<Товарно-денежные отношения>

<Одним из показателей развития товарно-денежных отношений служит взимание денежных налогов. Так,> доходы с города поступали в казну или частным феодалам в основном в денежной форме. В этой связи представляет интерес установление ежегодной подати с города в 260 драмм, по-видимому, в пользу храма, фигурирующего в качестве получателя пожалования деревни в грамоте из Бхадана (близ Тханы), датируемой 997 г.^*. Скорее всего эта сумма должна отчисляться из доходов с г. Гунапуры, поступавших феодальному владетелю Апараджитадеварадже, так как только из своего собственного дохода, из своей собственности он мог законно совершить религиозное дарение.

^* (EI, XXX, с. 276.)

Грамота "А" Притхвичандры имеет такие данные о денежных сборах с сельской местности: 100 рупак Кришнараджи с Восточной Трикуты, 200 - с Западной Махагирихары, 100 - с Восточной Махагирихары, 50 - с Паллудхамбы. Эти деньги три перечисленных округа должны были выплачивать храму^*. Таким образом, хотя и относительно небольшие, денежные подати с сельской местности были в начале VIII в. обычным делом на Конкане. Следует обратить внимание, что здесь не указывается конкретный источник этих доходов, а только говорится о совокупной обязанности округов - вишайя отчислять указанные суммы храму. И в этом случае мы можем заключить, что эти суммы составляли какую-то часть денежных доходов самого раджи, которые он только и мог передать в религиозный дар, а не новый сбор, произвольно добавленный к традиционным податям общинников. Примечательно также уточнение, что платежи идут в рупаках Кришнараджи, являвшихся, видимо, широко применявшейся в обращении и надежной монетой. Имеются в виду монеты правителя из династии Калачури (вторая половина VI в.), долго использовавшиеся в северной части империи Западных Чалукьев, в частности найденные в районе Бомбея и Сальсетты.

^* (EI, XXV, с. 233.)

Безусловно, все основные подати собирались в различных видах сельскохозяйственного продукта, а денежные поступления составляли какую-то незначительную долю. Тем не менее знаменательно, что именно в эпоху Раштракутов в надпили IX в. мы впервые встречаем исчисление годового дохода в денежном выражении: Говинда IV Раштракута объявляет, что ежегодные поступления от податей составляют 700 тыс. суварна (золотых монет)^*. Даже если эта цифра является скорее символической, чем реальным отражением финансовых подсчетов ("семь" считалось магическим числом), сам этот факт весьма интересен, даже только с точки зрения психологии составителя надписи. Что касается указания на доходность участка земли, переданного в религиозный дар, исчисленную в гадьянаках, то тут вряд ли могут быть серьезные сомнения в возможности подсчета или перевода дохода в денежную форму. <...>

^* (EI, VII, № 6; Sharma R. S. Indian Feudalism..., с 133.)

В раннесредневековых надписях из Южной Индии весьма часто встречаются документы о крупных денежных вкладах в религиозные учреждения (обычно в индусские храмы), фактически передававшихся в распоряжение ремесленной или торговой корпорации и пускавшихся ею в оборот с условием постоянной выплаты храму определенного процента. Таким образом, корпорации выступали здесь в качестве своего рода банкиров, используя в то же время этот денежный вклад на собственные нужды, вытекавшие из характера деятельности данной гильдии или цеха. В Северной Индии подобные операции меньше известны, - возможно, просто из-за недостаточного числа сохранившихся надписей. Во всяком случае, запись в эпиграфике о дарении процента с суммы, переданной корпорации ткачей, обнаружена в Западной Индии (район Карли и Насика) среди других надписей Ушавадатты, родственника царя (II в.)^*. Надпись Теджавармана, бывшего, видимо, наследником уже упомянутого Притхивичандры, показывает, что такие операции осуществлялись с помощью купеческих гильдий в Конкане и в VIII в. В ней говорится, что с целью компенсации за землю храма Бхогешвары, обращенную в пастбище, общине купцов (ваниннагара) г. Джаяпуры передается 100 рупак, доход от которых должен год за годом, "пока существуют солнце, луна и звезды", поступать храму^**. В надписи из Сийядони 912 г. из района Джханси сообщается, что торговец солью Нагака заключил соглашение с главой корпорации производителей спиртных напитков о передаче этой шрени 1350 драмм типа "адивараха" (монет драмма, выпускавшихся при императоре Михира Бходже из династии Гурджара-Пратихаров) на условии, что ежемесячно храму Вишну будут отчисляться деньги из расчета: с каждой бочки вина полдраммы типа "виграхатунгийя" (монеты с уменьшенным содержанием металла)^***.

^* (EI, VII, с 82 - 83.)

^** (EI, XXV, с 233.)

^*** (EI, I, c. 174; Puri B. N. The History of the Gurjara-Pratiharas. Bombay, 1957, с 130 - 131.)

Распространенность подобного вида вложений в религиозных целях служит еще одним показателем, характеризующим степень развитости товарно-денежных отношений и авторитетности торгово-ремесленных корпораций, признававшихся безусловно надежными гарантами правильного использования вкладов в богоугодных целях.

Выше уже упоминалась подать с лавок, являвшаяся объектом пожалования храму. Очевидно, ее следует рассматривать как одну из форм феодальной эксплуатации торгово-ремесленной деятельности. Другими способами эксплуатации или, вернее, присасывания феодального государства и частных феодалов к этой сфере производства и обмена были таможенные и въездные пошлины при совершении сделок, обложение податью продукции ремесленников. По своему социально-экономическому содержанию эти сборы различны, но все они были объектом коллективного и частного присвоения классом феодалов, эти доходы переходили из рук в руки путем пожалований, а также, по крайней мере частично, купли-продажи. Существенно, что сами рынки оказывались приравненными в документах о пожаловании собственности к владению деревнями. В Кхалимпурской грамоте Дхармапалы из династии Палов (конец VII в.) говорится о дарении четырех деревень с их рынком (хаттика)^*. Поскольку дарение рынка специально зафиксировано, можно полагать, что дарение деревень не предусматривает автоматически передачу прав на доходы с рынка. Иного рода факт, характеризующий внимание феодалов в рассматриваемую эпоху к торговле и доходам от нее, мы находим в надписи на камне из Гхатиалы (близ Джодхпура), в которой местный раджпутский князь Каккука торжественно извещает, что "ради увеличения своей славы" он основал рынок (хатта) в деревне Рохинсакупа для махаджанов (общинников или просто "уважаемых людей") вместе с брахманами, воинами и купцами. Далее в надписи сообщается, что он воздвиг также две памятные колонны и храм^**. Эти сведения относятся к 859 г. Таким образом, устройство рынка выставлялось этим феодалом как важный акт благотворительной деятельности; в данном случае наибольший интерес представляет сам выбор объекта, безусловно имевшего и весьма практическое значение для правителя в качестве источника дохода.

^* (EI, IV, с 243.)

^** (JRAS. July 1895, с 513 - 521.)

Надпись из Раджоргарха (в Альваре) 959 г. называет наряду с натуральными податями с рынка денежные: сбор в 3 вимшопаки (мелкая монета) с каждого приносимого на базар мешка сельскохозяйственной продукции и ежемесячную подать в 2 вимшопаки с каждой лавки^*. В одном из документов, составляющих надпись из Сийядони (X в.), сообщается, что Чандука, глава гильдии продавцов бетеля, заключил соглашение, по которому храму Вишну с каждой палика (мера веса) бетеля будет поступать виграхадрамма-вишовака (т. е. драмма Виграхапалы и одна вимшопака; видимо, вишовака - искажение)^**. В этом случае уже не феодальный правитель, а храм как частный феодал приобретал новую статью дохода. В той же надписи упоминается о пожертвовании махаджанами рынка, называвшегося Досихатта, ¹/₃ драммы ежемесячно в пользу храма. Там же мы находим документ о дарении храму Вишну продавцом бетеля его лавки (витхи), находившейся в наследственном владении и расположенной на рынке, называвшемся Чатурхатта ("Четыре рынка"). В той же надписи сообщается о пожаловании храму Вишну правителем г. Сийядони Ундабхатой, носившим титул махасамантадхипати и высокие придворные титулы, определенной доли пошлин с товаров. Там же зафиксирован дар храму дохода с 16 лавок, совершенный торговцами. Эти данные, относящиеся к самому началу X в., так же как другие приведенные сведения, позволяют сделать ряд выводов.

^* (EI, III, с 266.)

^** (EI, I, c. 173.)

Надпись из Сийядони содержит информацию о довольно крупном и оживленном, имевшем несколько рынков, населенном торговцами и ремесленниками, организованными в корпорации, городе. Само наличие в городе нескольких рынков указывает на торгово-ремесленный характер этого поселения. Наличие здесь ставки феодального правителя, являвшегося вассалом Махендрапалы Пратихары, но достаточно самостоятельного, чтобы вести войну с другим князем (надпись из Терахи 903/4 г.)^*, способствовало хозяйственному развитию города. В результате религиозных дарений правителя, крупных купцов, торговцев, ремесленников, торговых и ремесленных шрени храмы становились получателями разнообразных денежных и натуральных доходов. Особо следует отметить многочисленность и обычность денежных сборов. Несколько раз упоминаемый храм Вишну превратился в крупного собственника.

^* (Puri B. N. The History..., с 109.)

Надлежит разделить случаи пожертвования личного имущества и податей и пошлин. Вклад храму части капитала купца через шрени на условии выплаты процента, очевидно, приносил корпорации какую-то выгоду, что же касается связи, возникавшей между шрени и храмовой организацией, то она, если исходить из характера сделки, лежит в экономической сфере, а не в сфере господства - подчинения. Дарение торгового места - базара (в деревне или городе) либо лавки (авари, витхи) - само по себе лишь акт передачи собственности. Однако эта сделка предполагает дальнейшее использование собственности получателем дара, что достигалось, по-видимому, посредством сдачи в аренду. Тогда реальный доход храма складывался из платы за пользование торговым помещением, но арендатор был обязан отчислять из своей выручки средства для уплаты податей. Сам он рассчитывался со сборщиками пошлин и податей или это было обязанностью собственника - храма, трудно сказать. Можно предположить, что пошлины с отдельных сделок, если их полагалось платить, реально был в состоянии платить только их участник, обязательства же по постоянному обложению могли погашаться собственником.

Добровольное пожертвование в пользу храма какой-либо суммы, имевшей вид постоянного отчисления, представляло акт религиозной благотворительности, формально не отличающейся от любого другого религиозного дара, например денежного вклада или даже сооружения купцом на свои средства нового храма (так, упомянутый выше глава торговцев бетелем Чандука построил храм, может быть, при участии своей гильдии). Практически же это было установлением новой подати, добавлявшейся к государственным и приобретавшей вид частной ренты. Следует обратить внимание на то, что торговые места при таком пожаловании оставались в собственности жертвователя. Даже в случае дарения всего дохода с лавок собственность на них сохранялась за дарителем, являясь условием осуществления религиозного пожалования, причем, очевидно, предполагалось, что все обычные подати продолжают выплачиваться и, следовательно, храму поступает часть прибыли за вычетом податей. Наконец, в случае пожалования государственных податей и пошлин или аналогичных сборов в пользу частного феодала происходила простая смена обладателя прав на эти повинности, не затрагивавшая (не считая субъективного момента) торгово-ремесленной деятельности и соответствующих имущественных отношений.

Итак, индусские храмы, как в данном случае, или иные подобные организации (буддийские монастыри и пр.), а также частные лица могли быть получателями доходов от торгово-ремесленной деятельности в силу 1) собственности на торговые места (сюда, очевидно, следует включить и лавки-мастерские ремесленников) и 2) права на сбор податей, приобретавшего, как это наглядно обрисовывается в примерах с пожалованиями храмам, характер безусловной собственности; в других ситуациях оно могло быть временным, обусловленным службой владением. Так, если предположить, что Ундабхата и махараджа Дхурабхата, также фигурирующий в надписях из Сийядони (их разделяют несколько лет), были не наследственными князьями, а правителями области и города, назначавшимися императором из Канауджа, то они выступают временными собственниками податей в той мере, в какой они имели возможность присваивать их в свою пользу и распоряжаться ими, в частности, в целях религиозных дарений. Мы видим картину, сходную с имущественно-правовыми отношениями по поводу земли и сельскохозяйственного продукта в деревне: с одной стороны, отчетливо выступает податная, "подчиненная" собственность, связанная с владением местом и соответствующим помещением (лавкой, домом) в городе и ремесленными и торговыми занятиями; с другой - мы наблюдаем паразитирование на городской предпринимательской деятельности на основе внеэкономического принуждения, осуществляемое государством и частными феодалами разного статуса. Здесь выступает собственность, уже описанная <...> в некоторых индологических работах применительно к сельскохозяйственной сфере как "верховная"^*.

^* (История Индии в средние века. М., 1968, с. 110 - 118; см. также: Медведев Е. М. Генезис феодальной формации в Индии. - Очерки экономического и социальной истории Индии. М., 1973, с. 80 - 93.)

^*<В этой связи особый интерес представляет> надпись на камне из Ахара^**, состоящая из десяти отдельных документов, позволяющих составить представление об одной из сторон имущественных отношений в индийском городе IX в.

^* (Далее текст доклада "Важный источник по истории индийского города раннего средневековья (надпись из Ахара)". - Санскрит и древнеиндийская культура. Сб. статей и сообщений советских ученых к IV Всемирной конференции по санскриту. II. М, 1979, с. 51 - 62.)

^** (EI, XIX, с. 52 - 62.)

Каменная плита с надписью была обнаружена на месте средневекового города Таттанандапура^*, на территории которого совершались имущественные сделки, зарегистрированные в этой серии документов. Город был расположен на берегу Ганга в 21 миле от современного г. Буляндшахр, к юго-востоку от Дели. Документы датированы и относятся ко времени от 864 до 904 г. Язык - санскрит с незначительными пракритскими элементами, шрифт - нагари.

^* (Об археологических разведках на месте города см.: Archaeological Survey of India. Annual Report 1925/26, с. 56 - 58; С hat t о pad hy ay a B. D. Trade and Urban Centres in Early Medieval Northern India. - IHR. Vol. I, 1974, с. 206 - 207; Sharma R. S. Light on Early Indian Society and Economy. Bombay, 1966, с 138 - 139.)

Из текста документов можно заключить, что Таттанандапура была большим городом с несколькими рынками. Упоминаются восточный рынок (пурвахатта, пурвахатта прадеша), большие (врихадратхья) и малые (куратхья) улицы, пригодные для проезда повозок, торговая улица (хаттамарга). Названы шесть храмов, выступающие в качестве владельцев недвижимой собственности. Представляет интерес способ обозначения места, где находятся объекты сделок - лавки (авари) и дома (гриха). Так, документ V фиксирует покупку храмом места со строениями (грихабхуми), измеряемого 27 локтями (хаста) по каждой стороне, на котором стоят дом из обожженного кирпича, обращенный фасадом на запад, и две лавки, обращенные на юг, в юго-восточной части города. В документе X речь идет о покупке храмом шести лавок, так же кратко описанных, в середине северо-восточной части города. В пяти случаях объекты сделок - лавки и дома - были расположены в средней части восточного рынка. В документе VIII место, где находится дом, не указано. Таким образом, выделялись центральная часть города, северо-восточная и юго-западная. Можно полагать, что такое деление отражало какую-то особенность структуры города, его планировки, а не просто ориентирование по странам света. Большая часть сделок была совершена по поводу построек в средней части восточного рынка, расположенного в средней части Таттанандапуры. Следовательно, в этой центральной части был, во всяком случае, не один рынок. Торговые же места существовали и в северо-восточном и в юго-западном концах города, что видно из описания объектов сделок. Мы имеем возможность сделать и более частные наблюдения: например, приведенное выше описание двух лавок в документе V дает основания считать, что эти лавки стояли вдоль северной стороны улицы; это подтверждается также тем, что была куплена южная часть участка с лавками, северная же часть застроенного участка не представляла для храма особого интереса, поскольку, видимо, не имела выхода на торговую улицу.

Описание приобретений храма в северо-восточном конце города не дает возможности определить, были ли все шесть построек в одном месте или располагались вразброс. Тем не менее можно предположить, что они стояли вдоль улицы, причем дом, занимавший северную часть купленного участка размером 27×27 локтей, выходил скорее всего на южную сторону улицы, а лавка, одно помещение которой было обращено на запад, а другое на север, - вероятно, стояла на углу двух улиц.

Сообщение о границах участков со строениями в средней части восточного рынка позволяет предположить, что они находились на краю вытянутой в длину в направлении с севера на юг рыночной площади или по обеим сторонам улицы-рынка. Последний вариант лучше объясняет указание на среднюю часть базара. В документе VI лавка, имеющая три помещения, с западной стороны выходила на базар, с юга от нее находилась лавка, принадлежавшая храму Гандхашридеви, с севера - лавка, принадлежавшая Сарввадеве, сыну купца Джаямти, с востока от нее был дом, принадлежавший купцу по имени Панека. Таким образом, купленная лавка и две соседние стояли в ряд вдоль восточной стороны рынка. В документе VII сообщается о приобретении храмом лавки из обожженного кирпича, обращенной фасадом на восток, где был рынок; с западной ее стороны был храм Шри-Нанда-Бхагавати, с северной - лавка, принадлежавшая храму Дашаватарадевы, с южной - лавка, принадлежавшая храму Сарввамамгаладеви в саду Сутавака. Значит, и в этом случае лавки располагались в ряд по стороне базара. К упомянутым здесь храмам, стоявшим на западной стороне восточного рынка, примыкал сад Сутавака, существование которого едва ли может быть истолковано как свидетельство сельскохозяйственного производства в центре города.

В документе VI о пожертвованиях храму ежемесячной ренты (бхатака) с дома в 10 вимшопак границами этого дома указаны: с юга и запада участки с домами, принадлежавшими соответственно Виджатте и Бхатта Имдре, с северной стороны был дом купца Уджуваки, а с восточной - переулок (малая улица) (куратхья). Поскольку дом выходил восточной стороной в переулок, логично предположить, что общее указание на местоположение дома в средней части восточного рынка означает, что сам базар был рядом, вероятно сразу же за домом Бхатты Имдры, стоявшим с западной стороны. "Адрес" дома, с которого храм начинал получать постоянный доход, свидетельствует о том, что это строение также располагалось на бойком месте.

Дом, купленный храмом у торговца благовониями Мадхавы, находился в средней части того же базара и был обращен на запад, т. е. выходил на рынок с его восточной стороны и использовался, по-видимому, как торговое помещение. Только документ VIII не определяет местоположение домов, рента с которых жертвовалась храму. С одного из домов, обращенного фасадом на восток, жертвовался доход в 10 вимшопак ежемесячно, полная рента (бхатака), очевидно тоже с домов, жертвовалась храму кшатриями по имени Кокака и Падманабха, сыновьями Мадхусуданы, жителями Таттанандапуры, Лаччхикой, женой Деванаги, и Сампат, женой Мадхавы (возможно, упомянутого выше). По всей вероятности, во всех этих случаях речь идет о строениях, каким-то образом приносивших постоянный доход. Большая заинтересованность храма, приобретения которого фиксирует Ахарская надпись, во владении доходной недвижимостью, связанной прежде всего с торговой деятельностью, не вызывает сомнений. Упоминания лавок на базаре, принадлежавших другим храмам, показывает обычность использования храмами такого вида недвижимой собственности.

Среди владетелей доходной недвижимостью - лавками, домами на рынке или рядом с ним, на торговых улицах, мы видим представителей купечества, что вполне естественно: это купец из кшатриев (кшатрияваник) Сахака, торговец благовониями Мадхава, выступающие в роли продавцов недвижимости, купцы Уджувака, Панека и Сарввадева, владевшие соседними лавками. В числе жертвователей фигурируют женщины - Сампат, бывшая, по-видимому, женой только что упомянутого Мадхавы, и жена его отца Деванаги, очевидно его мать. Таким образом, и здесь идет речь об имуществе купеческой семьи.

В документах IV и VIII жертвователями являются потомки некоего Мамгалаварммана, который, судя по компоненту имени -варман, был кшатрием. В документе VIII жертвователями являются два кшатрия. Поскольку в обоих текстах говорится о доходе с домовладений, судить о занятиях этих кшатриев не представляется возможным. В документе II продавец лавки прямо не назван. Что же касается других случаев, то продавцами лавок выступают брахманы: Бхатта Ишвара, сын Махадевы, и Махадева, сын Ассивы, т. е., видимо, сын и отец (документ V); Бхатта Ишанадатта, сын Бхатты Кешавы (документ X). В документе VII в качестве продавцов лавки названы два брата - Ачьюташива и Дамодарашива, сыновья Шайва-Бхатта Дийяки, Ананда-Бхатта-Шива, сын упомянутого Ачьюташивы, и некий Бхатта Дивакара, сын Бхатты Тараганы, - скорее всего родственник предыдущих. Во всяком случае, все они принадлежали к одной ведической школе (^шакха), к готре Шаркаракши и совместно владели данной недвижимостью. Можно предположить, что эта семья брахманов - чатурвединов не занималась непосредственно торговлей, а лишь пользовалась каким-то доходом от лавки. Такое допущение кажется справедливым и в отношении роли остальных перечисленных брахманов. Лица, принадлежавшие к военно-феодальному сословию, могли непосредственно участвовать в торговых операциях с значительно большей долей вероятности, чем брахманы (хотя в принципе и это не исключено^*). Выше упоминался купец-кшатрий, очевидно раджпут. Владельцами домов в средней части восточного рынка названы еще брахман Бхатта Имдра и некий Виджатта, никак не охарактеризованный. Этот Виджатта мог быть и торговцем, и ремесленником.

^* (Например, среди торговцев лошадьми были брахманы (EI, I, с. 184 - 190; Chattopadhyaya В. D. Trade and Urban Centres..., с. 205).)

Приведенные сведения о владельцах недвижимости, приносящей доход, дают основания считать, что в ряде случаев получение этого дохода определенно не являлось прибылью от торговли. Виджатта мог быть и ремесленником, все остальные собственники лавок и домов ремесленной деятельностью сами не занимались. Встает вопрос о характере дохода собственников указанного выше недвижимого имущества. Этот вопрос возникает также в отношении храмовой собственности на такого рода имущество: какова была цель приобретения торговых помещений? Участвовал ли храм в непосредственной торговой или ремесленной деятельности? На последний вопрос можно ответить отрицательно. Следовательно, использовали эти лавки по назначению лица, практически занимавшиеся торговлей или ремесленным производством и реализацией готовых изделий, собственники же получали нетрудовой доход, составлявший часть торговой прибыли или часть выручки от продажи ремесленной продукции. Хотя в Ахарской надписи нет прямых указаний об отношениях собственников лавок и пользователей, резонно предположить, что это была аренда. Собственники лавок - купцы, разумеется, могли сами использовать эти помещения для торговли и хранения товаров, однако тот факт, что они продавали лавки, говорит в пользу того, что для своего "дела" у них имелись другие помещения. Это соображение наводит на мысль, что купцы также приобретали лавки в качестве источника постоянного дохода от арендной платы, как брахманы и другие лица, чуждые торгово-ремесленной деятельности. Материалы Ахарской надписи показывают, что собственность на лавки, особенно расположенные на оживленных рынках и торговых улицах, считалась выгодным помещением свободных денег, их покупали и продавали; судя по описаниям местоположения объектов купли - продажи, значительная часть строений на рынке и торговых улицах находилась в руках храмов, брахманов и иных состоятельных людей, "присасывающихся" к деловой жизни города и извлекавших таким способом нетрудовой доход.

Объектом купли - продажи являются лавки, дома, земельные участки с постройками, причем термин, применяемый для обозначения торгового помещения - лавки (авари), может быть раскрыт частично из описаний в документах. Прямого указания на функциональное назначение авари надпись не содержит, но сомнений в том, что это именно постройка, предназначенная для торговли и хранения товаров, не возникает. Авари определенно противопоставляется жилищу, дому. В то же время кажется вполне вероятным, что дома, стоявшие на торговых местах, могли использоваться с наибольшей выгодой в качестве лавок купцов и ремесленников. Купленные храмом авари имели два-три внутренних помещения. По описанию в документе X можно понять, что по крайней мере каждое из этих помещений имело отдельный выход (одно обращено на север, другое на запад). Лавки продавались с деревянными дверями, засовами, со всей движимостью. Что означает последнее - неясно, между тем именно эта деталь многое объяснила бы нам в отношениях собственника и пользователя. Специально оговорено, когда постройка сооружена из обожженного кирпича или просто глинобитная. Все эти обстоятельства упоминаются в документах в первую очередь как признаки приобретенной храмом собственности, с целью ее правовой защиты, но поскольку документы отражают содержание акта о купле - продаже, эти детали имели значение при определении цены.

В документе X, где речь идет о покупке шести авари, первым вместо лавки фигурирует участок 27×27 локтей (хаста), северную часть которого занимает дом из обожженного кирпича. Далее перечислены пять авари. Значит, здесь термин "авари" выступает в значении "участок со строениями", или, как дают словари, "огороженный участок". В двух других случаях были названы "домовые участки" (грихабхуми) со строениями: домом (документ IV), домом и двумя авари. В последнем случае площадь участка определялась, как и в документе X, в 27 локтей по каждой стороне. В документе IV домовый участок представляет собой обеспечение ежемесячных выплат храму по 10 вимшопак. Видимо, при нарушении обязательства регулярно платить эту сумму собственнические права на участок с домом должны были перейти к храму. Таким образом, объектом сделок по купле-продаже недвижимости являлись, очевидно, и в других актах не только постройки, но и земля, на которой они стояли. Стоимость лавки или домовладения складывалась из стоимости земельного участка и самой постройки, поэтому отмечались качественные характеристики: материал, число внутренних помещений и т. д. Важнейшее значение для установления продажной цены имело место расположения, определявшее возможность использования недвижимости для получения дохода.

Юридическое обеспечение приобретенной собственности обусловливалось, в частности, законностью прежнего владения, поэтому отмечается происхождение собственности: домовый участок был приобретен дедом (документ IV), куплен купцом Мадхавой на собственные деньги (документ IX). Эти сведения служат дополнительным показателем обычности купли - продажи недвижимого имущества в городе.

Покупка осуществлялась на деньги храма ("на драммы"), как и любая сделка такого рода. Подобные операции регулировались правовыми нормами, выработанными еще в древности^*. В надписи из Ахара мы видим частные сделки, храм выступает как юридически равное с продавцом лицо. Это подчеркивается тем, что сделка оформлялась "грамотой на девяносто девять лет" (наванаватипатра). Это выражение повторяется в V, VI, VII, IX, X документах о покупке недвижимости храмом. В документе IV та же самая формула использована, чтобы удостоверить законность покупки домового участка, совершенной дедом жертвователей Мемшадаварманом; эти лица и составитель надписи сочли нужным дополнительно указать, что жертвователи сами уже сделали две пристройки (апаварака). Дело, видимо, заключалось в том, что грамота "на девяносто девять лет", оставшаяся от их деда, учитывала не все недвижимое имущество, находившееся на домовом участке, который служил обеспечением выплаты ренты храму и мог стать его собственностью. Таким образом, применение указанной формулы подтверждает рядовой характер сделок и равное партнерство обеих сторон. Надо полагать, что выражение "грамота на девяносто девять лет" было стандартным обозначением акта передачи собственности в рамках нормальных имущественных отношений между юридическими собственниками. Соответственно такой собственностью мог быть и доход с недвижимости, имеющий постоянный характер, а также, вероятно, и любой иной постоянный доход, например от подати с тех же самых лавок, превращенный в частную ренту. Документ VIII фиксирует пожертвование дохода в 10 вимшопак с дома ежемесячно и пожертвование другими лицами полного дохода, очевидно тоже с домов - последнее "по грамоте на девяносто девять лет".

^* (См.: Самозванцев А. М. Теория собственности в древней Индии. М., 1978.)

Религиозные дарения давали их получателю права собственности особого рода, сохранявшиеся согласно формуле "пока светят солнце, луна и звезды" или "шестьдесят тысяч лет". В актах о приобретении собственности в обычном порядке применялась указанная выше формула. Вырезанные на камне сведения, подтверждающие законность владения недвижимостью, должны были оградить имущество храма Канакашридеви от всяких случайностей, но отраженные в надписи акты были чисто гражданскими. Интересно, что документ VIII был вырезан на камне в 904 г., в то время как акт о пожертвовании доходов на самом деле относится к 885 г. До 904 г. храм получал ренту по документу, составленному на бумаге или ином сходном материале; чтобы сделать соответствующую запись на камне, потребовались специальное решение уттара-сабхи Таттанандапуры (высшего городского совета) и распоряжение дутаки - чиновника, ведавшего оформлением прав владения. Так, благодаря стремлению храмовой администрации обеспечить неприкосновенность всего имущества, зафиксировав его на камне подобно дарениям, имевшим сакральный характер, в распоряжение историков попал и этот частный документ.

Происхождение ренты с домов, частично или полностью передававшейся храму, к сожалению, не указано. Речь идет о доходе с большого дома в документе IV, дома, упомянутого в документе VIII, в качестве имущества той же семьи, полного дохода (с домовладения?) двух женщин и полного дохода (с домовладения?) двух братьев - кшатриев. Семья потомков Мамгалаварммана совместно и индивидуально была собственником нескольких домов. Очевидно, они сдавались в аренду под жилье и как помещения для торгово-ремесленной деятельности. Сумма, отчислявшаяся храму, не позволяет составить определенное заключение об их доходности: доля храма была ограничена 120 вимшопака в год, или, иначе, шестью драммами с дома.

Изложенный материал довольно полно раскрывает отношения собственности в связи с владением недвижимостью в городе. Выявляется распространенность аренды лавок и домов, обеспечивавшей значительный нетрудовой доход собственников, являвшихся жителями города. Происходит концентрация такой собственности, обусловленная ее доходностью. Семья купца Мадхавы один дом продала, доход, вероятно, с двух домов передала храму (документ VIII), был, очевидно, и четвертый дом, где обитала сама семья. Брахман Ишанадатта продал участок с домом и шесть лавок, что составляло, по всей вероятности, часть его недвижимой собственности. В результате сделок, зафиксированных в исследуемой надписи, храм Канакашридеви приобрел 18 объектов собственности, приносящей постоянный доход: 10 лавок, 3 дома, 5 источников дохода в форме частичной или полной ренты с домов (как я уже упоминал, в трех случаях пожертвования полного дохода существование доходных домов предполагается).

Таким образом, большое число малосостоятельных торговцев и ремесленников, не обладавших собственностью на недвижимость, оказывались в зависимости от собственников, были вынуждены часть своего дохода отдавать в качестве арендной платы - в этом смысле положение тех и других было одинаковым. Точно так же с позиции собственника было безразлично, с торговца, ремесленника или иного лица он получал арендную плату. Эти отношения входили в систему "подчиненной", или "податной", собственности, с которой надо было платить налоги и пошлины государству и частным феодалам, обладавшим такими же правами, представлявшим субъектов "верховной собственности". Существование категории "подчиненной" собственности в городе скрывало за юридической формой различные явления в социально-экономическом плане. Рента с торговцев собственникам недвижимости относится к сфере перераспределения материальных благ между социальными слоями, живущими за счет труда непосредственных производителей. Рента же с ремесленников представляет собой часть прибавочного продукта, создаваемого этими непосредственными производителями ручным трудом в их индивидуальных мастерских; поэтому мы должны рассматривать ее в качестве формы феодальной эксплуатации ремесленного труда, вырастающей на основе "подчиненной" собственности.

<Таким образом>, ^*вполне определенно видно довольно высокое развитие товарно-денежных отношений в индийском городе VI - X вв. Конечно, не следует и преувеличивать этот момент, степень их развития была обычной для индийского хозяйства поздней древности и средневековья, имевшего в целом безусловно натуральную основу. Однако и замкнутость хозяйственного комплекса индийской общины не следует абсолютизировать. В благоприятных условиях устанавливались экономические связи между городом и деревней, включая денежное обращение, был и междеревенский товарооборот, даже внутри общины в известной мере присутствовали товарно-денежные отношения.

^* (Далее из статьи "О товарно-денежных отношениях...", с. 151 - 152.)

Об уровне денежного обращения красноречиво свидетельствуют приведенные выше примеры, многочисленность монет разного достоинства и наименований. Число найденных к 1965 г., по сведениям Р. Ш. Шармы, монет, определенно выпущенных правителями из династии Гурджара-Пратихаров, относительно невелико - около 250^*. С Палами же, например, не удалось вполне доказательно связать ни одной монеты. Однако примечательно, что Дхармапала в надписи 801 г. исчисляет стоимость сооружения водоема в 3000 драмм. Р. Ш. Шарма предложил правдоподобное объяснение отсутствию или относительно небольшому числу монет Палов, Раштракутов и Гурджара-Пратихаров: монеты могли чеканить местные органы самоуправления и купеческие корпорации. Он связывает это с дезинтеграцией власти в условиях феодальной раздробленности и "преобладающей ролью местных экономических объединений"^**. Характерными чертами феодальной экономики VII - X вв. Р. Ш. Шарма считает, в частности, "превращение доходов от торговли и ремесел в бенефиции" и "существование самообеспечивающейся экономики с уменьшенным монетным обращением и сравнительно слабым развитием торговли"^***. Нам представляется, что эти два вывода индийского исследователя противоречат друг другу. Кажется необоснованным тезис Шармы, что хождение драммы, которую он считает основной монетой, ограничено городами, такими, как Сийадони. Эти высказывания весьма характерны, они демонстрируют влияние общей концепции на оценку фактов.

^* (Sharma R. S. Indian Feudalism..., с. 131.)

^** (Sharma R. S. Indian Feudalism..., с. 129 - 130.)

^*** (Sharma R. S. Indian Feudalism..., с. 134.)

Не следует преуменьшать роль отрицательных факторов в истории индийских городов. Одни из этих факторов случайны - например, последствия эфталитского нашествия и войн, другие - закономерны и вызваны спецификой индийской социально-экономической структуры. В целом мы видим постоянный, хотя и замедленный рост товарно-денежных отношений и соответственно рост городов как торгово-ремесленных центров, увеличение их числа, появление городов в новых районах. Как средоточие мелкотоварного производства и обмена индийский город составлял необходимую часть феодальной экономической системы. Непрерывность его развития при общей заторможенности эволюции индийского общества может иметь значение для типологии феодализма.