в Европе в средние века. Однако Ваше сравнение поверхностно. На всем протяжении ее долгой истории Индия никогда не знала религиозных войн, которые залили кровью Европу. В основе индийской религии, культуры и философии всегда лежала терпимость и даже поощрение других верований. Определенный конфликт возник с приходом ислама, но и он носил скорее политический, чем религиозный характер, хотя упор всегда делался на религиозную сторону. Это был конфликт между завоевателями и завоеванными. Несмотря на последние события^*, мне трудно представить себе возможность сколько-нибудь серьезного религиозного конфликта в Индии. Религиозно-общинная рознь в настоящее время носит по существу политический и экономический характер и затрагивает средние классы. Мне кажется (хотя я не знаю всех обстоятельств), что нынешние религиозные разногласия в Ольстере имеют гораздо более глубокие корни, чем в Индии. Несомненно, никогда не следует забывать о том, что религиозно-общинная озлобленность в Индии представляет собой явление более позднего времени, выросшее на наших глазах. Это не уменьшает ее опасности, и мы не должны ее игнорировать, ибо она - огромное препятствие на нашем пути и может помешать нашему будущему прогрессу. И все же я думаю, что она преувеличивается и ей придается слишком большое значение. Широкие массы она не затрагивает, хотя страсти подчас разгораются. Когда на первый план выдвигаются экономические проблемы, религиозно-общинный фактор не может не отойти на задний план. Обратитесь к религиозным требованиям фанатиков, и Вы не найдете среди них ни одного, которое отвечало бы интересам народных масс. Религиозные деятели всех групп ужасно боятся социально-экономических проблем, и интересно отметить их общее противодействие социальному прогрессу.

^* (Последние события - т. е. религиозно-общинные столкновения, провоцируемые в Индии англичанами и местной реакцией.)

Английское господство в Индии несомненно помогло политическому объединению страны. Самый факт общего гнета не мог не породить общее стремление избавиться от него. Не нужно забывать, а это недостаточно понимают, что Индии на протяжении всей истории было свойственно поразительное ощущение культурного и географического единства, а с развитием современных средств транспорта и связи должно было обязательно появиться и стремление к политическому единству. Однако в период английского господства метрополия частично сознательно и намеренно, а частично и бессознательно старалась замедлить этот процесс. Этого, конечно, следовало ожидать, ибо такова всегдашняя политика всех империй и правящих групп. Любопытно читать откровенно высказанные мнения высокопоставленных должностных лиц в Индии девятнадцатого века. Тогда вопрос этот не стоял так остро, но с ростом националистического движения и особенно в последние тридцать лет он приобрел большую остроту. Английское правительство ответило на это разработкой новых методов сохранения и, если возможно, увековечения раздробленности. Никто, вероятно, не станет утверждать, что Индии не была присуща раздробленность, и с приближением перспективы получения политической власти эта характерная черта могла усиливаться. Можно было проводить политику как ослабляющую, так и усиливающую тенденцию к раздробленности. Правительство встало на второй путь и всячески поощряло все, что разъединяет страну. Но ни оно, ни кто-либо еще не в состоянии остановить историческое развитие народа, однако оно может создавать и создает препоны и препятствия на его пути. И последним и самым серьезным из них является новый закон. Вы даете ему высокую оценку, потому что он якобы символизирует единство Индии. А фактически дело обстоит иначе. Он является прелюдией (если с ним не бороться) к еще большей раздробленности. Он делит Индию на религиозные и многие другие ячейки, сохраняет значительную часть ее феодальных анклавов, которые, сами будучи неприкосновенными, могут влиять на все вокруг, и останавливает рост жизнеспособных политических партий, выступающих за решение социальных и экономических проблем, что Вы считаете "важнейшей и самой настоятельной задачей Индии на сегодняшний день".

Такую же политику проводит английское правительство в социальной области. Не стремясь, конечно, к установлению какой-либо формы социализма, контролю над привилегированной верхушкой или лишению ее привилегий, оно намеренно защищает интересы многочисленных привилегированных групп, создает новые и всегда встает на сторону политической, социальной и религиозной реакции в Индии. Новый закон представляет собой кульминацию этой политики, и никогда раньше эти привилегированные группы, мракобесы и реакционеры не обладали столь большой властью, как та, которую они получат по закону, предусматривающему создание новой индийской федерации. Защищая и укрепляя положение привилегированных групп, как иностранных, так и индийских, закон этот юридически закрывает путь тому социальному прогрессу, который, по Вашим словам, должен быть нашей целью. Даже небольшие социальные реформы становятся невозможными, поскольку значительная часть финансовых средств государства направляется на нужды привилегированной верхушки.

В настоящее время все страны должны вести решительную борьбу против сил реакции и зла. Индия - не исключение из этого правила. Трагичность ситуации заключается в том, что английский народ, сам того не ведая, в лице своего парламента и должностных лиц оказался целиком и полностью на стороне сил зла в Индии. То, чего он никогда не потерпел бы в своей стране, поощряется им в Индии. Вы называете имя великого Авраама Линкольна и напоминаете мне о значении, которое он придавал сохранению союза штатов. По-видимому, Вы полагаете, что, пытаясь подавить движение, возглавляемое Конгрессом, английское правительство исходило из столь же благородного стремления сохранить единство Индии вопреки силам, добивающимся ее раскола. Я не совсем понимаю, каким образом это движение угрожает единству Индии,- напротив, думаю, что только оно или какое-то другое движение подобного рода могут обеспечить стране органическое единство, в то время как деятельность английского правительства толкает страну в противоположном направлении. Но даже если мы оставим это в стороне, не кажется ли Вам, что Ваше сравнение позиции Линкольна с позицией империалистической державы, пытающейся задушить освободительное движение в стране, которой она правит, неправомерно?

Вы хотите искоренить в людях вредные и эгоистические привычки и инстинкты. Неужели Вы полагаете, что англичане в Индии способствуют этому? Давайте посмотрим, на чем помимо поддержки реакционных элементов покоится их власть в Индии. Английское правление безусловно опирается на крайние формы широко применяемого насилия, единственная причина которого - страх. Англичане душат гражданские свободы, которые принято считать необходимым условием для развития народа; они преследуют людей смелых, отважных, тонко чувствующих, и поощряют робких, трусливых и грубых, оппортунистов и приспособленцев. Они окружают себя армией шпионов, осведомителей и провокаторов. Не правда ли, подходящая атмосфера для развития желанных добродетелей или процветания демократических институтов?

Вы спрашиваете меня, мог ли Конгресс когда-либо разработать на основе всеобщего согласия либеральную конституцию для Индии, не делая тех же уступок религиозно-общинным силам, князьям и владельцам собственности. По-видимому, Вы предполагаете, что новый закон и есть разработанная на основе всеобщего согласия либеральная конституция. Если это - либеральная конституция, то я затрудняюсь представить себе, что же такое конституция нелиберальная. А что касается всеобщего согласия, то вряд ли какие-либо другие действия английского правительства в Индии вызывали такое несогласие и неодобрение, как новый закон. Кстати сказать, меры, направленные на получение необходимого согласия, включали жесточайшие репрессии, проводимые по всей стране, и даже сейчас, в качестве прелюдии к введению этого закона в силу, были приняты общеиндийские и провинциальные законы, подавляющие все гражданские свободы. Разговоры о согласии в таких условиях просто поражают. В Англии удивительно плохо это понимают. Коль скоро возникла такая проблема, нельзя игнорировать основополагающие факты.

Правда, правительству удалось достигнуть какой-то договоренности с князьями и различными меньшинствами, но даже эти меньшинства чрезвычайно неудовлетворены, если не считать устраивающих их в какой-то степени второстепенных моментов. Возьмите главное меньшинство - мусульман. Никто не может утверждать, что аристократические, полуфеодальные и другие тщательно отобранные делегаты мусульман на Конференцию круглого стола^* представляли массы мусульманского населения. Вы, быть может, удивитесь, узнав, что Конгресс все еще пользуется значительной поддержкой мусульман.

^* (Конференция круглого стола.- Такие конференции состоялись в 1930, 1931 и 1932 годах в Лондоне. Это были конференции с участием английской администрации, руководителей индийских политических партий и князей, собиравшиеся с целью выработать колониальную конституцию Индии. Все три конференции провалились, так как представляли слишком разные силы, неспособные прийти к соглашению, а также потому, что широкие слои индийской общественности выступили против такого рода конституции.)

Мог ли Конгресс справиться с задачей разработки конституции лучше? У меня нет никаких сомнений, что националистическое движение, символом и знаменосцем которого является Конгресс, смогло бы добиться неизмеримо больших результатов. Конгресс, конечно,- буржуазная организация (я хотел бы, чтобы он имел более социалистическую направленность), а поэтому на этом этапе вопрос о собственности не обрел бы особой остроты. Религиозно-общинной проблемой пришлось бы заниматься и решать ее пока что хотя бы в тех направлениях, где можно добиться согласия. Возможно, что вначале какие-то религиозно-общинные порядки сохранились бы, но в гораздо меньшей степени, чем предусмотрено в новом законе. Важно другое - были бы созданы условия для уничтожения в ближайшем будущем религиозно-общинной розни и для социального развития. Решилась бы земельная проблема. Возникло бы два реальных препятствия: интересы английского правительства и лондонского Сити и интересы князей. Причем превалируют первые, все остальное - второстепенно. Князья при этом в значительной мере приспособились бы к новой обстановке, а Конгресс, при его теперешнем составе, оставил бы им достаточно преимуществ. Давление общественного мнения, включая их собственных подданных, было бы слишком велико и помешало бы им оказать сопротивление. Возможно, что вначале с индийскими княжествами была бы достигнута временная договоренность, чтобы создать условия, при которых такое общественное мнение вступило бы в действие и повлияло бы на ход событий. Вряд ли следует сомневаться в том, что индийские княжества в конце концов не подчинились бы ему, если только, конечно, английское правительство не стало бы поддерживать самодержавную власть князей. Таким образом вопрос о гражданской войне вряд ли мог бы возникнуть.

Все это далеко не то, чего хотел бы я, но во всяком случае это - политический и демократический шаг в нужном направлении. При разработке конституции или политической структуры заручиться согласием всех совершенно нереально. При этом следует добиваться согласия максимума людей, а остальные либо добровольно подчиняются в соответствии с демократической процедурой, либо их приходится уговорить или принудить подчиниться. Английское правительство, представляющее автократическую и авторитарную традицию и стремящееся в первую очередь оградить свои собственные интересы, попыталось получить согласие князей и некоторых других реакционных элементов и принудить к подчинению подавляющее большинство народа. Конгресс несомненно действовал бы иначе.

Все это конечно пустые и беспочвенные разговоры, ибо игнорируется главный фактор - английское правительство и английские финансовые интересы.

Есть еще одно соображение, заслуживающее внимания. Конгресс под руководством Ганди делает ставку на метод ненасилия и убеждения, а не на принуждение противника. Оставляя в стороне философскую сторону этого учения и реальность претворения его в жизнь, нужно отметить, что оно несомненно породило резко отрицательное отношение к гражданским конфликтам и стремление привлечь на свою сторону различные группы индийского населения. Это - весьма важный для нас фактор сохранения единства Индии и ослабления оппозиции.

Ведутся споры - являются ли несотрудничество и гражданское неповиновение конституционной формой борьбы или нет. Я уже высказывался по этому поводу. Разрешите мне поделиться с Вами своими мыслями. Эти движения безусловно оказали сильнейшее давление на английское правительство и потрясли государственный механизм. Но с моей точки зрения главное их значение заключается в том влиянии, которое они оказали на наш собственный народ и особенно массы сельского населения. Нищета и длительное автократическое правление, неизбежно порождавшее атмосферу страха и принуждения, привели к глубокой деморализации и деградации этих людских масс. Они почти полностью утратили чувство гражданственности, их избивали и запугивали мелкие чиновники, сборщики налогов, полицейские, управляющие помещиков. Они трусливо доносили друг на друга. А когда жизнь становилась невыносимой, искали спасения в смерти. Все это прискорбно и достойно всяческого сожаления, но винить их за это вряд ли можно, ведь они - жертвы всесильных обстоятельств. Движение несотрудничества вытащило их из этого болота, пробудило в них чувство собственного достоинства и уверенность в собственных силах, привычку к совместным действиям. Они вели себя мужественно и научились противиться несправедливому гнету. Их кругозор расширился, и они начали понемногу мыслить категориями Индии как единого целого. Они стали обсуждать (несомненно на своем уровне) на базарах и в местах собраний политические и экономические вопросы. Воздействию движений несотрудничества и гражданского неповиновения подверглись и низшие слои средних классов, но самыми значительными оказались перемены в сознании широких масс. Произошла удивительная трансформация, и ее надо считать заслугой Конгресса, руководимого Ганди. Эта трансформация имела большее значение, чем все конституции и структура управления. Она - единственная основа, на которой можно было бы создать прочную структуру или конституцию.

Все это, конечно, повлекло за собой решительный переворот в жизни Индии. Обычно в других странах такие разительные перемены порождают многочисленные проявления ненависти и насилия. Однако в Индии, благодаря Махатме Ганди, их оказалось сравнительно мало. Мы использовали многие преимущества войны без ее ужасающих зол. И достижение подлинного органического единства Индии стало реальнее, чем когда-либо раньше. Даже религиозно-общинные противоречия потеряли свою остроту. Вы знаете, что жизненно важным вопросом, волнующим сельскую Индию, а это 85% населения, является вопрос о земле. Любые подобные потрясения в другой стране, в сочетании с сильнейшим экономическим спадом, привели бы к появлению "жакерий". Как это ни удивительно, но Индия избежала этого. И дело не в репрессиях правительства, а в учении Ганди и идеях, выдвинутых Конгрессом.

Таким образом Конгресс высвободил все животворные силы страны и не дал развиться порочным и разрушающим единство тенденциям. Сделал он это, насколько позволяли обстоятельства, мирным, дисциплинированным и цивилизованным образом, хотя при таком массовом подъеме всегда существует опасность насилия. Как же реагировало правительство? Вам это достаточно хорошо известно. Оно попыталось задушить эти животворные силы и поощрить все вредные и гибельные для единства тенденции, действуя при этом самым нецивилизованным образом. В последние шесть лет английское правительство вело себя чисто по-фашистски, единственное различие состояло в том, что оно не кичилось этим, подобно фашистам.

Мое письмо ужасно затянулось, и я не хочу сейчас подробно останавливаться на новом законе об управлении Индией. Да в этом вряд ли есть необходимость, поскольку новый закон в Индии анализировали и критиковали многие люди, придерживающиеся самых различных взглядов, но сходящиеся в одном - полном неодобрении закона. Совсем недавно один из наиболее авторитетных представителей индийских либералов в частной беседе назвал новую конституцию "квинтэссенцией самого злобного сопротивления нашим национальным чаяниям". Не знаменательно ли, что так думают даже наши умеренные политики, а Вы, человек, столь сильно сочувствующий чаяниям индийцев, одобряете этот закон и говорите, что он "означает передачу цитадели власти в Индии в индийские руки"? Неужели пропасть между нашим образом мыслей так велика? Почему же? Дело, очевидно, в психологии, а не в политике или экономике.

В конце концов психологическая сторона очень важна. Понимают ли в Англии, что означают для Индии последние несколько лет? Понимают ли, что попытка раздавить человеческое достоинство и убить порядочность, что раны, нанесенные душе еще больше, чем телу, оставили неизгладимый след в индийском народе? Никогда раньше я не понимал так ясно, как сейчас, что тираническая власть принижает как тех, кто ее применяет, так и тех, кто от нее страдает. Можем ли мы забывать об этом, не предавая забвению и все понятия о честности и порядочности? Можем ли мы забывать об этом зле, когда сталкиваемся с ним изо дня в день? Неужели же это и есть прелюдия к свободе и передаче цитадели власти?

Люди реагируют на угнетение по-разному. Одни оказываются сломленными, другие ожесточаются. У нас в Индии, как и повсюду, встречаются и те и другие. Многие из нас, независимо от грозящих лично нам последствий, не могут бросить на произвол судьбы товарищей, томящихся в тюрьмах или обреченных на иные страдания. Многие из нас не могут терпеть оскорблений, наносимых Ганди, независимо от того, разделяем мы его взгляды или нет, ибо в наших глазах Ганди - это честь Индии. Никому, кто находится в здравом уме, не по душе конфликты, страдания, путь, ведущий к катастрофе. Индийское националистическое движение делает все, что в его силах, чтобы избежать этого пути, не отказываясь в то же время от самой основы своего существования, тогда как английское правительство пошло именно этим путем и делает мирное решение все более и более затруднительным. Если оно полагает, что, действуя в этом направлении, добьется успеха, значит оно удивительно плохо усвоило уроки истории и не понимает теперешних настроений индийского народа.

Если мы хотим избежать катастрофы, то именно английское правительство должно изменить свой курс.

Извините за столь длинное письмо.

Искренне Ваш Джавахарлал Неру.

Маркизу Лоузиену Сеймур Хаус 17 Ватерлоу плейс Лондон. С.У.I