Резкая неравномерность развития хорошо заметна на Южно-азиатском субконтиненте уже в конце каменного века*. На крайнем северо-западе в IV тысячелетии до н. э. происходит быстрое развитие политической раннеземледельческой культуры, постепенно включающей большую часть долины Инда и в III тысячелетии до н. э. перерастающей в раннеклассовое общество Хараппы. Хараппская цивилизация охватывает в XXV - XVIII вв. до н. э. Синд и большую часть Пенджаба, Северный Раджастхан, верхнюю часть долины Джамны и Ганга, примерно соответствующую современной Харьяне, и Гуджарат.
* (Sankalia H. D. The Prehistory and Protohistory of India and Pakistan. Poona, 1974; Wheeler M. The Indus Civilization. Cambridge, 1968; Lai В. В. Indian Archaeology Since Independence. Delhi, 1964.)
На периферии Хараппской цивилизации локализовались первобытные этносы, находившиеся в разных условиях и развивавшиеся с неравной скоростью в течение времени существования этого раннеклассового общества.
Вероятно, наиболее отсталыми и медленнее других эволюционизировавшими были соседи хараппанцев в пригималайских районах Пенджаба, Кашмира, в афганских горах. Население этих областей было пестрым по языковому и антропологическому составу; по-видимому, значительную группу в районе Кашмира составляли племена, говорившие на неизвестных языках, реликтом которых является язык буришки у хунзакутов. Племена этих областей были охотниками и собирателями. Раскопки в Кашмирской долине показали, что даже в первой половине II тысячелетия до н. э. там существовала примитивная неолитическая культура людей, живших главным образом рыболовством (стоянка Бурзахом). От пригималайских неолитических охотников хараппанцы получали, очевидно путем обмена, оленьи рога, использовавшиеся, как полагают, в медицинских целях, а также добывавшееся в Гималаях лекарственное вещество мумие. Через посредство горных племен Афганистана бадахшанский лазурит попадал в хараппские города из-за Гиндукуша. Этот минерал обнаружен на территории Ирана, Средней Азии, Месопотамии в слоях, относящихся к IV - первой половине III тысячелетия до н. э., т. е. его распространение связано было с межплеменным обменом. Таким образом могут быть объяснены и находки в долине Инда и в примыкающих к ней с северо-запада районах. При наличии постоянного спроса межплеменной обмен мог принимать целеустремленную регулярную форму даже в условиях первобытного общества. Открытие в последние годы развитой культуры в долине Амударьи (в Бактрии), относящейся ко II тысячелетию до н. э., ставит вопрос о существовании здесь раннеклассового общества, а тем самым и о возникновении в ранний период этой цивилизации настоящей торговли с долиной Инда через горы Афганистана. В этом случае отсталые племена горцев могли скорее всего служить препятствием движению караванов или, во всяком случае, осложнять торговлю.
Белуджистан и Южный Афганистан были местом зарождения земледельческо-скотоводческого хозяйства в эпоху неолита (IV тысячелетие до н. э.). Отсюда производящее хозяйство распространилось на Индскую равнину. С появлением металла на рубеже III тысячелетия до н. э. темпы прогресса земледельческого общества в долине Инда оказались выше, чем в предгорьях и горных долинах, ставших как бы варварской окраиной стремительно поднявшейся мощной городской цивилизации Мохенджо-Даро и Хараппы. Этот пограничный район, населенный различными племенными группами, на что указывают локальные различия в археологических культурах, обнаруживает многие черты сходства с хараппским обществом, особенно с поселениями, расположенными на границе: например, характер земледелия с использованием искусственного орошения, разведение тех же пород скота, медные и бронзовые орудия и оружие, керамика, изготовленная на гончарном круге, появление укрепленных поселений и отдельных крупных зданий. Однако это все же культуры, находившиеся на значительно более низкой ступени эволюции: по-видимому, они представляют различные этапы разложения первобытнообщинных отношений и в целом в хараппскую эпоху стояли на уровне "военной демократии". Пожалуй, наиболее развитая культура этой варварской периферии представлена укрепленным поселением Мундигак IV (конец III тысячелетия до н. э.) в Кандагарской области Южного Афганистана, где обнаружено здание, являвшееся дворцом, или, более осторожно, "резиденцией богатой патриархальной семьи мундигакского вождя"*. Городище Мундигак IV указывает на раннюю фазу зарождения государственности. Другие поселения северо-западной периферии хараппского общества не обнаруживают таких ярких показателей социального прогресса.
* (Массон В. М. Культурно-хозяйственные зоны древней Индии. - Индия в древности. М., 1964.)
Влияние Хараппы хорошо заметно прежде всего в области материальной культуры. Однако, несмотря на большее или меньшее сходство с хараппскими, местные изделия всегда произведены местными мастерами, имеют свои отличия и генетически связаны с инвентарем более ранних слоев тех же поселений. Показательно, что влияние Хараппы в более отдаленных поселениях Систана уже слабо заметно (Шахри-Сохте и др.). При раскопках в Белуджистане и Южном Афганистане обнаружены и собственно хараппские изделия, что обычно объясняют торговой экспансией хараппанцев. Однако контакты могли иметь и военный характер.
В ранний период Хараппы происходит расширение территории цивилизации, в ряде случаев захват поселений соседних племен (например, Дабар-Кот в долине Зхоба). Видимо, в связи с необходимостью обеспечения морского торгового пути на Запад на Мекранском берегу возникают поселения хараппанцев, далеко отстоящие от их границ (Суктаген-Дор и др.).
Для белуджистанско-афганской пограничной области характерны довольно значительное количество металла - меди и бронзы, следы местного металлургического производства*, распространенность укреплений, свидетельствующих о том, что война стала повседневным явлением. Племена этой территории в позднехараппский период начинают представлять все возрастающую угрозу индским городам, мирные культурно-экономические контакты сменяются набегами племен, главным образом носителей культуры Кулли в Южном Белуджистане и родственных им племен, о чем свидетельствует появление в хараппских областях керамики и каменных сосудов из Белуджистана. Усиление укреплений, следы пожарищ и разрушений, найденные в неестественных позах костяки убитых горожан, в том числе женщин и детей, тайники ценных вещей (в основном медные и бронзовые предметы), замурованные под кирпичными полами или в стенах домов, - вот драматические следы этих набегов. Следует отметить, что и в раннехараппский период не исключаются случаи вторжения белуджистанских племен. Причины движения варварских племен на государства долины Инда неясны, но, как можно полагать, оно было связано с обострением процесса социального расслоения и распада первобытнообщинных отношений и типичным для этой стадии усилением военной активности.
* (Считают, что именно из этих областей металл, добытый из местных руд и привезенный из Средней Азии, поступал в долину Инда и Гуджарат; свинец и серебро в хараппских поселениях имели происхождение из арабских руд.)
На белуджистанские племена могла оказывать давление и миграция с территории Ирана.
Заключительная стадия борьбы хараппского общества с варварами растянулась на век - полтора; Мохенджо-Даро пал, видимо, в XVIII в. до н. э. (по радиоуглеродному анализу - в 1760 ± 115 г. до н. э.), верхние же слои более далекой от западных границ Хараппы датируются XVI в. до н. э.
Культуры, наслоившиеся на развалинах хараппских городов, имеют много общего с соседними белуджистанскими комплексами, прошедшими за века существования хараппского раннеклассового общества путь замедленной, но значительной эволюции. Это относится и к наиболее примитивной среди них культуре Джхукар, обнаруженной также в Чанху-Даро и некоторых других местах, связанной, видимо, с миграцией какой-то этнической общности из Восточного Ирана. Развитию в направлении классового общества здесь существенно способствовало влияние хараппского мира.
Археологические источники не дают материалов о вкраплениях первобытного населения в областях раннеклассового общества. Между тем последующая этническая история региона позволяет предполагать, что в довольно лесистом в те времена и территориально слабо освоенном Пенджабе могли оставаться первобытные группы - как охотников - собирателей, так и примитивных земледельцев; в долине же Ганга такое соседство было неизбежно.
Сама история сложения Хараппской цивилизации еще неясна, но очевидно, что на занятой ею территории существовали различные развитые доклассовые культуры, с которыми она не была генетически связана. Так, в нижнем Синде хараппанцы подчинили связанную с белуджистанским комплексом культуру Амри. На левобережье Инда, недалеко от Мохенджо-Даро, укрепленный городок Кот-Диджи, обнесенный стеной и имевший цитадель, был захвачен и сожжен хараппанцами примерно в XXII - XXI вв. до н. э. (2090 ± 140 г. до н. э. по радиоуглеродному анализу)*; расположенный выше слой содержит материал, смешанный с хараппским. В Северном Раджастхане доклассовая калибанганская культура оказалась перекрыта хараппским городом, видимо, в результате завоевания и колонизации около XXII в. до н. э.
* (Щетенко А. Я. Древнейшие земледельческие культуры Декана. Л., 1968, с. 133 - 134.)
В Восточном Пенджабе, долине Джамны и Ганга и Гуджарате колонизации подверглись земли более примитивных племен, живших еще в основном присваивающим хозяйством. Эти неолитические охотники и собиратели были, видимо, частью ассимилированы (их керамика найдена в нижних слоях вместе с хараппской), частью оттеснены.
В Гуджарате в результате колонизации в XXI - XIX вв. до н. э. возникла большая изолированная область цивилизации, связь которой с метрополией осуществлялась, очевидно, в основном морем. В соседних областях-Мальве, Западном Декане, Карнатаке к середине III тысячелетия до н. э. существовали многочисленные неолитические поселения людей, переходивших от присваивающего хозяйства к примитивному земледелию и скотоводству.
Ускоряющее влияние хараппской культуры на развитие этих племен очень заметно: у них появляются металл (сначала, видимо, только привозной), сходные формы металлических орудий, гончарный круг, роспись керамики с заимствованием или трансформацией хараппских орнаментов, плоскодонные сосуды (правда, в целом керамика сохраняет самобытный характер), некоторые типы украшений*. Показательно ослабление этого влияния по мере удаления от Гуджарата и затрудненности контактов. Наибольшее влияние и наиболее высокое развитие энеолита наблюдается в Мальве. Здесь, в частности, во второй половине II тысячелетия до н. э. появляются глинобитные дома, в то время как на остальной территории деревянный каркас по-прежнему обмазывали глиной. Здесь были также обнаружены и оборонительные глинобитные стены вокруг поселков, что указывает на новую стадию развития, когда военные столкновения становятся обычным явлением. (В этот период возможно также воздействие на Мальву культуры "медных кладов и желтой керамики" из долины Ганга). Менее заметно влияние гуджаратской области во внутренних частях Махараштры, отгороженных Западными Гхатами. В бассейне Кришны археологический материал много примитивнее северного, а земледелие уступает место скотоводству. Далее к югу простирается зона охотничьих племен с грубым каменным инвентарем. Находки в городах долины Инда некоторых ценных минералов, происходящих из Южной Индии, свидетельствуют скорее всего о случайном их приобретении путем обмена с этими племенами через деканских посредников, хотя отдельные морские экспедиции в сторону Малабара технически были осуществимы**.
* (Щетенко А. Я. Древнейшие земледельческие культуры Декана. Л., 1968, с. 133 - 134. Он же. Обмен и торговля доисторического Индостана. - КСИА. Вып. 138, М., 1974.)
** (Ср.: Гуров Н. В. Южнодравидийская легенда о прародине - НАА. 1976, № 3.)
Важным результатом контактов с хараппской и постхараппской культурой в Гуджарате было ускорение развития земледелия и превращение его в ведущую отрасль экономики. Об этом свидетельствует резкое увеличение находок микролитических лезвий от жатвенных ножей.
Кризис цивилизации в долине Инда отразился и на гуджаратской ее ветви; с гибелью основных центров здесь начинается регресс, выражающийся в смене (примерно в XVII в. до н. э.) хараппской культуры постхараппской - все более отходящей от хараппского эталона и огрубляющейся. Городская жизнь медленно приходит в упадок, и к XI в. до н. э. гуджаратская постхараппская культура исчезает полностью. Этот длительный процесс, связанный с ослаблением торгово-ремесленной деятельности и примитивизацией быта, все более сводившегося к натуральному земледелию, проходил под несомненным влиянием энеолитических соседей. Таким образом, в итоге энеолитическое земледельческое общество поглощает остатки деградировавшей цивилизации.
Очевидно, рассматривая причины исчезновения древнейшего классового общества, мы можем признать второстепенными внесоциальные, природные факторы (катастрофические наводнения, тектоническое опускание участка долины Инда в районе Мохенджо-Даро)*. Большая часть территории цивилизации находилась вне этого воздействия. Значит, решающее значение имел глубокий социальный кризис и давление соседних доклассовых структур. В долине Инда ведущую роль сыграло военное воздействие варварских племен земледельцев и скотоводов, достигших соответствующего уровня развития в основном в ходе самостоятельной эволюции, на которую цивилизация оказала, однако, убыстряющее влияние**. Хараппская культура Гуджарата была важным катализатором прогресса племен Мальвы и Махараштры; в ходе затянувшегося кризиса и деградации постхараппской культуры и развития энеолитических племен произошло "выравнивание" культур на некоем среднем уровне и их синтез.
* (Sankalia H. D. The Prehistory and Protohistory..., с. 390.)
** (Ср.: Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Древняя Индия. Исторический очерк. М., 1969, с. 113 - 117.)
Итак, история как бы поворачивает вспять; во второй половине II тысячелетия до н. э. в долине Инда, в Гуджарате, Мальве, на севере Декана существуют племенные структуры, стоящие на разных, но, по существу, близких ступенях перехода от первобытности к раннеклассовому обществу, т. е. стадиально на уровне предхараппских культур первой половины III тысячелетия до н. э.
Однако нельзя не учитывать то обстоятельство, что эти племенные общества были обогащены многообразным воздействием погибшей цивилизации и сохранили многие ее достижения и традиции. (Эта сторона дела только еще начинает изучаться, притом надо иметь в виду, что археология лишь в ограниченной степени может прояснить эту проблему - так же как памятники материальной культуры не могут показать всего многообразия и значения влияния античности на феодализирующиеся варварские общества Европы.) Надо учитывать также, что в долине Инда наследники хараппанцев пользовались уже только металлическими (бронзовыми) орудиями и вообще уровень развития производительных сил у них был выше, чем в III тысячелетии до н. э.
В долине Джамны - Ганга и в Восточном Пенджабе хараппанцы имели дело с охотниками-собирателями, у которых на рубеже III - II тысячелетий началось освоение примитивного земледелия. По-видимому, и здесь соседство цивилизации могло стимулировать развитие металлургии, ускорить становление производящего хозяйства, но большее значение имело, должно быть, независимое развитие.
Культура "медных кладов и желтой керамики"*, распространенная в долине Ганга, соседних областях Центральной Индии и в Ориссе и генетически связанная с культурами Индокитайского полуострова, обнаруживает <...> отсутствие сколько-нибудь существенного влияния Хараппы (как в инвентаре, так и в специфической системе мотыжного земледелия, основанного на выращивании риса). Нижняя граница "медных кладов" не установлена, но некоторые данные позволяют предполагать, что на западе долины Ганга она приходится на период упадка и гибели Хараппской цивилизации. <...>
* (Lai В. В. Further Cooper Hoards from the Gangetic Basin and a Review of the Problem. - Antiquaries Journal. 1951, № 7; Sankalia H. D. The Prehistory and Protohistory...)
В результате исследований последних десятилетий появилась возможность говорить об этнической карте Индии II тысячелетия до н. э.*. Древнейший этнический слой Индии представлен протоавстралоидами, или веддоидами, воспринявшими языки поздних мигрантов. На северо-западе в IV - III тысячелетии до н. э. они были практически вытеснены южными европеоидами, говорившими на языке или языках дравидийской семьи (хараппанцы и имевшие с ними общее происхождение соседние племена). Соответственно население этой области послехараппского времени также было, очевидно, по большей части дравидоязычным. Население Восточной Индии и долины Ганга по расовому облику было смешанным веддоидно-монголоидным и говорило на языках группы мунда, родственных монкхмерским. По пригималайской полосе и Гималаям с востока распространялись монголоиды, говорившие по большей части на языках тибето-бирманской группы; возможно, они предшествовали мундаязычным племенам**.
* (Воробьев-Десятовский В. С. К вопросу о роли субстрата в развитии индоарийских языков. - СВ. 1956, № 1; Бонгард-Левин Г. М., Деопик Д. В. К проблеме происхождения народа мунда. - СЭ. 1957, № 1; Алексеев В. П. Антропологический состав населения древней Индии. - Индия в древности. М,. 1964; Чебоксаров Н. Н. Новые данные по этнической антропологии Индии. - Очерки экономической и социальной истории Индии. М., 1973.)
** (Чеснов Я. В. Распространение риса в Южной Азии и некоторые вопросы этногенеза. - Очерки экономической и социальной истории Индии. М., 1973; он же. Юго-Восточная Азия - древнейший культурный центр. - ВИ. 1973, № 1; он же. Историческая этнография стран Индокитая. М., 1976.)
Миграция дравидов в южном направлении привела к распространению их на Деканском полуострове и смешению с веддоидами. В Северной же Индии во II тысячелетии до н. э. они занимали, по-видимому, практически всю западную половину этой области, проникая далеко в глубь долины Ганга чересполосно с мунда. Это движение на восток и юго-восток частично могло предшествовать появлению индоевропейцев, частично могло быть вызвано давлением арийских племен.