II. <Вопросы методологии>

<Географический фактор в становлении и развитии индийской цивилизации>

(Сокращенный текст статьи "Роль географического фактора в исторических контактах индийской цивилизации с окружающим миром". - Древняя Индия. Историко-культурные связи. М., 1982, с. 202 - 218.)

Природная среда обитания оказывает на человеческое общество тем большее влияние, чем меньше развиты его производительные силы и социальная организация. На ранних этапах истории это влияние было весьма велико. Значение факторов географического характера в зависимости от уровня социально-экономического развития общества и конкретных исторических условий было неодинаковым, но эти факторы были важной составляющей исторического процесса, в частности, в сфере взаимодействия индийской цивилизации с другими обществами. Наиболее явно здесь выступает роль относительной географической изоляции Южной Азии, что позволяет, учитывая размеры этого региона, определять его как субконтинент. Эта изоляция была одной из причин яркой самобытности индийской культуры. Самыми бросающимися в глаза примерами взаимодействия с внешним миром, примерами нарушения изоляции являются прорывы северо-западного рубежа региона массами мигрантов и завоевателей. В то же время существенны культурные и экономические контакты региона, имевшие большее значение для соседних стран, чем для Индии.

Однако проблема влияния географических факторов не может быть сведена к изучению их роли в связях Южноазиатского субконтинента с окружающими территориями, поскольку индийская цивилизация в течение длительного времени охватывала только часть Южной Азии и лишь к концу древности основная часть субконтинента попала в ее сферу. По мере развития классовых отношений индийское общество колонизовало новые области, приспосабливаясь к существовавшим там природным условиям и ассимилируя малочисленные группы первобытных племен.

Возникновение индийской цивилизации демонстрирует закономерное сходство этого процесса с зарождением месопотамского, древнеегипетского, китайского очагов древнейшего раннеклассового общества. Появление производящего хозяйства было обусловлено в принципе ходом социальной эволюции, появление же его впервые в регионе именно в предгорьях Южного Афганистана и Белуджистана было жестко детерминировано природными условиями: главную роль играло, по-видимому, разнообразие ландшафта, растительного и животного мира, вертикальных климатических зон, относительная умеренность климатических параметров основной зоны обитания. Все это, с одной стороны, благоприятствовало жизни охотников и собирателей <...>, способствовало росту их численности на относительно ограниченном пространстве, с другой стороны, эта среда ставила перед людьми в силу своей сравнительной суровости и большого разнообразия такие требования, которые стимулировали их предприимчивость и инициативу. Сочетание таких экологических факторов обеспечивало наименее рутинный образ жизни, наибольшую свободу человеческой энергии перед лицом природы. Рядом с такой средой более суровые условия обитания - с более холодным или менее здоровым климатом, с сухим и слишком жарким климатом - оказывали затормаживающее действие на развитие человеческих сообществ, в частности, и в демографическом аспекте. В случае более благоприятных, менее суровых условий может возникнуть значительная плотность населения, что само по себе является важным фактором прогресса, однако однообразие природной среды, чему сопутствует нередко и бедность природных ресурсов, способствует консервативности хозяйственной деятельности, сковывает инициативу не только вследствие застойного характера образа жизни, но также из-за недостатка стимулов к предприимчивости в трудовой деятельности благодаря относительной обеспеченности существования.

Итак, в ходе эволюции первобытных сообществ опережали те из них, которые в условиях, благоприятствующих их охотничье-собирательской деятельности в целом, в то же время подвергались, довольно жесткому и разнообразному воздействию среды. Именно такие обстоятельства, а не обитание в богатых природными пищевыми ресурсами, климатически более мягких тропических районах создали основу для неолитической революции, начавшейся па северо-западных рубежах Южноазиатского региона в V тысячелетии до н. э.

Еще одним фактором, облегчившим переход к производящему хозяйству прежде всего в этой области субконтинента, было то, что здесь находился природный очаг растений, пригодных для одомашнивания (по Н. И. Вавилову, кроме Афганистана в него входил также Памирский горный район). Ведущей пищевой культурой, доместицированной неолитическими земледельцами Южного Афганистана и Белуджистана, стал ячмень - злак весьма неприхотливый и засухоустойчивый, что сыграло свою роль в последующем распространении его в долине Инда, а также пшеница.

Этот следующий этап распространения земледелия также вполне определенно был обусловлен географическим фактором. Раз возникнув, земледелие стало более продуктивным там, где существовали наилучшие для него естественные возможности. Такие природные данные были на увлажняемых и удобряемых паводковыми водами пойменных землях больших рек, в первую очередь Инда. Земледелие, очевидно, развивалось и на менее урожайных равнинных территориях, однако племена, осевшие на заливных землях, имели перед своими соседями неоспоримое преимущество: быстрый рост избыточного продукта создавал надежную базу для социальной дифференциации, возникновения эксплуатации и государства. Использование максимально плодородных земель при низком, примитивном уровне агрикультуры давало на данной стадии развития общества опережение в темпах. Так в Индии впервые сложилась типичная ситуация соседства областей с резко различными уровнями социального развития.

Еще в начале III тысячелетия до н. э. стадия исторического развития в Южном Афганистане и Белуджистане и в долине Инда была одинаковая: начало разложения первобытнообщинных отношений - военная демократия. Во второй половине III тысячелетия до н. э. в долине Инда уже существует раннеклассовое общество, на родине же земледелия в общем сохраняется уровень военной демократии, тенденции к переходу на более высокую стадию остались нереализованными. Примечательно, что и в последующие эпохи область Афганистана - Белуджистана сохраняла сравнительно с окружающими равнинными районами Индии и Средней Азии явно выраженные черты отсталости: существенную роль в этом замедленном развитии от первобытнообщинных отношений к феодализму играло влияние природной среды, обусловливавшей особый тип хозяйства (прежде всего сочетание малопродуктивного земледелия и отгонного скотоводства), большую устойчивость к внешним воздействиям архаических племенных общностей. Население этой области из-за особенностей переживаемой им затянувшейся стадии военной демократии и раннего феодализма постоянно создавало военную угрозу для соседних цивилизаций, однако объединение сил этих разрозненных племен происходило только при определенных конкретных условиях. Для Хараппской цивилизации существование отсталой племенной периферии, достигшей уровня военной демократии, в конечном счете имело роковые последствия: передвинувшиеся, главным образом с запада, племена заняли постепенно почти всю территорию Хараппской цивилизации, кроме гуджаратской области.

По проблеме гибели цивилизации долины Инда ведется оживленная дискуссия, многие участники которой на первый план выдвигают внесоциальные, природные факторы. В частности, заслуживают внимания гипотезы, связывающие конец хараппской культуры с климатическими изменениями. Уже давно высказывались предположения о значительной влажности климата в долине Инда в хараппскую эпоху, основанные, например, на факте обитания там таких животных, как носорог, слон, буйвол. Большой интерес вызвали исследования Гурдип Сингхом древнего климата по анализам пыльцы в отложениях некоторых раджастханских озер^*. Согласно его схеме, примерно на 3000 - 1800 гг. до н. э. приходится значительное увеличение годового количества осадков (на 500 мм выше современной нормы), позднее наблюдается их уменьшение. Таким образом, возникновение и расцвет Индской цивилизации оказываются в тесной связи с благоприятным повлажнением климата в долине Инда, а ее упадок - с изменением климата в сторону иссушения. Это как будто объясняет и более длительное сохранение цивилизации в Пенджабе, Харьяне, лучше обеспеченных осадками, чем Синд.

^* (Singh G. The Indus Valley Culture seen in the Context of Postglacial Climatic and Ecological Studies in Northwest India. - Archaeology and Physical Anthropology in Oceania. Vol. 4, № 2, 1971.)

Результаты исследования Г. Сингха оспариваются рядом ученых, полагающих, что в хараппскую эпоху климат радикально не отличался от современного ни в долине Инда, ни в прилегающих областях, что с X тысячелетия до н. э. не было глобальных климатических изменений. Некоторые аргументы археологического порядка, приводимые сторонниками этой точки зрения, не кажутся убедительными. Например, по мнению Б. К. Тхапар, выводам Г. Сингха противоречат применение в Калибангане сырцовых кирпичей, отсутствие повсеместного мощения улиц, использование в качестве зерновой культуры засухоустойчивого ячменя^*. Если даже мы возьмем ориентировочную цифру увеличения осадков в III тысячелетии до н. э. на 500 мм, данную Г. Сингхом, вряд ли будут основания говорить, что получающееся для Синда и большей части Раджастхана годовое количество осадков в 700 - 800 мм было чрезмерным, не допускающим употребления в строительстве сырцового кирпича или выращивания ячменя, вообще служившего хараппцам ведущей пищевой культурой. Такой климат можно было бы назвать не исключительно сухим, а просто сухим. Другое дело, если расчеты Г. Сингха неверны и на самом деле указанный период, по тем же самым палинологическим данным, характеризуется максимумом температур и минимальным количеством осадков^**. Если эта противоположная точка зрения ближе к истине, то выходит, что неблагоприятные условия засушливого климата не оказали никакого влияния на развитие земледелия в ареале хараппской культуры. Таким образом, проблема остается еще на начальной стадии изучения^***.

^* (Thapar В. К. Climate during the Period of the Indus Civilization: Evidence from Kalibangan. - Ecology and Archaeology of Western India. Proceedings of a Workshop Held at Physical Research Laboratory. Ahmedabad, February 23 - 26, 1976. Ed. by D. P. Agrawal and В. М. Pande. Delhi, 1977, с 68 - 71.)

^** (Thapar В. К. Climate during the Period of the Indus Civilization: Evidence from Kalibangan. - Ecology and Archaeology of Western India. Proceedings of a Workshop Held at Physical Research Laboratory. Ahmedabad, February 23 - 26, 1976. Ed. by D. P. Agrawal and В. М. Pande. Delhi, 1977, с. 68)

^*** (Выводы Г. Сингха подтверждают геологические исследования Р. Гхоша в бассейне р. Луни: Ghosh R. Protogeological Studies on Ancient Water Regimes of Rajasthan Rivers. - Ecology..., с 157.)

Вероятно, и при отсутствии существенных изменений климат Северо-Западной Индии в III - II тысячелетиях до н. э. все же должен был быть мягче теперешнего благодаря большей облесенности Пенджаба^*, сплошному лесному покрову на огромной Гангской равнине, теперь совершенно безлесной, наличию относительно большой древесной растительности даже в Синде, позднее характерном пустынным и полупустынным ландшафтом. Существование целой цепи хараппских поселений, в том числе Калибангана, вдоль высохших русел в Северном Раджастхане ясно указывает, что реки бассейна Гхаггара были достаточно полноводны. Благоприятное или негативное влияние на экономику на этой стадии развития общества могли оказывать и мало впечатляющие по абсолютным показателям изменения климатических характеристик. Незначительные в глобальном масштабе изменения экологической среды могли иметь большие последствия в локальных ситуациях. Во всяком случае, при рассмотрении данной проблемы было бы неправомерно абсолютизировать географические факторы, тем более пытаться объяснить все каким-то одним обстоятельством природного происхождения. Независимо от будущих результатов исследований, предпринимаемых в отмеченных выше направлениях, наиболее плодотворным представляется комплексный подход, учитывающий взаимодействие разнообразных факторов.

^* (Арриан V. II; VI. I, 3, 8, 14, 15; Курций Руф кн. VIII, гл. XI. 8; гл. XII, 2; гл. XIII. 17; кн. IX, гл. I. 4, 9.)

Обширность территории, где обнаружены поселения хараппской культуры, показывает, что первоначальный очаг земледелия в пойменной полосе нижнего Инда потерял свое былое доминирующее значение. Дав начало великому социальному процессу, географический фактор, определивший опережение хараппанцами темпов исторической эволюции соседних человеческих коллективов, перестал быть первостепенным. В ходе расселения хараппанцы везде, где было возможно, использовали традиционное земледелие на заливных землях, однако такое производство было не всегда достаточным, чтобы обеспечивать стабильное существование, а природные условия в Пенджабе, Харьяне и Гуджарате позволяли применять и суходольное земледелие. Потребности расширения хозяйственной базы хараппского общества диктовали необходимость увеличения масштабов суходольного земледелия, но его продуктивность, по-видимому, была очень низкой, оно было неспособно давать сколько-нибудь значительный избыточный продукт. Малая эффективность на данном этапе сельского хозяйства на суходольных землях крайне суживала возможности разделения труда, обмена и эксплуатации. Вследствие этого по мере расширения ареала хараппской культуры и массового перехода к богарному земледелию все большая часть хараппанцев оказывалась на той ступени развития производительных сил, которая как бы предшествовала ранее достигнутой в первоначальных центрах благодаря использованию "лиманного" земледелия.

Поскольку идея единой Хараппской империи или существования крупных государств представляется весьма малоубедительной, речь должна идти в основном о мелких независимых сообществах хараппанцев, в случае преобладания богарного земледелия оказывавшихся по уровню производительности труда на доклассовой стадии. Попытки распространения влияния раннеклассовых государственных образований на большую территорию имели перед собой, очевидно, то же препятствие: подобные земледельческие коллективы экономически не могли служить прочной базой государственности. В этом, как мне представляется, можно видеть существенное противоречие позднего хараппского общества, противоречие, корни которого лежат в сохранявшемся еще господстве природного фактора над человеческой деятельностью.

Центры цивилизации стимулирующе воздействовали на социально-экономическую структуру окраин, однако с постепенным ослаблением и падением этих центров, а также под влиянием разного рода контактов с первобытными этносами поселения хараппанцев, в значительной мере соответствовавшие по своему экономическому базису предгосударственной стадии, подверглись варваризации. В стадиально-формационном плане это было попятное движение, как бы вернувшее общество к ступени военной демократии. В то же время очевидно, что культурно-исторический уклад хараппанцев, их традиции в немалой степени сохранялись и оказывали положительное действие на историческую эволюцию их соседей, проходивших этап разложения первобытнообщинных отношений. <...>

Представляет интерес наблюдение за ролью географического фактора в отношениях обмена с внешним миром. Ряд"материалов поступал в центры Хараппской цивилизации практически независимо от природных препятствий путем межплеменного обмена. Так, импорт лазурита из Бадахшана осуществлялся, очевидно, посредством целенаправленного межплеменного обмена, несмотря, казалось бы, на непроходимые горные преграды. Впрочем, в Среднюю Азию попадали некоторые изделия хараппского ремесла^*, что указывает на двусторонность связей, обусловленных, возможно, зарождением там земледельческого общества^**. Металлы и некоторые другие материалы хараппанцы получали из соседних областей, главным образом из Афганистана и Южного Раджастхана. Не исключено, что здесь возникла примитивная форма торговли, обеспечивавшая контакты с наиболее развитыми племенами. Море открыло возможность коммуникаций с далекой месопотамской цивилизацией. Хотя значительных следов дальней морской торговли с побережьем Персидского залива пока не найдено, все же есть основания полагать, что она существовала. Вероятно, следует согласиться с тем, что связи с Шумером не достигали таких размеров, как недавно представлялось исследователям. Вряд ли правильно при рассмотрении этого вопроса придавать большое значение так называемому "доку" в Лотхале^***. Скорее всего этот огромный бассейн использовали не как док, т. е. водоем, сохраняющий уровень воды независимо от приливов и отливов моря. Но дело в том, что небольшие хараппские корабли в принципе не нуждались в таком сооружении и обсуждение "проблемы дока", по существу, ничего не решает.

^* (Щетенко А. Я. Первобытный Индостан. Л., 1979, с. 138.)

^** (Сарианиди В. И. Древние земледельцы Афганистана. М., 1978.)

^*** (Щетенко А. Я. Первобытный Индостан, с. 140.)

Расположение некоторых хараппских поселений Гуджарата явно указывает на то, что отношения с соседними поселениями они поддерживали морем. Свидетельства индийского влияния на островах Персидского залива, изображения кораблей на печатях, очевидность того, что для судоходства использовались не только реки, но и море, говорят в пользу мнения об осуществимости плаваний хараппанцев вдоль западного берега Деканского полуострова далеко на юг. Может быть, таким путем, а не посредством межплеменного обмена в хараппские поселения попадали полудрагоценные минералы из Южной Индии. В этой связи мне кажется, что гипотеза Н. В. Гурова о морской миграции хараппанцев (пратамилов) в Южную Индию, выдвинутая с целью истолкования древней тамильской традиции о приходе предков тамильского народа с моря^*, не противоречит реальным возможностям хараппских мореходов. Уже на данном этапе индийской истории море стало средством осуществления прямых дальних контактов, что было невозможно на суше. Напротив, вызывает удивление заявление А. Я. Щетенко по поводу получения хараппанцами разных материалов из Бадахшана, Северо-Восточного Ирана, Памира, Восточного Туркестана, Тибета, Северной Бирмы, что "при таких огромных расстояниях особое значение приобретали средства сообщения, транспорт", под которыми он подразумевает, как видно из последующих фраз, повозки^**. Нет сомнения, что подобные связи могли осуществляться только путем межплеменного обмена.

^* (Гуров Н. В. Южнодравидийская легенда о прародине. - НАА. 1976, №3.)

^** (Щетенко А. Я. Первобытный Индостан, с. 140.)

Медь с примесью никеля поступала к хараппанцам из Восточной Индии именно таким образом от их соседей - носителей культуры медных кладов и желтой керамики, пришедших в Индию, в долину Ганга, в III тысячелетии до н. э. и на рубеже III - II тысячелетий вошедших в соприкосновение с хараппанцами. Последние проникли до Верхнего Доаба по степной и лесостепной полосе, дальнейшее их продвижение остановилось примерно на границе сплошных лесов, покрывавших долину Ганга и тянувшихся вдоль подножия Гималаев по Восточному Пенджабу. Таким образом, размещение хараппанцев и племени мунда примерно совпадало с различными природными зонами.

Параллельно с племенами мунда вдоль Гималаев с востока в течение II тысячелетия до н. э. двигался поток мигрантов, ставших впоследствии основой этносов - носителей гималайских языков. Природные препятствия (труднопреодолимая горная местность с тропическим лесом) не могли задержать миграцию из Индокитая, тем более что встреченные переселенцами условия жизни мало отличались от тех, что были в местах их первоначального обитания. Восточная граница индийского региона между Гималаями и Бенгальским заливом вообще, пожалуй, в большей степени обязана своей непроходимостью в последующие тысячелетия исторически сложившимся условиям: этот район оказался в стороне от основного русла исторической эволюции и был заселен воинственными отсталыми племенами. Только в конце I - начале II тысячелетия н. э. здесь отмечена миграция некоторых племен, расселившихся в Гималаях (гурунги, магары, таманги), и ахомов, сыгравших важную роль в сложении ассамской народности (в XII в.). Не исключено, что миграция некоторых гималайских племен шла и во II тысячелетии до н. э., и позже через горную страну по южную сторону Больших Гималаев, минуя равнину.

Заселение долины Ганга и прилегающих к ней с юга и севера областей мигрантами из Индокитая было облегчено принятым у них способом хозяйствования - подсечно-огневым земледелием с использованием мотыги как основного сельскохозяйственного орудия. Этот метод позволял обходиться без больших трудовых затрат на окультуривание засоренных корнями лесных почв, что было бы необходимо при пахотном земледелии. Основной продовольственной культурой мигрантов был рис, который прекрасно подходил к индийским условиям, причем в наибольшей степени ему соответствовали климатические условия именно восточной, части Северной Индии, где в первую очередь обосновались мунда и другие выходцы из указанного региона. Внедрение риса как одной из важнейших сельскохозяйственных культур древней Индии, так же как современной Южной Азии, трудно переоценить. Распространение мигрантов из Индокитая в исторически короткие сроки на огромной территории в значительной мере обязано сходству экологических сред их родины и новых мест обитания, где расселение этих этносов положило начало процессу разложения первобытнообщинных отношений независимо от соответствующей социальной эволюции в районах к северо-западу и западу от долины Ганга.

Как показывает история, горы на северо-западной границе Индии весьма относительно обеспечивали изоляцию региона. Во всяком случае, именно через них на равнины Индии вторгались многочисленные волны завоевателей, большинство из которых влилось в состав индийских народов. Следует отметить, что в силу сложившихся исторических условий, в создании которых, как говорилось выше, значительную роль играл географический фактор, население Афганистана имело большую устойчивость к внешним воздействиям и только наиболее могущественные завоеватели были в состоянии сломить его сопротивление. Поэтому Афганистан всегда сохранял для Южной Азии значение естественного оборонительного барьера. Примечательно, что если афганские горы тем не менее успешно преодолевались завоевателями, то равнинные и маловозвышенные области востока Ирана, юго-запада Афганистана и западной части современного Пакистана из-за своего безводья (здесь лежат пустыни, полупустыни и солончаки) оказались в течение I - II тысячелетий н. э. практически непреодолимой преградой. Учитывая этот исторический опыт, есть основания полагать, что до начала нашей эры (речь идет о грубо ориентировочной хронологической мете) эта область обладала все же немного более благоприятными для жизни условиями. Так, большая часть варварских племен, занявших территорию Хараппской цивилизации в период ее упадка и гибели, передвинулась из этой области.

Пока трудно ответить на вопрос, использовала ли этот путь какая-то часть арийских племен во время их миграции в Индию во второй половине II - начале I тысячелетия до н. э. Описания похода Александра Македонского через Гедрозию^* свидетельствуют, что эта область была бедна пищевыми ресурсами и водой, однако эти данные требуют правильного истолкования: в источниках рассказывается о движении армии, нуждавшейся в больших количествах провианта и воды и обеспечивавшей себя за счет грабежа населения. Малая плотность местного населения, естественно, ограничивала возможности такого рода снабжения войска, однако общая численность людей, обитавших на этих обширных пространствах, могла быть велика. В последние века I тысячелетия до н. э., казалось бы, в наименее пригодной для жизни части этой зоны расселились племена скифов - саков (в индийских источниках именовавшихся шаками). По-видимому, они занимали эту территорию долго, так как эта область приобрела устойчивое название "страны саков" - Сакастан, - сохранившееся до настоящего времени в форме Систан. Волна саков, пришедших сюда во II - I вв. до н. э., вероятно, проникла затем в Индию. Что касается парфянских вторжений в Индию, то они, очевидно, шли через Северо-Западный Афганистан (район Герата), т. е. обычным путем.

^* (Арриан VI. 23 - 27; Курций Руф кн. IX, гл. X.)

Главным направлением проникновения восточноиранских (скифских) племен в Восточный Афганистан и сопредельные территории Северо-Западной Индии ряд ученых считает траверс Гиндукуша с территории Средней Азии. По мнению Э. А. Грантовского^*, группа сакских племен уже к VI - V вв. до н. э. завершила это передвижение. В начале I в. до н. э. другие сакские племена проникли в Индию через Памир и Гиндукуш и создали индо-сакские государства^**. В I в. н. э. через Афганистан в Индию вторгаются тохары, что, видимо, также было связано с перемещением в Индию значительных этнических групп - носителей индоевропейских языков. Тут следует заметить, что предшествующие завоевания Ахеменидов (конец VI в. до н. э.), Александра, Селевка, Антиоха Великого (206 г. до н. э.), греко-бактрийцев во II в. до н. э., парфян в I в. до н. э. не сопровождались массовыми переселениями. Все же необходимо оговориться, что эти вторжения, особенно греко-бактрийцев и парфян, оставили глубокий след в истории и культуре индийского народа. Крупнейшим движением в основном также индоевропейских по языку племен в Индию были эфталитское нашествие и последующие связанные с ним миграции.

^* (Грантовский Э. А. Из истории восточноиранских племен на границах Индии. - КСИНА. 1963, № 61, с. 25.)

^** (Бонгард-Левин Г. М., Ильин Г. Ф. Древняя Индия. Исторический очерк. М., 1969, с. 476 - 478.)

Наряду с проницаемостью афгано-гиндукушского района для завоевателей и мигрантов надо отметить возрастание его роли в экономических и культурных связях Индии и Средней Азии, Центральной Азии, Китая, Переднего Востока и даже Европы. Этот район становится узлом сухопутных связей Индии с внешним миром.

Несмотря на то что северо-западная граница Индии не столько отгораживала ее от внешнего мира, сколько служила установлению исторических контактов с ним, значение этого рубежа как изолирующего фактора проявлялось постоянно. Это сказалось вместе с фактором пространственной удаленности на распаде языковой, и этнокультурной общности арийских племен. Легко заметить, что все пересечения этого рубежа завоевателями и мигрантами приводили довольно быстро к прекращению политических связей с исходной территорией. Даже кушанское государство сравнительно недолго удерживало под своей властью владения по обе стороны Гиндукуша, но и здесь мы видим характерное явление потери неиндийских владений и более длительное сохранение государства на территории Индии и Афганистана. Индийские провинции Ахеменидов, империи Александра, Парфии, Халифата быстро отпадали, и в большой мере этому способствовала их географическая изоляция.

Рассмотренные особенности северо-западного географического рубежа Южноазиатского субконтинента сказались на характере всего исторического процесса в Индии, в частности на ходе этногенеза, явлениях культуры, специфике социальной организации. Исток таких определяющих лицо Индии явлений, как варново-кастовая система, индийская община, тип индийских религий, в первую очередь индуизма, и т. д., лежит в синтезе культур и социальном взаимодействии племен ариев и автохтонных этносов, завершившемся возникновением новой цивилизации, известной как древнеиндийская. Одно из частных последствий миграций различных этносов через афгано-гиндукушский рубеж, а также из самого этого горного района на равнину - общая отсталость Пенджаба и Синда в историческом развитии в период подъема Магадхской державы, да и позже. Пенджаб, бывший важнейшей частью арийского ареала в эпоху "Ригведы", уже в первой половине I тысячелетия до н. э. приобрел, судя по индийским литературным памятникам, репутацию варварской окраины, где верования, обычаи, образ жизни и т. д. не соответствовали, как правило, нормам, установившимся в центральной области распространения индоарийской культуры.

Наиболее надежным рубежом Индии служили Гималаи. Их высота (почти все перевалы превышают 5000 м) и труднодоступность в сочетании с высокогорной пустыней Тибетского нагорья в течение тысячелетий защищали Индию от вторжений на протяжении почти всей северной границы. При возникновении тибетской государственности экспансия была направлена по необходимости главным образом вдоль северных склонов Гималаев в сторону Кашмира и сопредельных областей, а также в не затрагивающих Индию направлениях. На некоторых древних тибетских иконах изображены пленники или убитые враги - белый, желтый и черный человечки. Черный человечек символизирует, очевидно, победу над индийцами. Но известны только два случая вторжения тибетцев в Индию (если не учитывать Кашмир): первый - это набег тибетских и, вероятно, непальских вассальных войск под руководством Ван Сюань-цзе, китайского посла к Харше, мстившего за враждебный прием, оказанный ему правителем, захватившим власть в Канаудже после смерти Харшавардханы. Сведения об этой карательной акции представляются крайне преувеличенными, дело ограничилось, по всей видимости, грабежом ближайших к Непалу земель, но для нашей темы важен сам факт пересечения Центральных Гималаев с военными целями. В начале VIII в. часть Северного Бихара (Митхила) и часть Бенгалии, примыкающая к современному Дарджилингу, в течение некоторого времени находились под властью тибетских правителей. Эти события не могут поколебать общую оценку Гималаев как неприступного рубежа Индии, но должны подчеркнуть относительность значения географической изоляции даже в такой впечатляющей грандиозностью природных препятствий ситуации.

Большее значение для истории Индии имели отношения между горными народами и равнинным населением. Эти отношения характеризовались преимущественно мелкими набегами горцев, обычно неуязвимых в своих владениях. Гималайские княжества успешно отражали нападения даже больших армий; так, гибелью всего войска закончился поход в Караджал (очевидно, Кумаон), организованный Мухаммадом Туглаком. Княжества, расположенные к западу от Непала, были временно покорены на основе вассальной зависимости только Великими Моголами. В то же время известно, что в ряде случаев горные правители собирали с предгорных равнинных территорий дань. В VIII в. кашмирским царям удалось совершить дальние походы вплоть до Канауджа (при Лалитадитье Муктапиде). Существенное значение с точки зрения влияния индийской цивилизации на гималайские области имела миграция небольших по численности групп из основных индийских областей: личчхавов и близких им объединений в Непал примерно в начале нашей эры, раджпутов в период мусульманского завоевания, изгнанных завоевателями из своих владений, брахманов и некоторых других мелких групп. В конце I тысячелетия в Непал мигрировали из района восточнее Гималаев некоторые племена, часть которых проникла в Непал через Тибет. Следует отметить и довольно крупное миграционное движение вдоль гималайской горной страны кхасов, продвинувшихся в I тысячелетии с запада вплоть до долины Катманду.

Условия среды обитания позволили сохраниться в ряде мест Гималаев весьма примитивным общественным формам. В сочетании с сознательной политикой изоляции, проводившейся правящими кругами государств этой зоны, данные условия способствовали длительному существованию архаических социальных порядков и образа жизни. Например, Бутан и в 60-е годы XX в. напоминал древневосточное государство^*.

^* (Пессель М. Мустанг и Бутан. М., 1977.)

Трудности преодоления перевалов не остановили трансгималайскую торговлю, первые сведения о которой относятся к I тысячелетию н. э., так же как не помешали распространению в Тибете буддизма. Местная торговля через Большие Гималаи, по-видимому, очень рано приобрела регулярный характер. Итоговые сведения И Цзина (конец VII в.) о китайцах - паломниках, посетивших Индию, свидетельствуют о том, что многие из них пришли через Тибет^*. Это с очевидностью доказывает, что этим путем шла торговля между Индией и Китаем или, по крайней мере, торговля между Индией и Тибетом, так как подобные путешествия были возможны лишь в составе купеческих караванов. Более удобной была дорога из Восточного Туркестана в Кашмир через перевал Каракорум; здесь и прошла одна из ветвей Великого шелкового пути.

^* (Si-Yu-Ki. Buddhist Records of the Western World. Transl. by S. Beal. Vol. I. L., 1905. Introduction.)

Остановимся на роли географических факторов в отношениях древнеиндийской цивилизации с ее периферией на самом субконтиненте Южной Азии в период становления раннеклассовых образований и колонизации новых территорий.

Расселение ариев в Пенджабе и в западной части долины Ганга, продолжавшееся несколько веков, было облегчено тем, что арийские племена первоначально попали в лесостепи и степи, а эта среда соответствовала их привычному способу хозяйствования. Арии знали пашенное земледелие. Приспособление их к лесным почвам долины Ганга, а также переход от подсечно-огневой системы к постоянной обработке земли привели к появлению тяжелого плуга, запряженного несколькими парами быков. После него, видимо, проводилась обработка почвы обычным легким плугом. Впоследствии, когда в долине Ганга почвы оказались в большинстве разработанными, тяжелый плуг исчез; в средние века он применялся на Декане для периодической, раз в несколько лет, глубокой вспашки.

В I тысячелетии до н. э. основной территорией становления древнеиндийской цивилизации стала долина Ганга, причем если сначала центром государственной консолидации как будто бы выступала ее западная часть (Куру-Панчала), то в V в. до н. э. определенно выявилось опережающее развитие Магадхи, бывшей в VIII - VII вв., с точки зрения составителей брахман, полуварварской окраиной индоарийской общности. Последующий экономический расцвет Магадхи и прилегающего района вряд ли правильно было бы объяснять только тем, что Магадха стала центром огромной империи. Возвышение Магадхи было, по всей видимости, закономерно и имело основой как раз ее экономическое процветание, в свою очередь объяснявшееся весьма благоприятными условиями для продуктивного земледелия, особенно для главной культуры - риса. В Магадхе выпадает достаточное для рисосеяния количество осадков, в то время как в западной части долины Ганга без сложных оросительных работ наиболее урожайные сорта риса использовать было бы невозможно. В нижнем течении Ганга количество осадков чрезмерно, что само по себе, может быть, не противопоказано культуре риса, но сильно усложняло условия производства, затрудняло борьбу с природой, осваивание человеком влажных тропических лесов и болотистых зарослей. Не случайно Бенгалия, особенно ее восточная часть, включающая дельту, сильно отставала в своем развитии в древности от основных областей долины Ганга; положение изменилось к гуптскому времени, с VI - VII вв. Бенгалия начинает играть уже важную роль среди других исторических областей Индии. Таким образом, представляется, что в возвышении Магадхи существенное значение имели причины естественного характера, обеспечивавшие на данной стадии исторического развития большую продуктивность сельского хозяйства при меньших удельных затратах труда, чем в других частях Северной Индии.

С максимально удобными для рисосеяния зонами связано и распространение очагов цивилизации по побережью Деканского полуострова, где классовые отношения начинают складываться на несколько веков позже, чем на севере, и в основном, по-видимому, под влиянием севера, а также такого внешнего фактора, как международная морская торговля. Сказанное не означает, конечно, что здесь не было спонтанного процесса классообразования - внешнее воздействие ускорило его.

Одним из дополнительных условий природной среды, убыстряющих темп развития Магадхи, могло быть наличие в Южном Бихаре открытых выходов железных руд, что на первой фазе железного века, вероятно, давало этому району преимущество в росте металлургического производства. Однако это не простой вопрос. Достаточно указать, что железоделание, по-видимому, было в значительной мере связано с отсталыми племенами, в частности с асурами, использовавшими руды на своих территориях; железная руда могла быть найдена во многих мелких месторождениях за пределами указанной области^*. Незначительность потребного количества железа, применявшегося на первых порах, открывала возможность относительно легкого обеспечения им различными путями.

^* (Бонгард-Левин Г. М. К проблеме генезиса древнеиндийской цивилизации (индоарии и местные субстраты). - ВДИ. 1979, № 3, с. 7 - 8, примеч. 20.)

Легенда о вторжении на Цейлон Виджаи отражает факт древнейшей миграции носителей индоевропейского языка на крайний юг региона. Характерны указания на происхождение Виджаи из Гуджарата или даже более северных областей, а также на тесные связи древнего Цейлона с Калингой (о существовании этого государства есть сведения, относящиеся к IV в. до н. э.). Легенда сообщает, что коренные жители Цейлона - "яккхи" - имели какие-то начатки государственности. Древнейшие сведения о существовании южноиндийских государств Чола, Пандья, Кералапутра, Сатьяпутра относятся ко времени Ашоки, когда Декан вплоть до Северного Майсура уже был включен в состав империи Маурьев. Поэтому перечисленные государства могли возникнуть в IV в. до н. э. или немного раньше. В "Рамаяне", сюжет которой отразил воспоминание о походе индоариев на Цейлон, а возможно, и о других походах в Южную Индию, знания географии полуострова самые смутные. Видимо, до V - IV вв. до н. э. североиндийцы мало знали о "Дакшинапатхе" - Деканском полуострове.

Море помогало вовлечению нарождавшихся южных государств в русло североиндийской цивилизации. На сухопутных рубежах за горами Виндхья и особенно в северо-восточной части Декана этот процесс протекал с трудом. Северо-восточная область Декана до последнего времени оставалась как бы заповедником отсталых народов. Причинами того, что индийское классовое общество не ассимилировало эти примитивные сообщества, по большей части оставшиеся на стадии первобытнообщинного строя, отчасти могут быть названы и географические факторы: прежде всего пространственный фактор - достаточная обширность более удобных и освоенных цивилизацией в предпочтительном порядке земель, удаленность от основных мест расселения классовых сообществ; трудность освоения лесов и горных районов, что имело, конечно, относительное и второстепенное значение, - так, в связи с аграрным перенаселением в новое время началось особенно интенсивное наступление на земли отсталых племен. Сказанное касается и других районов расселения отсталых племен. Колонизация с севера, приведшая к распространению в Махараштре индоевропейского языка, проходила по территории с плодородными регурными почвами и ландшафтом саванн. Препятствием к широкому освоению земель на Декане носителями индоевропейского языка, равно как и дравидоязычным населением, вставшим на путь классообразования, была значительная сухость климата.

Важным фактором, способствовавшим увеличению численности населения и в конечном счете более интенсивному развитию государственности в этой части Индии, было распространение засухоустойчивого проса - сорго (джовар), баджры, раги, ставших здесь основными культурами (I тысячелетие до н. э.). Не касаясь, по существу, процесса распространения древнеиндийской цивилизации на новые области региона, следует все же отметить, что помимо внешней периферии цивилизации существовала и "внутренняя периферия". Имеется в виду, что классовое общество в большинстве случаев не занимало в древности (в меньшей степени в средневековье) сплошные территории, а существовало в форме отдельных очагов, как бы оазисов, окруженных отсталыми племенами. Это действительно были земледельческие оазисы, отделенные один от другого обширными пространствами лесов или пустынных земель, занятых малочисленными коллективами охотников - собирателей и примитивных первобытных земледельцев. Литературный пример такого оазиса цивилизации дает "Рамаяна": Айодхья рисуется как средоточие всей гражданской жизни, единственный городской центр расположенного вокруг него земледельческого района; по мере удаления от города население становится все реже, и наконец начинается лес, тянущийся до Ганга, где Рама встречает царя нишадов, т. е. начинается другое государство. Фа Сянь (V в.) и Сюань Цзан (VII в.) описывали Индию как комплекс отдельных областей - царств, разделенных опасными для путешественников огромными лесами. В древности цивилизации еще предстояло победить это враждебное природное окружение. Такое очаговое развитие классового общества в виде суммы относительно изолированных друг от друга социальных организмов способствовало длительному сохранению самостоятельности или автономии, самоуправления этих образований в условиях подчинения государству - объединителю, возникновению и прочности городов-государств и иных форм архаической политической организации.

Древнеиндийская цивилизация играла огромную роль в международной торговле. Наибольшее значение здесь имела морская торговля. Древние индийцы были знакомы с закономерностью смены муссонных ветров уже за несколько веков до нашей эры и вместе с мореплавателями из Южной Аравии доставляли на берега Красного моря пряности^*. Очевидно, пути через Бенгальский залив в Юго-Восточную Азию были хорошо освоены в это же время. Показательно путешествие ханьского посольства на кораблях в Южную Индию^**, где найдена китайская монета этого времени^***. Открытие греко-римскими купцами муссонного пути в Индию, а затем и пути через Бенгальский залив было очень важным событием, так как резко активизировало торговлю Востока со Средиземноморьем, достигшую в I - III вв. небывалых масштабов. В качестве платы за восточные товары, по большей части доставленные из Индии, Римская империя теряла ежегодно 50 - 100 млн. сестерциев^****. Наглядным подтверждением размаха западной торговли служит масса находок римских монет в Индии, особенно на ее западном побережье, а также огромное влияние греко-римской денежной системы на индийскую в течение всего I тысячелетия.

^* (Медведев Е. М. Об уровне географических знаний древних индийцев в III - I вв. до н. э. - КСИНА (Сборник памяти Ю. Н. Рериха). 1961, LVII.)

^** (См.: Медведев Е. М., Рифтин Б. Л. [Рец. на:] В. М. Штейн. Экономические и культурные связи между Китаем и Индией в древности (до III в. н.э.). М., 1960, 176 с. - НАА. 1961, № 4.)

^*** (The History and Culture of the Indian People. Vol. II. The Age of Imperial Unity. Bombay, 1954, с 645.)

^**** (Плиний VI. 26, 101, 176; XII. 84; XIV 52.)

Море как средство дальних торговых и культурных коммуникаций опосредованно оказало большое воздействие на индийскую экономику, даже в известной степени на характер и темп социально-экономического развития прибрежных районов. Экспортное товарное производство в ремесле и отчасти даже в земледелии способствовало росту городов и косвенным образом благодаря спросу и концентрации богатств - развитию искусств. Судя по "Периплу Эритрейского моря", в морскую торговлю были вовлечены не только высококачественные дорогие изделия, но и относительно грубая и дешевая продукция ремесленников невысокой квалификации (ткани) и продовольственные товары (зерно). Этот источник I в. н. э. подтверждает обыденность морских торговых коммуникаций на Индийском океане от Индии и Персидского залива до Восточной Африки. Кстати, находки индийских монет II в. до н. э. - III в. н. э. в Юго-Восточной Африке доказывают, что индийские (или арабские) мореходы включили этот район в сферу своей торговой деятельности задолго до появления в восточных морях греко-римских купцов.

Следует подчеркнуть роль в международной торговле древнего мира Южной Индии. Римская фактория в Арикамеду, вероятно, была предназначена не только для торговли в Индии, но и для обеспечения транзитной торговли с Юго-Восточной Азией. С начала I тысячелетия быстро увеличивается торговля Индии со странами Юго-Восточной Азии. Видимо, это было связано с интенсификацией там процесса классообразования и ростом государственности. В Юго-Восточной Азии возникают колонии индийских купцов, вместе с которыми прибывают отряды воинов, обслуживающий персонал. Эти колонии оказали заметное влияние на становление государственности и на культуру стран этого региона, причем весьма существен здесь был южноиндийский элемент. История возникновения так называемых индианизированных государств Юго-Восточной Азии являет пример того, как море сближает географически весьма удаленные народы. Бурный рост экономических связей с заморскими странами на востоке в значительной мере компенсировал для Индии в целом упадок западной торговли в период гибели Римской империи. Многочисленные военные вторжения с материка на Цейлон и в обратном направлении, война Чолов со Шри Виджайей на Суматре и Малаккском полуострове (XI в.), военная экспедиция с Цейлона в Бирму (XII в.) и некоторые другие факты демонстрируют возможность переброски через море на огромные расстояния больших масс людей и поддержания регулярных коммуникаций.

<...> В конкретных исследованиях по истории Индии <необходимо рассматривать в числе прочих и> аспект взаимодействия человеческого общества с окружающей естественной средой.