* Еще несколько лет назад казалось само собой разумеющимся существование рабовладельческой формации в древней Индии. Правда, сколько-нибудь серьезных попыток подтвердить это не предпринималось. <...> <Дальнейшее> изучение генезиса феодализма показало отсутствие принципиальных различий в производственных отношениях, существовавших в тот период, который рассматривался как время расцвета рабовладельческой формации (т. е. первые века до н. э.), и в период раннего средневековья (примерно VI - XII вв. н. э.). При всей недостаточности наших знаний стало ясно, что основные формы феодальной собственности в раннее средневековье развились из соответствующих форм, существовавших в древности, возникновение же последних непосредственно связано с процессом развития у индоариев государства и классовых отношений. <...> В настоящее время складывается уже более или менее цельное представление о характере социально-экономических отношений в древней Индии в период от вед до начала нашей эры.
* (Сокращенный текст статьи "Генезис феодальной формации в Индии". - Очерки экономической и социальной истории Индии. М., 1973, с. 56 - 64.)
Развитие классового общества мы можем проследить только с ведического времени, когда в Индии происходит как бы повторение начального этапа истории - разложение первобытнообщинных отношений у ариев и автохтонного населения долины Ганга и возникновение государственности. <...> Варварские племена, видимо, подключились к общему процессу развития классового общества в Индии, начавшемуся на рубеже II и I тысячелетий до н. э. <...> Процессы социальной дифференциации и классообразования должны были проходить у них сходным образом, тем более что фактически это развитие обернулось синтезом пришлой и автохтонной культур и общественных форм. <...> Тем не менее из-за специфики источников нам видны в основном черты общественного устройства и развития ариев, и вся ранняя история представляется односторонне - как эволюция арийских институтов. Роль и место автохтонного населения в историческом процессе выявлены индологами пока еще весьма слабо и главным образом в сфере культуры и религии. Однако исходя из допущения о всеобщности закономерностей перехода от первобытности к классовому обществу можно с оговорками считать, что следующее далее краткое описание эволюции социально-экономических отношений в существенной степени относится также и к неарийскому населению. <...>
На ранней стадии производящего хозяйства появляется избыточный продукт и начинается его накопление в качестве общественного запаса. Это накопление у ариев происходило главным образом наиболее удобным и доступным способом - путем увеличения поголовья крупного рогатого скота. <...> Такая форма накопления общественного запаса, а затем и богатства вообще характерна для многих народов на этой стадии развития, голова скота становится первым денежным эквивалентом. С этим связано и повышенное внимание к скоту, коровам в древнейших литературных памятниках ариев, в ведийской лексике. Особенно показательны слова, употреблявшиеся для обозначения войны, - гавишти, гавьюддха - "искание коров", "борьба за коров", что прямо указывает на важнейший объект военных столкновений той эпохи. Гипертрофированное внимание в гимнах вед к стадам коров дало основания к широко распространившемуся мнению о кочевом характере арийского общества, что как будто бы подкреплялось и фактом "арийского завоевания" Индии. Однако расселение ариев в Пенджабе и западной части долины Ганга, как теперь можно считать установленным, заняло от трехсот до пятисот лет (XII - X вв. дон. э. или, <...> учитывая время начала движения из Афганистана, XIV - X вв. до н. э.). Внимательный анализ археологических данных и сведений "Ригведы" показывает, что арии занимались земледелием, жили оседло и скотоводство у них было, очевидно, не кочевое, а пастбищное. Известную же подвижность ариев можно объяснить примитивностью методов ведения сельского хозяйства, что вынуждало их часто сменять угодья из-за их относительного истощения и в то же время препятствовало образованию прочной связи с землей.
Возникновение избыточного продукта и соответственно его накоплений, которые нельзя потребить непосредственно, создает, с одной стороны, возможность увеличения общественного запаса, а с другой - возможность его отчуждения путем войны. В этих условиях война превращается в регулярную форму общественных отношений, выделяется как особая сфера человеческой деятельности, что дает начало развитию военного искусства, требующего особой техники и навыков, существенно отличающихся от навыков охотника. Одновременно в связи с переходом основной массы населения к земледелию, отнимающему все больше и больше времени у членов племени, их охотничьи и боевые навыки постепенно утрачиваются, а необходимость участия в войне вступает во все больший антагонизм с их потребностями как земледельцев.
Таким образом, выделение части соплеменников для защиты имущества и безопасности данного коллектива, а также для приумножения его достояния за счет соседей оказывается естественным. Для этой цели первоначально, очевидно, подбираются наиболее способные воины, однако в дальнейшем военная функция столь же естественным образом становится наследственной и сосредоточивается в определенных родах. Этому способствуют на первых порах необходимость обучения военному искусству с малолетства, постоянные военные тренировки, что, понятно, воины проще могли осуществлять в отношении собственных сыновей или, во всяком случае, в своей среде. Как это происходило, иллюстрируется рассказом "Махабхараты" об обучении Пандавов знаменитым воином Дроной. Вообще же воины постоянно проводили военные игры - состязания, на которые после обособления варны кшатриев не допускались представители других социальных рангов (см. опять-таки "Махабхарату", но подобные состязания равным образом были распространены и у других народов). Возникающее отчуждение от массы племени, стремление сохранить захваченные привилегии, традиция и, наконец, право способствуют превращению военной прослойки в замкнутое сословие кшатриев. Поскольку оно выполняет общественно полезную функцию защиты племени, последнее содержит его за счет труда сельскохозяйственного населения.
Подобным же образом развитие религии, усложнение ритуала, создание массы религиозных текстов объективно приводят к обособлению жреческой деятельности. Овладеть необходимым священным знанием оказывается возможным только в результате многолетнего обучения (с детства) и постоянной тренировки. С точки зрения первобытных людей, ритуальная забота о благополучии племени была не менее важной, чем военная защита. Поэтому целесообразность содержания племенем варны брахманов не вызывала сомнений. Нельзя упускать из виду также и хозяйственно-организующей роли брахманов, которые являлись хранителями практического знания, календаря и т. д.
Так происходит разделение труда на производительный и непроизводительный. Последний включает в себя как действительно общественно полезные функции, так и воображаемые. На этом этапе все подразделения племени еще сохраняют органическое единство. Однако вычленение военного и жреческого сословий неизбежно положило начало их возвышению и превращению в господствующие группы. Этому способствовало выполнение ими ряда важных руководящих функций - в сохранении и распределении общественных запасов, решении важных внутренних дел племени, в частности в суде, решении вопроса о войне и мире, наконец, в организации самого производства. Надо полагать, что важнейшие дела решались на народном собрании племени, но благодаря авторитету и специфичности своих функций представители высших сословий могли оказывать на собрание большое влияние и фактически руководить им.
Соответственно росту значения высших сословий должно было подниматься и их имущественное благосостояние, выделяющее их все больше из массы членов племени. По мере увеличения авторитета кшатриев и брахманов, особенно лиц, принадлежавших к руководящей прослойке в их среде, следует ожидать и появления внешних признаков их престижа, выражавшихся и в их лучшем материальном обеспечении, что облегчалось их ролью в распоряжении общественным имуществом.
По мере консолидации высших варн способ их содержания приобретает форму регулярных отчислений от сельскохозяйственного продукта некоей доли, получившей название бали. Размер этой доли медленно возрастает по мере увеличения потребностей высшей прослойки и складывания государственного аппарата. Конечно, важную роль в обогащении сословной верхушки племени играла военная добыча, захваченная кшатриями (причем главы племен раджаны и предводители получали при дележе большую долю), в результате перераспределения достававшаяся отчасти и брахманам. Однако, очевидно, значение регулярного снабжения нетрудовых сословий имело более существенное значение для варны кшатриев в целом, чем военная добыча. Для предводителей же сочетание военной добычи и содержания, приличествующего их рангу, могло создавать значительные накопления, которые, возможно, давали в некоторых случаях начало частному хозяйству этих лиц, например, с производственным использованием рабов. Все же представляется, что и в этом случае основой их богатства оставался доход, связанный с выполнением присущей им социальной функции.
Следует подчеркнуть, что само отношение к богатству в этот период было своеобразным, в основном потребительским и престижным, т. е. целью представителей племенной знати являлось не умножение богатства самого по себе, а его непосредственное потребление, главным образом в форме простейших продуктов питания, самими знатными людьми, их родичами, многочисленной челядью, гостями, во время праздников и религиозных обрядов, требовавших весьма крупных расходов. Расходы соответствовали тому положению и почету, на которые могло претендовать данное лицо, при этом существеннее всего то обстоятельство, что непроизводительная трата богатства рассматривалась, по-видимому, как естественное его предназначение. Даже в VII в. н. э. Харшавардхана, по сообщению Сюань Цзана, каждые пять лет устраивал благотворительную раздачу накопленной казны брахманам, буддийским монахам и бедноте. Конечно, нельзя предполагать, что раздавалась вся казна, но тем не менее сохранение столь архаического обычая и его характер говорят сами за себя*. <...>
* (Важные соображения о роли богатства в варварском обществе см.: Гуревич А. Я. Проблемы генезиса феодализма в Западной Европе. М, 1970.)
Необходимость обеспечения условий производства существует во всех обществах, но эти расходы вычленяются из собственно экономических отношений как внешние для них, хотя сами по себе могут достигать огромных величин. Присвоение же руководящей верхушкой общества средств, изымаемых у непосредственных производителей якобы на общественные нужды в своекорыстных целях, создает отношения эксплуатации, превращающие присваиваемый продукт в прибавочный. При разных способах производства эта доля общественного продукта создается внутри соответствующей экономической системы, в рамках определенных производственных отношений; уже по этой причине налоговое обложение, через которое чаще всего происходит изъятие средств у населения, лишь по видимости может выступать как единая форма для всех времен и народов. В ряде случаев присвоение указанного продукта происходит через систему перераспределения, в других случаях - непосредственно, как прямое изъятие из хозяйства производителя.
Последнее характерно для феодальных отношений и представляет собой вид продуктовой ренты, причем для основной производственной ячейки - мелкого земледельческого хозяйства - безразлично кем - государством или частным лицом - отбирается прибавочный продукт, поскольку процесс производства целиком заключен внутри данной ячейки и потребитель прибавочного продукта не является необходимым элементом производства. Такая форма эксплуатации (феодальная) не имеет в принципе экономического основания и покоится на внеэкономическом принуждении, имеющем разнообразные формы, в том числе и идеологическую. Если на ранних этапах развития общества содержание высших варн за счет племени и по сути, и по форме соответствовало общеплеменным интересам, то впоследствии форма изъятия прибавочного продукта, ее идеологическое обоснование как плата царю за охрану подданных извращают ее содержание - своекорыстное потребление господствующим классом прибавочного продукта.
Как уже было сказано, это не исключает того, что значительная часть изъятого у населения продукта может идти на общеполезные цели. Однако следует заметить, что по мере развития государственности и классового общества господствующая верхушка все более отчуждается от народа и военные усилия воспринимаются прежде всего как средство самосохранения верхушки и даже затраты на расширение объема производства (например, ирригационные работы) начинают рассматриваться, видимо, в первую очередь как возможность расширения базы эксплуатации. <...>