Глава пятая. Сквозь века

Древнеиндийский театр

Открытие Европой древнеиндийской драмы немедленно вызвало предположения о том, что индийская драма обязана своим происхождением драме греческой или испытала на себе сильное влияние последней. Эта теория выглядела правдоподобной, ибо до тех пор вообще не знали о существовании какой-либо другой древней драмы, а после набега Александра на границах Индии возникли эллинизированные государства. Эти государства существовали еще в течение нескольких веков, и там, вероятно, были известны греческие театральные представления. В течение всего XIX века этот вопрос являлся предметом тщательного изучения и обсуждения среди европейских ученых. В настоящее время всеми признано, что индийский театр был совершенно независим как по своему происхождению и идее, лежавшей в его основе, так и в последующем своем развитии. Его возникновение можно проследить от гимнов и диалогов "Ригведы", носивших в известной степени драматизированный характер. Упоминания о натака, или драме, имеются в "Рамаяне" и "Махабхарате". Она начала оформляться в виде песен, музыки и танцев, связанных с легендами о Кришне. О некоторых драматических формах упоминает и великий грамматик VI или VII века до н. э. Панини.

К III веку н. э. относят написание трактата о театральном искусстве "Натьяшастра", опиравшегося, очевидно, на более ранние произведения по этому вопросу. Такая книга могла быть написана лишь в эпоху развитого драматического искусства, когда публичные представления стали обычным явлением. Ей должны были предшествовать значительная литература и долгие века постепенного развития этого вида искусства. Недавно в Рамгархских холмах в Чота-Нагпуре был раскопан древний театр, относящийся ко II веку до н. э. Показательно, что он очень похож на театры, общее описание которых содержится в "Натьяшастре".

Сейчас считается, что драма на санскритском языке окончательно сложилась в III веке до н. э., хотя некоторые ученые относят это к V веку. В дошедших до нас драмах часто упоминаются более древние авторы и их драмы, которые до сих пор не найдены. Одним из таких авторов утерянных произведений был Бхаса, которого высоко ценили многие последующие драматурги. В начале этого века было обнаружено собрание тринадцати его драм. Вероятно, самыми древними из обнаруженных до сих пор драм на санскритском языке являются драмы Ашвагхоши, который жил накануне или в начале нашей эры. Это, в сущности, лишь фрагменты рукописей на пальмовых листьях, и, как это ни странно, они были найдены в Турфане, на краю пустыни Гоби. Благочестивый буддист Ашвагхоша создал жизнеописание Будды "Буддачарита", которое было хорошо известно и долгое время пользовалось популярностью в Индии, Китае и Тибете. В те далекие времена оно было переведено на китайский язык индийским ученым.

Эти открытия дают новое освещение истории древнеиндийской драмы, и вполне возможно, что дальнейшие открытия и находки прольют новый свет на это замечательное явление индийской культуры. Ибо, как писал в своей книге "Le théâtre Indien" Сильвен Леви: "Le théâtre est la plus haute expression de la civilisation qui l'enfante. Qu'il traduise ou qu'il interprète la vie réelle, il est tenu de la résumer sous une forme frappante, dégagée des accessoires insignificants, généralisée dans un symbole. L'originalité de l'Inde s'est exprimée tout entiere dans son art dramatique; elle y a combiné et condense ses dogmes, ses doctrines, ses institutions..."^*

^* ("Театр есть высшее выражение породившей его цивилизации. Независимо от того, копирует ли он действительную жизнь или дает ее в своей трактовке, он стремится воспроизвести ее в яркой форме, очищенной от второстепенных аксессуаров, обобщенной в виде символа. Оригинальность Индии полностью отразилась в ее драматическом искусстве. Она собрала в нем в сжатой форме свои догмы, свои учения, свои институты..." (фр.))

Впервые Европа познакомилась с древнеиндийской драмой по изданному в 1789 году переводу пьесы Калидасы "Шакунтала", выполненному сэром Уильямом Джонсом. Это открытие вызвало нечто вроде смятения среди европейской интеллигенции, и книга выдержала несколько изданий. Переводы "Шакунталы" (сделанные с перевода сэра Уильяма Джонса) появились также на немецком, французском, датском и итальянском языках. "Шакунтала" произвела огромное впечатление на Гете, и он очень высоко оценил ее. Говорят, что мысль написать пролог к "Фаусту" была подсказана Гете прологом Калидасы^*, отвечавшим традициям санскритской драмы.^**

^* (Калидаса - классик мировой литературы, индийский поэт и драматург V в., автор двух эпических поэм: "Потомки Рагху" и "Зачатие бога войны", трех пьес: "Узнание Шакунталы", "Мужество Урваши", "Малавика и Агнимитра" - и двух лирических поэм: "Облако-вестник" и "Времена года". См.: Калидаса. Избранное. М., Художественная литература, 1973.)

^** (У части индийских авторов наблюдается тенденция (которой не избежал отчасти и я) приводить выдержки и цитаты из произведений европейских ученых, восхваляющих древнеиндийскую литературу и философию. Было бы столь же легко и даже много легче привести другие выдержки, в которых высказывается прямо противоположная точка зрения. Ознакомление европейских ученых в XVIII и XIX веках с индийским мышлением и философией вызвало бурю восторгов и энтузиазма. Казалось, что они удовлетворяют некой потребности в чем-то таком, чего европейская культура была лишена. Затем наступила отрицательная реакция, породившая критику и скептицизм. Это было вызвано ощущением, что индийская философия бесформенна и расплывчата, и, кроме того, также антипатией к замкнутой кастовой структуре индийского общества. Обе эти реакции, и положительная и отрицательная, основывались на весьма несовершенном знании древнеиндийской литературы. Сам Гете склонялся то к одному, то к другому мнению и, признавая колоссальное воздействие индийского мышления на западную цивилизацию, отказывался в то же время поддаться его далеко идущему влиянию. Этот двойственный и противоречивый подход весьма типичен для отношения европейцев к Индии. В последние годы великий европеец и типичный представитель лучшего, что создано европейской культурой, Ромен Роллан взглянул на истоки индийского мышления с более широкой и весьма дружественной точки зрения. Для него Восток и Запад представляли разные фазы вечной борьбы человеческой души. По этому вопросу - о реакции Запада на индийское мышление - талантливо и со знанием дела писал преподаватель университета Шантиникетан Алекс Аронсон.)

Калидаса признан величайшим поэтом и драматургом в санскритской литературе. "Le nom de Kâlidâsa,- говорит профессор Сильвен Леви,- domine la poésie indienne et la résume brillamment. Le drame, l'épopée savante, l'élégie attestent aujourd'hui encore la puissance et la souplesse de ce magnifique génie; seul entre les disciples de Sarasvati, il a eu le bonheur de produire un chef d'oeuvre vraiment classique, où l'Inde s'admire et où l'humanité se reconnait. Les applaudissements qui saluèrent la naissance de Cakuntala à Ujjayini ont après de long siècles éclaté d'un bout du monde a l'autre, quand William Jones l'eut révélé à l'Occident. Kâlidâsa а marqué sa place dans cette pléiade entincelante où chaque nom résume une période de l'esprit humain. La série de ces noms forme l'histoire, ou plutôt elle est l'histoire même"^*.

^* ("Имя Калидасы доминирует в индийской поэзии и блестяще резюмирует ее. Драма, санскритский эпос, элегия по сей день говорят о силе и многообразии его могучего таланта. Он единственный из учеников Сарасвати (богини наук и искусств), имевший счастье создать подлинно классический шедевр, в котором Индия любуется своим отражением, а человечество узнает себя. Гром рукоплесканий, приветствовавших рождение "Шакунталы" в Удджайини, прокатился после долгих веков с одного конца мира до другого, когда Уильям Джонс открыл эту драму Западу. Калидаса по праву занял место в той блестящей плеяде, где каждое имя воплощает целый период в развитии человеческого духа. Ряд этих имен составляет историю, или, вернее, они и есть сама история" (фу.).)

Перу Калидасы принадлежит ряд других пьес и несколько больших поэм. Даты его жизни неизвестны, но вполне вероятно, что он жил в Удджайини в конце IV века н. э., в царствование Чандрагупты II Викрамадитьи из династии Гуптов. Предание гласит, что он был одной из девяти жемчужин двора, и нет никакого сомнения в том, что еще при жизни гений его был оценен, и великий драматург получил полное признание. Калидаса принадлежал к числу тех баловней судьбы, с которыми жизнь обходится как с любимыми сыновьями и которым ее красота и нежность знакомы лучше, нежели ее колючие шипы и острые края. Его произведения говорят о любви к жизни и преклонении перед красотой природы.

Одна из больших поэм Калидасы называется "Мегхадута", то есть "Облако-вестник", Герой поэмы, попавший в плен и разлученный со своей возлюбленной, просит облако в дождливое время года передать любимой, как он томится по ней. Замечательную дань этой поэме и самому Калидасе отдал американский ученый Райдер. Касаясь двух частей этой поэмы, он говорит: "Первая содержит описание природы, тесно переплетенное с описанием человеческих чувств. Вторая - рисует душу человека, но на фоне красоты природы. Поэма написана столь изысканно, что нельзя сказать, какая часть лучше. Одни из тех, кто читал эту совершенную поэму в оригинале, отдают предпочтение первой, другие - второй части. Калидаса в V веке понимал то, что Европа поняла только в XIX, да и то не в полной мере, а именно: мир не создан для человека, и человек лишь тогда встает во весь свой рост, когда сознает достоинство и ценность жизни, не принадлежащей человеку. То, что Калидаса постиг эту истину, делает честь силе его интеллекта, качеству, столь же необходимому для большой поэзии, как и совершенство формы. Поэтический дар не является редкостью; острый ум также не такое уж необычное явление, но сочетание того и другого встречалось, быть может, не больше десяти раз с сотворения мира. Обладание этим гармоничным сочетанием ставит Калидасу в один ряд не с Анакреоном, Горацием и Шелли, а с Софоклом, Вергилием и Мильтоном".

Вероятно, задолго до Калидасы была написана другая знаменитая пьеса - "Мриччхакатика", или "Глиняная повозка", Шудраки^*. Это лирическая, несколько схематичная пьеса, отличающаяся тем не менее реалистичностью, которая волнует нас и дает нам некоторое представление об образе мыслей и культуре той эпохи. Около 400 года н. э., в царствование Чандрагупты II, была написана еще одна замечательная драма "Мудра-Ракшаса", то есть "Перстень с печатью", Вишакхадатты. Это чисто политическая пьеса, без какого-либо любовного или мифологического сюжета. В ней говорится о времени Чандрагупты Маурья, и героем ее является его главный министр, автор "Артхашастры" Чанакья. В некоторых отношениях эта пьеса удивительно актуальна и сейчас.

^* (Шудрака - имя или псевдоним жившего приблизительно в середине I тысячелетия н. э. автора социальной драмы "Глиняная повозка".)

Харша, правитель, создавший в начале VII века н. э. новую империю, также был драматургом, и до нас дошли три его пьесы. Около 700 года н. э. жил Бхавабхути, другая яркая звезда в санскритской литературе. Его произведения с трудом поддаются переводу, так как главная их прелесть - в языке. В Индии Бхавабхути пользуется большой популярностью, уступая в этом отношении одному Калидасе. Вильсон, который был профессором санскрита в Оксфордском университете, сказал об этих двух авторах: "Невозможно представить себе язык, столь музыкальный или величественно прекрасный, как язык поэзии Бхавабхути и Калидасы".

Поток санскритской драмы не прекращался еще в течение многих веков, но после Мурари, жившего в начале IX века, достоинства ее заметно снижаются. Постепенный упадок становился очевидным и в других областях жизни и деятельности. Высказывались предположения, что упадок драмы отчасти был следствием отсутствия покровительства со стороны правителей в индо-афганский и могольский периоды и, кроме того, результатом неодобрительного отношения ислама к драме как к форме искусства, главным образом из-за ее тесной связи с национальной религией. Для этой драмы, если не считать сохранившихся народных элементов, характерны были ученость и изощренность, и ее развитие зависело от покровительства знати. Однако это слабый довод, хотя политические изменения в верхах и могли оказать известное косвенное влияние. В действительности упадок санскритской драмы стал очевиден задолго до этих политических изменений. К тому же эти изменения ограничивались в течение нескольких веков Северной Индией, и, сохрани эта драма какую-либо жизнеспособность, она могла бы продолжать развиваться на юге. Если не считать кратковременных периодов пуританской нетерпимости, то индо-афганские, тюркские и могольские правители определенно поощряли индийскую культуру, внося в нее иногда некоторые вариации и дополнения. Индийская музыка в целом встретила восторженный прием при мусульманских дворах и у знати, и некоторые из крупнейших мастеров индийской музыки были мусульмане. Литература и поэзия также поощрялись, и среди известных поэтов, писавших на хинди, есть мусульмане. Правитель Биджапура Ибрагим Адилшах. написал на хинди трактат об индийской музыке. Индийская поэзия и музыка изобиловали ссылками на индусских богов и богинь, и все же они были приняты, и старые аллегории и метафоры были по-прежнему в ходу. Можно сказать, что, за небольшими исключениями, мусульманские правители не пытались подавить какую-либо. форму искусства, если не считать запрещения воздвигать статуи богов.

Санскритская драма пришла в упадок потому, что в те дни многое в Индии приходило в упадок и ее творческий дух угасал. Она пришла в упадок задолго до воцарения на делийском троне афганцев и тюрок. Впоследствии санскриту, как языку образованной знати, пришлось соперничать до некоторой степени с персидским языком. Но одной несомненной причиной была, видимо, все расширявшаяся пропасть между языком санскритской драмы и языками повседневной жизни. К 1000 году н. э. народные языки, на основе которых сложились современные языки, начали принимать литературную форму.

Однако, как это ни удивительно, санскритская драма продолжала жить в течение всего средневекового периода вплоть до самого последнего времени. В 1892 году появился перевод на санскрит пьесы Шекспира "Сон в летнюю ночь". Непрерывно обнаруживаются рукописи старых драм. Список таких драм, составленный в 1890 году профессором Сильвеном Леви, содержал 377 названий драм 189 авторов. В более позднем списке числится уже 650 драм.

Старые драмы (Калидасы и других авторов) написаны смешанным языком. Это санскрит и один или несколько пракритов, то есть народных вариантов санскрита. В одной и той же драме образованные люди говорят на санскрите, а простой люд, обычно женщины, на пракрите, хотя есть и исключения. Поэтические вставки и лирические отступления, которых очень много в драмах, написаны на санскрите. Это смешение, вероятно, делало драмы более доступными для широкой аудитории. Это был компромисс между литературным языком и требованиями народного искусства. Тем не менее в основном старая драма представляет аристократическое искусство, предназначенное для искушенной аудитории, обычно для придворных и им подобных зрителей. Сильвен Леви сравнивает ее в некоторых отношениях с французской трагедией, которая, будучи далека от народа в выборе тем, отвернулась от реальной жизни и создавала на сцене условное общество.

Но кроме литературного театра высшего класса в Индии всегда существовал и народный театр, репертуар которого был основан на сказаниях индийской мифологии и эпоса, хорошо знакомых аудитории. Поэтому задачей театра была скорее иллюстрация этих сказаний, чем их драматическая постановка. Представление шло на народном языке каждой данной местности и поэтому ограничивалось ее пределами, в то время как санскритские драмы, написанные на общем для всех образованных индийцев языке, были в моде во всей Индии.

Эти санскритские драмы предназначались, несомненно, для постановки. Они сопровождаются тщательными режиссерскими указаниями и правилами рассаживания публики. В отличие от древней Греции в представлениях принимали участие актрисы. Как греческая, так и санскритская драма пронизана утонченным восприятием природы и ощущением единства человека с природой. Она изобилует поэзией, которая представлена неотъемлемой частью жизни, полной смысла и значения. В ней то и дело декламировались стихи. Читая греческую драму, наталкиваешься на обычаи, образ мысли и жизни, которые вызывают воспоминание о старых индийских обычаях. Тем не менее греческая драма в своем существе глубоко отлична от драмы санскритской.

В основе греческой драмы лежит трагедия, проблема зла. Почему человек страдает? Почему в мире существует зло? Что такое религия, бог? Какое жалкое существо человек, игрушка судьбы, слепо и бесцельно стремящийся побороть всемогущий рок - "закон, который живет и не меняется веками". Человек должен познавать мир через страдания, и, если ему посчастливится, он поднимется над своими стремлениями.

 Счастлив будь, отыскавший путь, 
 Избежавший бурь и бросивший якорь в гавани. 
 Счастлив будь, сказавший - забудь! - 
 Одолевший себя... Ибо самое странное 
 Из искусств - это жизнь. Властью силы и злата 
 Здесь один попирает другого; брат - брата; 
 И миллионы людей - как вода, как поток; 
 И милионы надежд - как зыбучий песок; 
 Здесь достигшие цели и те, что достичь не смогли, 
 Чьи надежды мертвы или сохнут в пыли. 
            Но однажды постигший 
            То, что жить - это счастье, 
 Свое Небо нашел навсегда.

Человек познает посредством страданий, он познает жизнь, одновременно осознавая, что конечная тайна остается неразгаданной, и он не может найти ответ на свои вопросы или разрешить загадку добра и зла.

 Есть много призраков, рожденных тайной, 
 И много есть вещей, что создал бог. 
 Они лежат за страхом и надеждой. 
 И тот конец, который ищут люди, еще не виден, 
 И трона там пролегла, где человек не ищет*.

^* (Цитируется из произведений Еврипида: первая - из "Вакханки", вторая - из "Алкеста".)

В санскритской литературе нет ничего подобного по силе и величественности греческой трагедии. Собственно, в Индии вообще нет трагедии, так как трагическая развязка не допускалась. Сложные философские проблемы не обсуждались, ибо драматурги придерживались общепринятых шаблонов религиозных убеждений. К их числу относились доктрины перерождения и причинно-следственной связи. Случайности и беспричинное зло исключались, ибо то, что происходит сейчас, есть неизбежный результат какого-нибудь события в прежней жизни. Нет никакого вмешательства слепых сил, с которыми следует бороться человеку, к тому же эта борьба и бесполезна. Эти примитивные объявления не удовлетворяли философов и мыслителей, и они постоянно выходили за их рамки в поисках конечных причин и более полных объяснений. Но в общем жизнь направлялась этими убеждениями, и драматурги не оспаривали их. В целом драма и санскритская поэзия полностью отвечали индийскому духу, и следов какого-либо возмущения против него очень мало. Драматургические каноны были строги, и их нелегко было преступить. Драма, однако, не призывала к безвольной покорности судьбе. Герой - это всегда мужественный человек, готовый взглянуть в лицо любой опасности. "Невежда уповает на провидение",- презрительно говорит Чанакья в "Мудра-Ракшасе". Он ждет помощи от звезд, вместо того чтобы полагаться на свои силы. Наблюдается проникновение и некоторого схематизма: герой ведет себя всегда героически, а злодей почти неизменно совершает одни злодейские поступки. Промежуточных оттенков очень мало.

Однако пьесы содержат сильные драматические коллизии, волнующие сцены и известное отражение жизни, похожее на сновидение - реальное и в то же время нереальное, все сплетенное воедино силой поэтического вымысла и изложенное великолепным языком. Начинает казаться (хотя, возможно, это было и не так), что жизнь в Индии в ту пору была более спокойной, более размеренной, словно она открыла свои истоки и нашла ответ на свои вопросы. Она безмятежно течет в своем русле, и даже буйные ветры и проносящиеся мимо вихри вызывают лишь легкую рябь на ее поверхности. Как это не похоже на яростные бури греческой трагедии! Зато индийская драма глубоко человечна, и ей присущи известная эстетическая гармония и логическое единство. Натака, говорит Сильвен Леви, до сих пор остается самым удачным творением индийского гения.

Профессор А. Берридейл Кит^* также заявляет, что "санскритская драма может по праву считаться вершиной индийской поэзии и законченным выражением системы взглядов на литературное искусство, сложившихся у творцов индийской литературы, полностью отдававших себе отчет в своем предназначении... Источником достижений Индии в интеллектуальной области был тот самый брахман, на которого столько клеветали как в этом, так и в других вопросах. Подобно тому как он создал индийскую философию, он другим усилием своего интеллекта породил изящную действенную драматическую форму".

^* (Я часто обращался к книге: Levi Silvain. Le theatre Indien. Paris, 1890, и Keith A. Berriedale. The Sanskrit Drama. Oxford, 1924, и некоторые цитаты взяты из этих двух книг.)

В 1924 году в Нью-Йорке была поставлена в английском переводе пьеса Шудраки "Мриччхакатика". Вот что писал о ней театральный критик журнала "Нейшн" Джозеф Вуд Крач: "Здесь, или нигде, зритель сумеет увидеть истинный образец того чистого театрального искусства, о котором говорят теоретики; и здесь же он получит пищу для размышлений о той подлинной восточной мудрости, которая кроется не в некой доктрине для посвященных, а в сочувствии гораздо более глубоком и искреннем, нежели сочувствие, присущее традиционному христианству, подвергшемуся тлетворному влиянию суровых нравственных догматов юдаизма... Это вещь совершенно искусственная и все же глубоко волнующая, ибо она не реалистична, а реальна... Кем бы ни был ее автор, и когда бы он ни жил, в IV или в VIII веке, он был добрым и мудрым человеком, обладавшим не той добротой и мудростью, которые слетают с уст или выходят из-под бойкого пера какого-нибудь моралиста, а той, что исторгается из самой глубины души. Утонченное восхищение свежей красотой юности и любовью делало его не столь бесстрастным, и он был достаточно стар, чтобы понимать, что веселая и хитроумная история может послужить средством выражения нежного человеколюбия и доверительной доброты.

...Такую пьесу могла создать только та цивилизация, которая достигла устойчивости. Когда цивилизация уже продумала все свои проблемы, она неизбежно приходит к чему-то столь же безмятежному и наивному. Макбет и Отелло, при всем их волнующем величии,- герои варварские, ибо страстное бунтарство Шекспира - это бунтарство, порожденное конфликтом между недавно пробудившейся способностью к душевным переживаниям и системой этических норм, унаследованных от времен дикости. Реалистическая драма наших дней - продукт аналогичного смятения. Но когда проблемы решены, а страсти примирились с велениями рассудка, тогда остается лишь форма.

...Среди классических произведений прошлого Европы мы нигде не встретим произведения, более определенно свидетельствующего о высоком уровне создавшей его цивилизации".