<Хартия Вишнушены и раннесредневековый город>

(Сокращенный текст статьи "Хартия Вишнушены как источник по истории раннесредневекового города". - Древняя Индия. Язык. Культура Текст М., 1985, с. 222 - 239.)

Эпиграфические источники - это тот фундамент, на котором покоятся наши знания об истории Индии I тысячелетия н. э. Среди многочисленных надписей, имеющих, как правило, стандартную форму и содержащих весьма ограниченную информацию, хартия Вишнушены представляет счастливое исключение. По богатству материала и своей тематике эта надпись имеет особую ценность и не случайно обратила на себя внимание исследователей^*. Надпись, вырезанная на двух медных табличках, в отличие от аналогичных дарственных грамот о пожаловании деревень или участков земли является хартией^**, пожалованной правителем общине купцов и регламентирующей различные стороны жизни поселения, фигурирующего в надписи под названием Лохата и Лохатака-грама. Хартия содержит 72 установления, утвержденные Вишнушеной, который подтвердил также законность других прежде существовавших правил, конкретно не названных (стк. 28 - 29). Эти установления сообщают сведения о торговой, ремесленной, земледельческой деятельности в поселении Лохата и касаются вопросов, связанных с судопроизводством, взысканием податей, пошлин, штрафов и повинностей в пользу правителя, органов управления и суда, а также господствующей купеческой общины.

^* (Sirkar D. С The Charter of Vishnusena, Samvat 645 - EI, XXX, с 163 - 181; Kosambi D. D. Indian Feudal Trade Charters. - JESHO. Vol. II, pt 3, с 281 - 293; Sharma R. S. Indian Feudalism..., с 69 - 70; Yadava B. N. S. Society and Culture in Northern India in the Twelfth Century. Allahabad, 1973, с 273.)

^** (В надписи документ назван: acara-sthiti-patra (стк. 3), sthiti-patra (стк. 4, 30), sthiti-vyavastha (стк. 33), sthiti-patra-vyavastha (стк. 34).)

Столь подробного изложения правил, относящихся к жизни торгово-ремесленного населения, мы в других эпиграфических памятниках раннего средневековья не имеем. Сходные по тематике надписи, относящиеся к первой половине VIII в., также весьма интересны, однако несут, к сожалению, несравненно более скудную информацию. Это две надписи царя Притхивичандры Бхогашакти из династии Чалукьев и одна надпись Викрамадитьи II из той же династии. Несмотря на краткость этих документов,, их значение велико не только из-за имеющихся там сведений, но и прежде всего благодаря тому, что они указывают на существование специальных правил и обычаев, регламентировавших торгово-ремесленную деятельность и обеспечивавших права купеческих организаций, по-видимому пользовавшихся большим влиянием^*.

^* (EI, XXV, с. 225 - 238; XIV, с. 189 - 191.)

Эпиграфика донесла до нас крайне мало данных о раннесредневековом городе и о торгово-ремесленной сфере. Практически все сведения по этой проблематике в древний период мы черпаем из литературных памятников. Между тем сложение особого статуса городов, их самоуправления, привилегий, как и процесс подчинения государственной, а затем и феодальной власти, имеет давнюю историю. История города магадхского времени, гуптской эпохи и второй половины I тысячелетия н. э. не может рассматриваться изолированно, по частям. Представление об эволюции города может быть выработано только при комплексном сквозном исследовании всей суммы исторических материалов. Под таким углом зрения хартия Вишнушены, датируемая концом VI в., представляет чрезвычайный интерес: это и наиболее ранний образец своего рода статута торгово-ремесленного поселения, которое по его социально-экономической сути можно определить как городскую структуру (черты подобной регламентации находят отражение и в документах VIII в.); это и любопытная параллель свидетельствам о самоуправлении городов гуптской и предшествующей эпох, об автономии и иммунитетах шрени - гильдий и цехов. В целом хартию Вишнушены можно с полным правом назвать не только ценным источником по социально-экономической истории, но и важным культурно-историческим памятником.

Издавший грамоту Вишнушены Д. Ч. Сиркар приводит соображения, доказывающие подлинность данного документа (оригинал утерян, сохранился лишь факсимильный оттиск табличек), относящегося по сумме признаков к району Гуджарата и к серии надписей династии Майтраков из Валабхи. На вероятную принадлежность самого правителя Вишнушены к роду Майтраков указывают как будто бы и его имя - имена Майтраков обычно оканчивались на "-сена", - и вариант этого имени в сделанной позднее приписке, вновь утверждающей хартию Вишнушены, - Вишнубхата (стк. 33). Характерный для Майтраков компонент имени "-сена" мог чередоваться с "-бхата". Так, Дхрувасена II Баладитья (629 - 640) носил также и имя Дхрувабхата. Д. Ч. Сиркар отмечает также специфическую деталь в титулатуре, встречающуюся только в эпиграфике Майтраков. Можно с большой долей уверенности полагать, что Вишнушена принадлежал к прямой линии этой династии или был близким родственником, владевшим отдельным княжеством. В надписи он выступает в качестве вассального правителя, имеющего придворные и владельческие титулы махакартакритика, махаданданаяка, махапратихара, махасаманта, махараджа (стк. 1). Сюзерен Вишнушены упомянут даже без указания имени как "парамабхаттарака-шри-бава" (стк. 2); возможно, это был Шанкарагана, правитель из династии Калачури. <...>

Дата хартии, по убедительному заключению Д. Ч. Сиркара, соответствует 592 г., дата добавления, сделанного местным правителем уже не с княжеским титулом, а назвавшим себя просто самантой, - 605 г. Другая дата для добавления, получающаяся при использовании иного летосчисления, - 676 г. - не подходит по сумме данных.

Все перечисленные детали позволяют в общих чертах локализовать и уверенно датировать надпись, несмотря на утрату вместе с оригиналом сведений о месте ее находки. Более точная локализация, предложенная Д. Ч. Сиркаром, - идентификация Лохаты с гаванью Рохар - кажется удачной, хотя и не выходит за рамки гипотезы. Содержание надписи определенно имеет в виду прибытие в Лохату кораблей с грузами товаров. Таким образом, скорее всего Лохата была портом на берегу моря (Рохар на берегу Качхского залива); менее вероятным предположением может быть локализация Лохаты в нижнем течении одной из рек, впадающих в Камбейский залив. Вообще поиск древних названий по современной топонимике оправдан огромной практикой индологов - этнографов: в Индии названия населенных пунктов сохраняются очень прочно, подвергаясь за многие столетия и даже полторы-две тысячи лет незначительным фонетическим изменениям.

То обстоятельство, что верховный: правитель не назван по имени и пожалование хартии совершается непосредственно от лица крупного владетеля с княжеским титулом махасаманты-махараджи, не представляет исключения в ряду дарственных грамот; нередко царь упоминается лишь для соблюдения законной формы документа, фактически же местный правитель в его санкции не нуждался. Более примечательно, что саманта Аванти в своем добавлении к грамоте не упомянул ни одного титула Вишнушены и вообще не упомянул верховного государя. Хотя добавление очень краткое и занимает всего три строки (32 - 34), эта лаконичность, доходящая до непочтительности, не может быть объяснена недостатком места. Грамота была вырезана на одной стороне табличек, соединяющихся двумя кольцами, образуя как бы складень, и при необходимости можно было использовать чистую сторону, что обычно и делалось. Объяснение, следовательно, надо искать в другом: или этот саманта стал полностью независимым, что все же маловероятно, или суть добавления заключалась в том, что, став господином Лохаты в условиях слабости вышестоящей власти, он просто констатировал, что будет соблюдать существующие правила: его приписка не имела характера пожалования. Добавление отражало лишь отношения между местным сеньором и общиной купцов, представлявшей интересы населения Лохаты и выступавшей в качестве вассала саманты Аванти. Таким образом, эта приписка не выходила за рамки соглашения между сеньором и вассалом и появилась, очевидно, в связи с просьбой Лохатской общины, вызванной переходом ее под власть данного феодала (во время пожалования хартии Лохата подчинялась непосредственно махарадже).

Здесь следует остановиться на вопросе о том, почему вообще в руки историков мог попасть такой необычный для надписей на медных табличках документ, как статут Лохаты с дополнительным подтверждением его самантой Аванти. В литературе иногда высказываются ошибочные мнения, будто медные таблички являлись обычным материалом для фиксирования документов и грамоты, выгравированные на них, представляют собой нормальную феодальную документацию вообще; например, по ним можно непосредственно судить о системе феодального землевладения в целом. Это представление проявилось, в частности, в "Истории Индии" К. А. Антоновой, Г. М. Бонгард-Левина и Г. Г. Котовского (первое и второе издания)^*. Такой подход в свое время привел Д. Д. Косамби^** к заключению о теократическом характере индийского феодализма, поскольку известные грамоты на медных табличках сообщали о пожалованиях брахманам и храмам (исключений почти нет, одно из них - грамота Вишнушены).

^* (Антонова К. А., Бонгард-Левин Г. М., Котовский Г. Г. История Индии. Краткий очерк. М., 1973, с. 124, 156; они же. История Индии. Изд. 2-е, испр. и доп. М" 1979, с. 123, 168.)

^** (Kosambi D. D. Introduction to the Study of Indian History. Bombay, 1956.)

Медные таблички фиксировали религиозные пожалования, имевшие целью приобретение религиозной заслуги самим дарителем и его предками, что само по себе предполагало неприкосновенность объекта дарения, каковым обычно был "высший дар" - земля (включая населенную землю, т. е. деревни). Решающее значение в распространении обычая вырезать тексты таких дарственных грамот на меди сыграло стремление получателей пожалования обеспечить неприкосновенность своих владений под предлогом их святости. Все прочие акты о приобретении недвижимости, о феодальных пожалованиях, а их было подавляющее большинство, фиксировались на простых писчих материалах, легко разрушавшихся и до нас не дошедших. Медные же таблички представляют только одну категорию землевладения, притом второстепенную. Однако они позволяют, являясь образцами типичных феодальных документов, а также благодаря попадающимся в них случайным упоминаниям, составить, используя специальные методы исследования, представление о картине феодального общества в целом по косвенным данным. <...> Вернемся к нашей надписи, появление которой в виде документа, выгравированного на медных пластинках, кажется необъяснимым в свете изложенного выше. Мне кажется, разгадку следует искать в тексте статей хартии, многие из которых содержат оговорки, касающиеся податей, пошлин, штрафов, вообще вопросов, связанных с имуществом или проступками членов организации или группы, скрывавшейся за словом дхармика. Из 72 статей хартии дхармика упоминается в 21, а подразумевается еще в четырех. Смысл этих оговорок - в установлении малых ставок платежей - примерно вполовину ниже обычных или минимальных, в некоторых же случаях оговорено, что они равны обычным. Так, в ст. 45 говорится, что "застигнутый за изготовлением спиртного напитка (суры) [должен платить штраф] в три рупаки; дхармика - рупаку с четвертью"^*; в ст. 51: "Налог на помещение с приспособлением (янтра, может быть, маслопресс и т. п. - Е. М.) - три рупаки, [если принадлежат] дхармике - рупака с четвертью"^**. В ст. 49 сказано, что "подать с поля сахарного тростника - тридцать две рупаки, [за принадлежащее] дхармике- две рупаки с четвертью"^***. В следующей статье дхармика не упомянут, но, очевидно, подразумевается: "Подать за поле имбиря (?) - половина [указанного выше]"^****, т. е. соответственно 16 и 1¹/₈ рупаки. Подобное же соотношение ставок податей мы видим и в ст. 53: "Ввозная пошлина с корабля, везущего сосуды (может быть, вообще "товар". - Е. М.), - 12 рупак, [если принадлежит] дхармике - рупака с четвертью"^*****. В 16 случаях дхармике не отдается предпочтения и его платежи равны обычным. Например, в ст. 67: "За груз кожи - рупака с четвертью, также дхармикой [должно быть уплачено] 1¹/₄ рупаки"^******; в ст. 61 "За корабль с грузом бамбука - шесть рупак с четвертью, дхармикой [уплачивается] столько же"^*******. Некоторые пункты свидетельствуют о том, что дхармики выполняли должностные функции наряду с недхармиками. Так, в ст. 30 говорится: "[Если] писец суда [или] служащий караны (вероятно, органа самоуправления. - Е. М.) не приходит [к месту службы] после полудня, штраф - шесть с четвертью рупак, то же [уплачивается] дхармикой"^********, т. е. эти должности мог занимать и дхармика. Это подтверждается также ст. 33, устанавливающей штраф в 6¹/₄ рупаки за отсутствие, очевидно в служебное время, печати или за неправильное ее применение (злоупотребление?); дхармика должен был платить такой же штраф^*********. Дхармика выступал "на равных" с другими жителями при наказании за обсчет при уплате цены товара (вообще за обман при уплате цены, уклонение от платы и т. д.), штраф был равен трем рупакам с четвертью (ст. 32)^**********.

^* (sura-ara[na] syavalokye rupaka-trayarh dharmike rupakah sa-padah (стк. 17 - 18).)

^** (yantra-kuty-adanain rupaka-trayam ru 3 dharmike rupakah sa-padah (стк. 20 - 21).)

^*** (iksu-vat-adanarh rupakah dvatrirhsat ru 30 2 dharmmike rupaka-dvayam sa-padam ru 2 1/4 (стк. 20).)

^**** (alla-vatasy-tto-adanarh (nam) (стк. 20).)

^***** (bhanda-bhrta vahitrasya sulk-atiyatrike rupakah dvadasa ru 10 2 dharmmike rupakah ru 1¹/₄ (стк. 21 - 22).)

^****** (kha[lla-bha] raka [sya] rupakah sa-padah saha dharmmikena (na) ru 1 1/4 (стк. 27).)

^******* (varhsa-bhrta-vahitrasya rupakah sat sa-padah saha dharmmikena (na) ru 6 1/4 (стк. 24).)

^******** (vyavahar-abhilekhitaka-karana-sevakasya-madhyahnad-urdhvam nirupasthitasya vinayo rupakah sat-sa-pada-saha dharmmikena (стк. 13).)

^********* (mudr-apacare vinaye rupakah sat-sa-padah saha dharmmikena (стк. 14).)

^********** (arggha-varhcane rupaka-trayarh sa-padam saha dharmmikena (стк. 26).)

Получается, что дхармики вели торговлю, владели недвижимостью, в одних случаях они выращивали на полях товарные культуры, в других вели какое-то производство, пользуясь при этом существенными привилегиями. В некоторых отношениях они преимуществами не обладали, что частично можно объяснить их недостойным поведением - нечестностью, пренебрежением общественными обязанностями. Наличие среди них служащих общественных учреждений показывает также, что под названием дхармиков выступают отдельные индивиды, ответственные персонально, в то время как в определенных случаях могла подразумеваться собственность какого-то религиозного учреждения - религиозной общины или храма.

Дхармики в какой-то степени вели в Лохате ту же деятельность, что и господствующая там купеческая община, одновременно отличаясь от обычных купцов. Это наводит на мысль, что в Лохате существовала какая-то религиозная организация, охватывавшая часть купечества. Некоторые представители дхармиков, должно быть, не имели достаточного состояния, чтобы заняться торговыми делами, и существовали за счет работы в качестве писцов и других служащих (впрочем, предположение об их бедности не обязательно). На имущественную дифференциацию в среде дхармиков как будто указывает их участие в незаконном производстве (и, очевидно, нелегальном сбыте) спиртных напитков (ст. 43, 44, 45). Состоятельный, почтенный купец не пошел бы на такое дело, тем более что существовали вполне легальные виноделие и торговля вином: так, подать за повозку с вином (или корабль) составляла пять рупак, дхармика должен был платить рупаку с четвертью (ст. 66)^*; "[пошлина на продажу] сосуда [с вином] емкостью в четверть - пять вимшопак, так же и с дхармики" (ст. 69)^**. Вимшопака составляла ¹/₂₀ рупаки. По-видимому, право на производство и продажу вина охранялось и принадлежало представителям специализировавшейся на этом касты или лицам, добившимся разрешения на подобную выгодную деятельность. В регламентации была, как видим, заинтересована и администрация, взимавшая пошлину на вино, вероятно представлявшая интересы раджи (в таком случае суть приведенных выше установлений состояла в ограничении податей определенной фиксированной суммой). Возможно, княжеская власть не только была заинтересована в получении дохода от винной подати, но и сама участвовала в винной торговле. Обращает на себя внимание ст. 47: "Пока [чиновник-] варика, [надзирающий] за виноделами (кальвапала), не освободится в царском хранилище от измерения вина [своей] рукой при помощи [мерного] сосуда в четверть, никакими другими делами [он не должен отвлекаться]"^***.

^* (madya-vahanakasy-adane rupakah parha ru dharmmike rupakah sa-padah ru 1¹/₄ (стк. 26).)

^** (pada-ghatasya virhsopakah pariiva saha dharmmikena (na) (стк. 27).)

^*** (rajaklya-ganje kalvapala-varikena caturttha-sotihastena meyam muktvan-anyat-[ki]riicit-karanTyarh yam (стк. 19).)

Приведенные примеры свидетельствуют против мысли о монополии феодала на торговлю вином, - может быть, измерялось вино, поступавшее в качестве натуральной подати; другое предположение сводится к тому, что измерялось все вино, произведенное виноделами. В пользу первого предположения говорит упоминавшаяся статья 45 о наказании нелегального изготовителя суры, указывающая, что помимо денежного штрафа "должны быть отданы в качестве платы радже две четверти вина"^*. Таким образом, княжеской администрации поступал штраф в. натуре, и это вино могло быть реализовано путем продажи. Между прочим, приведенный текст указывает на то, что, по крайней мере в данном случае, денежный штраф не являлся "платой радже" и взыскивался, возможно, органами самоуправления.

^* (raj-argghikaya madya-caturttha dvayarii 2 (стк. 18).)

Если верно заключение, что в состав купеческой общины Лохаты, испросившей у Вишнушены хартию "для защиты и в пользу нашего народа"^*, входила какая-то религиозная община или что часть купечества была связана с управлением и деятельностью храма и по этой причине имела особый статус дхармиков, то становится понятным оформление этой жалованной грамоты по формуляру пожалования брахмадейи и деваданы на медных табличках. Соответственно в надписи присутствуют все надлежащие части грамоты тамра-патта - грамоты на медной табличке <...>, только в разделе, посвященном объекту дарения, мы видим не описание земельного пожалования, а правила, регламентирующие жизнь торгово-ремесленного поселения. Пожалование их рассматривается формально в качестве религиозного дарения. При этом группа, обозначенная в тексте словом "дхармика", как бы подразумевалась, однако прямое пожалование именно ей было невозможно, так как ущемило бы интересы остальной части купеческой общины Лохаты. Реально существование дхармиков было только предлогом для получения всей общиной хартии в форме грамоты тамра-патта, поскольку именно такая грамота обеспечивала наибольшую стабильность пожалования в бурный век феодальных усобиц и политической неустойчивости.

^* (asmakarh loka-sariigrah-anugrah-artham (стк. 3).)

Индийская эпиграфика дает много примеров фиктивного оформления владений в качестве религиозного пожалования; в частности, здесь уместно указать и на фальшивые грамоты, призванные юридически защищать фактическое владение. Упомянутые в начале статьи грамоты, содержащие элементы городского статуса, были оформлены как тамра-патта, поскольку пожалования были связаны с местными храмами. Даже когда недвижимость просто покупалась храмом, сведения об этих приобретениях администрация храма старалась зафиксировать так, будто это - религиозное дарение (<см. разобранную выше> надпись на камне из Ахара).

Что же касается приписки о подтверждении хартии Вишнушены, то она имела те же мотивы, хотя оформлена была не по правилам. Освящать ее должна была грамота Вишнушены.

Несмотря на то что в надписи Лохата недвусмысленно названа "грамой", <...> представляется, что мы имеем дело с городом. В начале надписи сказано, что приказ был издан из Лохата-васаки; васака в данном случае может означать временную или постоянную резиденцию правителя, но не исключено и то, что это слово определяет Лохату как "поселение". Исследователи Д. Ч. Сиркар, Д. Д. Косамби, Р. Ш. Шарма, Б. Н. С. Ядава считают Лохату купеческой деревней, хотя и не всегда высказываются по этому поводу прямо. <...> В настоящем случае мы как раз имеем дело либо с городом, развившимся из поселения, определявшегося индийцами словом "грама", либо, применяя ставшее употребительным в исторической литературе выражение, с предгородской структурой.

Понятие города, как известно, весьма неопределенно и складывается из суммы признаков, сочетание которых может до известной степени варьироваться. Для древности и средневековья к числу таких признаков относятся экономическая и социальная особость города, отделяющая его от деревни и противопоставляющая ей, специфическое правовое положение, большая концентрация населения, "городской" тип застройки, наличие крепостной стены или по крайней мере цитадели, значение как политического, религиозного, культурного центра и т. д. Как правило, характеристика любого конкретного города не может вместить все возможные "городские" показатели, но нельзя не признать, что все они в какой-то мере исторически проявляются, образуя то, что мы называем городом, имея в голове некое представление, а не четкое научное определение. Во всяком случае, надлежит установить иерархию признаков, которые явно не равноценны и, кроме того, выступают с разной степенью значимости на различных этапах исторического развития. Например, для раннего полиса роль его в качестве центра ремесла и торговли не только не является ведущей, но может и отсутствовать. Для зрелого города древности и средневековья характерна значительная концентрация торгово-ремесленной деятельности, и в европейско-средиземноморском регионе различие в типах городов этих двух эпох было значительным.

Что касается Индии, то представляется, что в связи с непрерывностью традиции городской жизни и единой социально-экономической природой общества древности и средневековья типологические особенности городов магадхского, гуптского времени и второй половины I тысячелетия были, по существу, малоразличимы, хотя вследствие неравномерности исторического развития отдельных областей мы можем обнаружить и стадиально ранние формы городских структур типа полиса. Разумеется, большое значение для образования, роста и процветания города имели конкретные обстоятельства - выбор данного пункта ставкой правителя, политическая или военная его ценность, наличие коммуникаций, приток верующих к религиозной святыне и т. п. Однако во всех случаях можно наблюдать развитие ремесленной и торговой деятельности, становящейся основой городской жизни. Эта сфера имеет потенцию к постоянному росту независимо от преходящих факторов, сопротивляется неблагоприятным воздействиям и в конечном счете обеспечивает стабильность существования большого числа индийских городов, возникших в древности или в раннее средневековье.

На примере Лохаты мы видим развитие города прежде всего на основе торговой деятельности, что было обусловлено, видимо, удобством географического положения и наличием гавани. На повышение значения этого населенного пункта могло повлиять и выявленное нами наличие здесь культового центра- храма или религиозной общины. Вызванное этим обстоятельством пожалование грамоты в форме медных табличек способствовало укреплению положения купцов Лохаты и было важнейшим фактором в становлении особого правового статуса не только самой господствующей группы, но и всего населения. Следует заметить, что хартия, конечно, во многом фиксировала уже сложившиеся отношения, однако в Лохате действовали и другие давние обычаи, названные, так же как и данные установления, "ачара"^*. Вероятно, они не были зафиксированы в хартии по той причине, что этот документ составлен в сугубо утилитарных целях для определения границ власти и претензий княжеской администрации. Его можно охарактеризовать как договор между государем и общиной купцов, представлявшей Лохату. В этом смысле хартия имеет сходство с вассальным контрактом в средневековой Европе. Внутренние отношения между "гражданами"-купцами и группами подчиненного им населения нашли здесь слабое отражение, и поэтому полной картины жизни Лохаты документ не дает. Хартией Вишнушены представлен ранний этап самоопределения развивающегося социума, выделения его в особый правовой комплекс, позволяющий дальнейшему усилению автономии идти при четко ограниченном вмешательстве государственной (феодальной) власти, сводящемся в общем к взиманию фиксированных ставок податей и штрафов. Такого рода частичная независимость при продолжающемся присасывании феодала к торгово-ремесленной деятельности на основе верховной собственности-суверенитета типична для средневековых индийских городов. Она является и высшим достижением этих городов, никогда не имевших полной автономии или даже независимости, как это было в Европе; более того, характерной чертой их жизни всегда оставался мелочный податной контроль государства и частных феодалов.

^* ( ...ye c-Inye-[pu]rvya-valamanak-acaras-te-pi maya samanujnatah. (1. 28 - 29).)

Типичным для ранней стадии становления городов является и получение привилегий господствующей группой, доминирующей корпорацией, а не поселением в целом.

Кажется очевидным, что Лохата была не просто торговым поселением, а экономическим комплексом, во-первых, не вполне однородным и в торговой среде и, во-вторых, включавшим ремесленное население, работающее на продажу. По поводу первого положения уже приводились соображения в связи с дхармиками: существовала имущественная дифференциация, была малопочтенная нелегальная торговля вином, была и законная торговля вином, связанная с его производством теми же лицами, возможно объединенными в касту. Последнее касается и второго положения. То, что пошлины суммарно взимались со всего груза корабля, свидетельствует о том, что такой груз мог принадлежать одному хозяину, однако ценность его невысока; так, за корабль с грузом сосудов платили 12 рупак (ст. 53); за груз зерна - половину этой суммы, т. е. 6 рупак (ст. 59); за груз бамбука - 6¹/₄ рупаки (ст. 61). В ст. 54 не совсем понятно говорится о пошлине в 5¹/₄ рупаки за груз, то ли привезенный на буйволе или верблюде, то ли за корабельный груз, состоящий из буйволов и верблюдов. Такая же неясность с "грузом ослов", за которой полагалась пошлина в 1¹/₄ рупаки (ст. 55). Малая пошлина указана за груз кожи - 1¹/₄ рупаки (ст. 67), такая же - за груз имбиря (ст. 60), за товары в связках (ст. 57, 58, 68), за быка - 2¹/₂ рупаки (ст. 55). Масштаб относительной ценности этих "грузов" и их величину трудно представить. Некоторую помощь здесь может оказать сопоставление ст. 66 и 69: пошлина за повозку (или корабль) с вином - 5 рупак, пошлина за сосуд, вмещающий четверть (вина?), - 5 вимшопак. Если предположить, что это действительно сосуд с вином, то логично, что пошлина за повозку подразумевает ту же оценку; тогда на повозке должно находиться 25 четвертей вина (вимшопака - ¹/₂₀ рупаки, плата за повозку в 25 раз выше, чем за сосуд). Исходя из этого подсчета, можно заключить, что корабли были небольшие, но в ст. 54 - 56 речь все же идет" о пошлинах на грузы буйволов, быков, верблюдов, ослов, привезенных на кораблях, иначе должны были бы быть указаны товары. Определенных сведений о крупной торговле надпись не содержит. Косвенным показателем может служить ст. 52: "Купец, отсутствовавший год, не должен платить въездную пошлину; уезжающий [снова] должен ее давать"^*. Далекие и долгие путешествия были, вероятно, сопряжены с крупными операциями и представлялись значительным событием, о чем говорит отмена пошлины.

^* (varsa-parryusita vanijah pravesyam sulk-atiyatrikam na dapaniyah nairggamikam deyam(yam) (стк. 21).)

Среди товаров, упомянутых или подразумевающихся в надписи, мы встречаем ремесленные изделия - ткани, изделия из бронзы, железа, дерева, оружие, сосуды, кожи; продукты сельского хозяйства - зерно, имбирь, кориандр, горчицу; скот - буйволов, быков, верблюдов, ослов; продукты переработки сельскохозяйственного сырья - индиго, вино, сахар, вероятно, также масло; названы, кроме того, бамбук, какие-то товары в "связках".

Из приведенного списка видно, что на продажу поступали довольно разнообразные товары, из них 11 видов были результатом труда ремесленников. Разумеется, на рынки Лохаты поступало большое количество привозных товаров, что было показано выше; существенно, что ряд важных товаров, произведенных ремесленниками, имел местное происхождение - это ткани, индиго, сосуды, вино, сахар, бронзовые изделия, оружие, масло (?). Уже отмечались такие объекты податного обложения, как янтра-кути и нила-кути, в первом случае - помещение для изготовления масла или, может быть, выжимания сока сахарного тростника (янтра - приспособление, которым, скорее всего мог быть пресс), во втором случае - мастерская по изготовлению индиговой краски. Помимо знакомого нам винодела упомянуты красильщик, ткач, кузнец, плотник, цирюльник, горшечник и башмачник. Последний (падакара), по мнению Д. Ч. Сиркара, мог оказаться и лоточником, торговцем вразнос, но, поскольку такое толкование плохо согласуется со смыслом соответствующей статьи статута (71), он счел более подходящим значение "башмачник". В самом деле, в этом месте говорится: "Подать с красильщика, ткача, башмачника - половина [в пользу] раджакулы от цены, обычной в джанападе, на сделанное [ими]"^*.

^* (chimpaka-kolika-padakaraharh yath-anurupa-karmmanah janapadamiilyad-rajakule-rdh-adanam(nam) (стк. 28). О значении слова chimpaka см.: EI, XXX, с. 178. Rajakula - букв, "царский род, семья" - нередко заменяет в подобном контексте термин, обозначающий правителя. Смысл этого выражения более широкий, чем буквальный; может быть, удачным будет перевод "(в пользу] княжеского дома".)

Эта статья не только показывает, что ремесленники трех названных специальностей работали на продажу, она свидетельствует о высокой степени эксплуатации их труда. При ставке налога в половину стоимости их продукции они вряд ли могли платить сколько-нибудь существенные подати в пользу Лохатской общины. Фактически в податном отношении они были полностью подчинены княжеской власти. Товарная специализация ткачей и красильщиков представляется естественной особенно в условиях Гуджарата, где торговля тканями, в значительной мере экспортная, традиционно занимала важное место. Существование в Лохате мастерских по производству краски индиго хорошо увязывается со специализацией части населения на изготовлении тканей. Впрочем, индиговый краситель сам по себе представлял ценный продукт, являвшийся одним из главных объектов внешней торговли. В статуте нет указаний на провозные или торговые пошлины на индиговую краску, зато мы узнаем, что взималась подать в 3 рупаки с мастерской (неизвестна периодичность этих выплат) - ст. 48. Производство какого-то товара (это могли быть растительное масло, сок сахарного тростника для получения сахара) с помощью механизма, скорее всего пресса, облагалось таким же образом; с соответствующего помещения с этим механизмом (янтра-кути) платили 3 рупаки (ст. 51). Тут уместно указать на ст. 49, где сообщается, что подать с поля сахарного тростника составляет 32 рупаки. Посадок этой товарной культуры вокруг Лохаты, видимо, было много, поскольку и дхармики, платившие по другой ставке, также названы в качестве их владельцев (ст. 50 трактует об обложении подобным же образом, но по вдвое меньшей ставке, посадок имбиря). Очевидно, здесь надо говорить о связи этого поселения с земледелием, но в данном случае связь была особого рода, так как упомянутые культуры производились явно на продажу, а сахарный тростник выступает как сырье для производства продукта, также приносящего денежный доход.

Как и другие города, Лохата имела сельскохозяйственные угодья; ее связь с землей была, по всей видимости, более тесной и органичной, ибо это был город возникающий, частично сохраняющий еще черты сельской общины. Не случайно в хартию попали статьи о штрафах за потраву коровами и буйволами (ст. 40, 41), о пастухах и людях, обеспечивающих водопой (ст. 20), упоминается пахотное поле (ст. 36). Наверное, не будет ошибкой считать, что сельскохозяйственные занятия для жителей Лохаты были тем не менее второстепенными, подсобными или же представлявшими интерес с точки зрения сбыта. Кажется, что это и есть характерное для города отношение к земле как к объекту хозяйствования. Ст. 24 гласит: "Хозяин (свамин) не должен захватывать каршаков, пришедших в сезон дождей для сева из своих вишайя"^*. Хозяев - сваминов можно отождествить с собственниками доходных полей. Ввиду торгово-ремесленной специализации населения своей рабочей силы в сфере сельского хозяйства не хватало, и богатые землевладельцы в страду нанимали пришлых. Факт такого сельскохозяйственного отходничества, очевидно, безземельных представителей низкокастовых слоев, сам по себе не указывает на какую-то особую "городскую" черту экономики, он приобретает звучание в комплексе сведений, рисующих товарную направленность производства. Попытки удержать рабочую силу в городе и стремление княжеской администрации воспрепятствовать этим попыткам представляются показательным моментом в плане общей тенденции к росту товаропроизводящего хозяйственного центра.

^* (varsasu sva-visayat bij-artham-agataka-karsakah svami-na na grahyah (стк. 10).)

Вернемся к анализу сведений о ремесле. Из ст. 46 следует, что существовало натуральное обложение некоторых видов ремесла. Медные изделия, ткани, оружие в полнолуние месяца ашадха должны были быть помещены в хранилище (?)^*. Это можно понять как уплату медниками, ткачами и красильщиками, оружейниками подати долей своей продукции. Неясно, в чью пользу присваиваются упомянутые предметы: если в пользу администрации Лохатской общины, то это можно толковать как пережиток натуральных внутриобщинных связей. На сохранение подобных порядков указывает ст. 72 о том, что кузнец, плотник, цирюльник, горшечник и другие могут принуждаться чиновником-варшсой к вишти - принудительному труду^**. <...> Обязанность выполнения повинности вишти в деревнях, как правило, возлагалась именно на этот обслуживающий слой, представленный преимущественно членами низких каст. Сохранялась ли обязанность выполнения вишти в городах, неизвестно. В данном случае происхождение этой повинности не вызывает сомнении - она сохранялась в ходе превращения общинной сельской структуры в городскую, а с течением времени выполнение ее стало ограничиваться, видимо, в зависимости от экономической и социальной роли той или иной ремесленной специальности. Так, ткач все-таки указан в ст. 72, а красильщики, появляющиеся при развитии производства красивых дорогих тканей на продажу на рынке, не входили в традиционный общинный список ремесленников и слуг, и принуждение их к выполнению вишти сомнительно. В ст. 19 прямо указано, что к вишти не должны принуждаться производители краски индиго - думпхака и некие дхенку-каддхаки^***, которые, может быть, занимались производством сахара. Это толкование подкрепляется сопоставлением со ст. 48 и 51, где говорится о денежных податях в три рупаки с мастерской по производству индиго, где работал думпхака, и с янтра-кути. Можно предположить, что дхармики, фигурирующие среди владельцев янтра-кути (сказано, что они платили не три рупаки, а только рупаку с четвертью), как члены религиозной общины не занимались сами физическим трудом, а имели работников.

^* (kamsya-dosy-ayudhanarh (nam) a[sa]dhT-paurnnamasi-bharolakanirodhena drahanaka-pravistarh bhavati/grahanakesu sandako n-anusaranlyah (стк. 18 - 19).)

^** (lohakara-rathakara-napita-kumbhakara-prabhrtinam varikena visti]h-karanlya (стк. 28).)

^*** (dhenkykad)dhaka- niladumphakas-ca vistim na karayitavyah (стк. 8).)

Вследствие практической направленности исследуемого документа он трактует о торговой деятельности в Лохате только с точки зрения фиксирования податей и пошлин. Тем не менее некоторое представление об этой стороне дела и о величине самого поселения наш источник позволяет составить. Уже приводились сведения о довольно разнообразной номенклатуре ремесленных изделий и предметов торговли, ясно и то, что Лохата была местным узлом коммуникаций, в значительной степени осуществлявшихся по воде. Намеков на заморскую, всеиндийскую торговлю в документе нет, хотя товары, являвшиеся объектом экспорта Индии, фигурируют. По-видимому, Лохата была центром местной торговли.

Ст. 12, запрещающая "всем шрени" торговать на одном рынке^*, дает основания полагать, что рынков было несколько и они были специализированы. Вероятно, торговля шла постоянно, но одна не очень ясная статья наводит на мысль, что, может быть, были рыночные дни: "петавика-варика должен каждые пять дней заставлять сообщать о цене; с того, кто не сообщает, - штраф в шесть рупак, с дхармики - четверть"^**. Такой порядок можно объяснить тем, что в отличие от ординарной торговли большие рыночные дни происходили на пятый день, и с целью лучшего податного контроля надо было именно в эти дни точно знать цены, поскольку предполагалось, что сумма сборов будет велика. Но не исключено и другое понимание: цены контролировались регулярно в фискальных целях или для их регламентации при постоянной торговле. В пользу этого предположения говорит указание, согласно которому суд не должен принимать во внимание отговорки истца или ответчика, что во время слушания дела он сидел на рынке (ст. 9)^***. Допустимо заключить, что торговцы постоянно находились на рынке; кроме того, ситуация предполагает значительный размер поселения, о чем свидетельствует и наличие нескольких рынков, когда действительно можно было не знать, что происходит заседание суда.

^* (sarvva-srenlnam-ek-apanako na deyaln (стк. 6).)

^** (petavika-varikena parhca-ratrake pamca-ratrake karttavyam-arggha-nive-danam (nam) a-nivedayato vinaye rupakah saddharmmike padah (стк. 11 - 12). Петавика-варика - видимо, чиновник, надзиравший за рынками.)

^*** (арапе asanasthasya chalo na grahyah (стк. 6).)

Показательным моментом является существование в Лохате нескольких шрени. Трудно сказать, были ли это группы торговцев, специализировавшихся на разных товарах, а также различавшихся по имущественному уровню (по другим источникам известно, что особые организации образовывали крупные купцы и мелочные торговцы, купцы - караванщики и т. д.), или подразумевались шрени и торговые, и ремесленные. Кажется вполне возможным существование ремесленных шрени наиболее экономически важных профессий - тогда надо учесть это обстоятельство при обсуждении вопроса о пережитках порядков, свойственных сельской общине; под рынками могли подразумеваться торговые улицы, и ремесленники каждой специальности по известному обычаю должны были селиться вместе, своей улицей или кварталом; таким образом естественно возникали отдельные ремесленные рынки, где торговые места - лавки одновременно служили мастерскими. Отдельно существовал рынок (или рынки) торговцев, где продавались и привозные товары. Кстати сказать, постоянное присутствие приезжих купцов учитывалось в правовой части статута. Ст. 16 предусматривала, что купец, пришедший в суд из чужой вишайи, не мог выступать по чужому делу (видимо, в качестве свидетеля)^*. Юридическая неравноправность его определяется происхождением из другого округа - вишайи, а не противопоставлением "гражданину" Лохаты. В этом, возможно, сказывалась незавершенность правового обособления этого поселения как города; не исключено также, что в данной вишайе других купцов, кроме живущих в Лохате, просто не было. Рассмотренная выше ст. 12 интересна еще тем, что "все шрени" выступают как равные. То же самое мы наблюдаем в следующей статье (13), указывающей, что "все шрени" не должны платить какой-то побор "кхова". Характерное для города присутствие нескольких корпораций выявляется отчетливо, в то же время в проанализированных установлениях нет явных указаний на безраздельное господство одной шрени, которую так заманчиво было бы отождествить с ваниг-грама - общиной купцов Лохаты. Очевидно, социальная структура этого поселения была достаточно сложной.

^* (рага-visayat-karan-abhyagato vanijakah рага-rese па grahyah. (стк. 7).)

Все сказанное подтверждает мысль, что в экономическом и социальном плане Лохата представляла собой структуру городского типа, следы незавершенности ее развития дают интереснейшую возможность проследить ряд черт процесса возникновения городов. Надпись позволяет лучше представить зарождение города из торгового пункта, вырастающего из сельского поселения под влиянием благоприятных условий - прежде всего наличия гавани, а затем и появления какого-то фактора религиозного характера, имевшего, правда, по-видимому, небольшое значение.

Особую тему составляет изучение правового содержания надписи - системы управления (собственно городской и феодальной) и податного механизма. Весьма интересны отношения города с феодальной властью. Надпись показывает значительное вмешательство княжеских агентов в жизнь Лохатской общины, в то же время благодаря полученной хартии наиболее грубые формы вмешательства были ограничены, поставлен в определенные рамки податной гнет. Первая статья хартии констатирует отказ раджи от присвоения имущества лиц, не оставивших сыновей - наследников^*. Родственники в соответствии с этим установлением получали право наследования собственности. Примечательно содержание второй статьи статута: "Люди раджи не должны вламываться [в дома]"^**. Ст. 10 гласит, что они не должны захватывать быков и повозки, что имело особое значение для торгового люда. Эти статьи, касающиеся обеспечения собственности горожан, совершенно необычны для грамот о феодальных пожалованиях, каковые фиксировались на медных табличках. Однако следующий пункт хартии (ст. 11) называет типичный феодальный иммунитет, регулярно повторяющийся в дарственных грамотах тамра-патта, но в несколько иной форме. В земельных грамотах трактуется о недопущении на территорию пожалования гонцов (дута), солдат, "людей царя". Такие посещения были, очевидно, очень обременительны и даже разорительны для деревень, куда эти царские слуги наезжали. Полного освобождения от таких посещений город по своей роли общественного центра в отличие от феодального владения, являвшегося маленьким государством в государстве, получить, естественно, не мог. В данном случае он мог только по возможности оградить себя от поборов; это сформулировано следующим образом: "Самантам, аматьям, дутам и другим [людям раджи] по приезде в [Лохату] постелей, сидений и пищи давать не полагается"^***. Здесь конкретизированы поводы для поборов под предлогом постоя, что дополнительно уточняет наши представления о соответствующем феодальном иммунитете в земельных грамотах. Согласно хартии, наезжавшие в Лохату вассалы князя и его должностные лица должны были получать кров и питание за свой счет. В обстановке феодального общества это было важным достижением города на пути к утверждению своей автономии. <...>

^* (aputrakarh na grahyarh (hyam) (стк. 4).)

^** (unmara-bhedo na kuranlyo raja-purusena (стк. 4).)

^*** (samant-amatya-dutanam-anyesarh c-abhyupagame sayaniyasana-siddhanam na dapayet (стк. 6).)

<Изучение данной грамоты> позволяет утверждать, что поселение Лохата имело сложную социальную структуру, основанную на господстве внутренне дифференцированной общины купцов, возможно объединявшей не одну, а две-три торговые корпорации-шрени. Ремесленники в правовом отношении были неоднородны и не все подлежали трудовой повинности вишти, что было связано как с их кастой, так и с производственной функцией. В целом ремесленное производство было ориентировано на рынок; часть продукции ремесленников некоторых специальностей изымалась натурой, - очевидно, это были подати в пользу феодала, сведений же о натуральном обмене деятельностью типа джаджмани памятник не дает, хотя существование таких отношений полностью не исключено для ограниченного круга профессий. Наличие нескольких рынков, вероятно соответствовавших улицам, где жили разные шрени, сложность общественной организации, системы управления и податного контроля свидетельствуют об относительно больших размерах поселения. В социально-экономическом плане Лохата представляла собой место концентрации торговой и ремесленной деятельности на основе товарных отношений. Сюда поступали разнообразные товары, приезжали купцы из соседних округов-вишайя, на сезонные сельскохозяйственные работы из других округов стекались наемные работники. По основным показателям Лохата выступала как городская структура, сохраняя еще связь с земледелием, в значительной мере также перестроившимся на товарное производство.

Мы констатируем в то же время черты, указывающие на бытование в Лохате некоторых порядков, идущих от сельской общины, большое податное давление феодальной власти, слабость правовой самостоятельности.

Обращает на себя внимание то, что подтверждение грамоты самантой Аванти помечено как совершенное не в Лохате, а в Дарпапуре, бывшей, вероятно, резиденцией этого владетеля. Таким образом, Лохата, по-видимому, ни раньше, ни в данный момент не была ставкой правителя. Однако предположение, что Дарпапура была более крупным городским центром, вряд ли правильно. <...>

В надписи нет указаний на укрепления Лохаты - это обстоятельство в сочетании с другими "негородскими" чертами характеризует незавершенность ее урбанизации, а упоминание о ранее существовавших и признанных Вишнушеной, но не включенных в статут установлений-ачара ставит вопрос о длительности и постепенности формирования города.

^* Статут Лохаты - единственный полный документ такого рода, имеющийся в нашем распоряжении. Однако, видимо, регламентации, подобные содержащимся в этом статуте, были обычны в раннее средневековье. На это указывает сходная надпись, датируемая приблизительно 725 г. и относящаяся к южной части государства Ранних Чалукьев^**. К сожалению, она очень кратка и плохо сохранилась. Установления, похожие на некоторые статьи лохатского статута, мы встречаем, например, в грамоте "А" Притхивичандры Бхогашакти 709 - 710 гг. из района Насика^***, где говорится об отчислении в пользу храма пошлины в одну рупаку с каждой привозившейся на рынок партии товаров. Храму переходила также подать с лавок на рынке. В противоположность этим денежным доходам с каждого дома в деревнях трех названных в документе округов подать в пользу храма назначалась в натуральной форме - в одну малую меру зерна и масла. Это, конечно, не означает, что с сельской местности брали только натуральные налоги и подати. Городским купцам, на которых возлагалась забота об обеспечении храма в соответствии с этой грамотой, даровалось освобождение от таможенных пошлин и расходов на содержание сборщиков пошлин.

^* (Из статьи "О товарно-денежных отношениях...", с. 143.)

^** (EI, XIV, с 190 - 191. )

^*** (EI, XXV, с 225 - 238.)

В надписи "Б" того же правителя^* сказано о даровании купцам г. Самагирипаттаны освобождения от таможенных пошлин в пределах его владений и о других привилегиях. На городской совет возлагалось взимание штрафов: так, 108 рупак полагалось платить при обнаружении непозволительной связи купеческого сына с женщиной из (касты?) носильщиков. Другие виды штрафов составляли 108, 40, 32 и 16 рупак. Более поздняя грамота из Кхарепатана 1008 г. упоминает назначение пошлин в золотую гадьяну с каждого корабля, пришедшего из чужих земель, и в золотую дхарану с каждого корабля, прибывавшего из Кандаламульи, исключая города Чемулья и Чандрапура^**. <...>

^* (EI, XXV, с. 237.)

^** (EI, III, с. 301.)