Заоблачный курорт

Однажды мы решили поехать в горы, в курортное местечко Найни-Тал. Когда-то здесь Джим Корбетт убил множество тигров-людоедов и написал об этом чудесную книжку.

Городок славился и как милый летний курорт, прохладный и веселый. К тому же окрестности живописны, а дорога красива. Словом, решили поехать - и поехали.

Закупили накануне продукты, все сварили, нажарили, приготовили, разложили по корзинкам и коробкам, разлили по бутылкам и термосам и отправились спать, дав друг другу честное слово вскочить в три часа утра по первому зову шофера.

Конечно, не спалось, как назло. В голове мелькали картины предстоящей поездки и разные мысли: а все ли взяли? А не будет ли жарко ехать? А не поздно ли выезжаем? А не лучше было бы выехать в час ночи? А не... А не...?.. Так что, когда шофер позвонил в дверь, мы спали крепчайшим сном.

Ночь сразу облила нас лунным сиянием, таким густым и материальным, какое бывает только в Индии. Все вокруг было заполнено, залито, насыщено белым светом, который взвешен во мраке, как серебряная эмульсия. Даже тени от деревьев, людей, домов видны сквозь слой лунного света, как сквозь легкую белую пыль.

Мы даже не могли сразу начать укладываться, а застыли, как статуи в Летнем саду, любуясь этим чудом. Кто-то из нас, кажется, сделал попытку набрать лунного света в целлофановый мешочек, и я не берусь утверждать, что это была полностью абсурдная попытка. В Индии мы по своей глупости имели обыкновение спать по ночам, а не любоваться природой.

Но вот теперь мы стояли и смотрели и не могли оторваться. И тогда, словно щедрая добавка к щедрому дару, под луной показался косяк журавлей. Треугольник крупных птиц медленно перерезал ослепительный диск луны и уплыл в океан лунного света, перемешанного со звездами.

- Вот это да! - выдохнул кто-то из нас, и мы, словно проснувшись, вспомнили, что ведь главной нашей целью является поездка. Все стали быстро совать в багажник пакеты и корзинки, и термосы, и коробки, и все прочее.

Наконец все уселись, и машина выплыла за ворота прямо в реку лунного света. Мимо, как спящие киты, проплывали огромные деревья, в ветровое стекло вливался поток звезд, освещая руки нашего шофера Кеваля, спокойно лежавшие на баранке.

Так хорошо было откинуть голову на мягкую спинку сиденья и вспомнить свой прерванный отъездом сон...

...Вдруг оглушительный крик взорвал покой:

- Тростник! Сахарный тростник! Свежий сок! Прохладный сок!

- А вот бананы, бананы! Вот бананы! Лучшие бананы!

- Кока-кола! Орендж! Кока-кола! Кому орендж?

- У меня манго-альфонсо! Только у меня альфонсо, только у меня!

Машина стояла в тени дома на улице какого-то городка. К стеклам прижалось не меньше двадцати измазанных детских мордашек, с веселым изумлением смотрящих на нас.

Солнце заливало противоположную сторону улицы, из чего стало ясно, что ночь кончилась. Кеваля рядом не было. Оглядевшись, я увидела его в темной глубине чайной лавочки, где он пил чай и беседовал с какими-то двумя сикхами - видно, тоже проезжими шоферами.

А улица жила, кипела, двигалась, звенела, кричала, торговала, зазывала, жарилась на солнце и пряталась в тень деревьев и навесов. Все бурлило вокруг, мелькало разноцветными пятнами, было до краев налито жизнью.

Короткий вскрик "харрр" отогнал ребятишек, облепивших машину, и Кеваль сел на свое место.

- Ну, я теперь не засну за рулем, - смеясь, сказал он, - выпил "чай на пятьдесят миль".

- То есть как это?

- А вы об этом еще не слышали? Мы, шоферы, заказываем в чайных лавках чай разной крепости, смотря по предстоящему пути. Вот нам до отдыха остался еще час, я так и заказал - чай на пятьдесят миль.

Через пятьдесят миль мы остановились в густой манговой роще, вышли на волю, расправили затекшие руки и ноги и стали готовить завтрак на траве.

Трава была низенькая и сухая, поэтому можно было не опасаться змей, и мы расселись вокруг разостланной скатерти, как божества в райских кущах.

Манговые деревья - это гиганты, развесистые, густые, щедро усыпанные душистыми плодами.

- Как здорово! - воскликнула я. - Приходи, срывай и ешь. Ведь манго растут даже вдоль дорог, для тени.

- Нет, - возразил Кеваль. - Каждое дерево помечено и кому-нибудь принадлежит. Всюду есть сторожа, и "приходить и срывать" нельзя.

- Ах вот как! А я-то думала...

- К сожалению, нет. За все, даже за плоды дикорастущих деревьев, мы должны платить.

Дары природы доступны людям только в джунглях. А джунглей-то уже почти нет. Есть кое-где на севере, на юге и на крайнем востоке Индии да вот там, куда мы едем, в предгорьях Гималаев. Есть и в гористой части штатов Раджастхан и Мадхья-Прадеш, в тех местах, где жил Маугли и где все мы в детстве бегали вместе с ним, охотились, прятались и выслеживали злобного Шер-хана...

Дорога идет вдоль полей, по которым разбросаны одинокие деревья, через канал, широкий, как река, мимо небольших деревенских храмов с высокими башневидными крышами, мимо глиняных заборов, плоскокрыших деревень, мимо, мимо...

Пересекаем территорию опытного лесоводческого хозяйства и начинаем подъем. Лес по сторонам напоминает леса в предгорьях Кавказа или в Крымских горах - сплошная масса узловатых колючих веток, много кустов. Снизу какие-то колючего вида травы.

Сравнительно невысоко начинаются повороты. Машина все время вертится то налево, то направо. Дорога в отличном состоянии, вся по внешней стороне обложена побеленными камнями, вьется, стремится все выше и выше. Вот уже по склонам сбегают плоскими ступеньками террасные поля. Некоторые из них по метру шириной, а некоторые по три-пять метров - в зависимости от крутизны склона. Каким трудолюбием надо обладать, чтобы вручную превратить склон горы в систему взаимно связанных террас и террасок и укрепить их стенки камнями, а иначе размоют и унесут урожай дождевые потоки!

Высятся, громоздятся вокруг нас горы, вершины выходят из-за вершин. Уже кончились низкие путаные леса, стоят высокие сосны, рослые лиственные деревья, а между ними поляны в цветах.

- А вот на этом месте мы видели тигра в прошлую поездку, - вдруг сообщил Кеваль.

- Где? Как это - тигра? Большого? Близко? - посыпались вопросы.

- Да, очень близко. Он перешел шоссе метрах в тридцати от машины, сел на этот каменный барьер, а потом спрыгнул в кусты и ушел вниз.

- И вы не испугались?

- Не успел. Да и чего бояться? Ведь мы были в машине.

- Они иногда бросаются и на машины.

- Ну такое случается исключительно редко. Обычно они уходят.

- Кеваль, а здесь много тигров?

- Да, мэдам, есть.

- Вы их боитесь? ("Господи! Какие я глупости спрашиваю!")

- Да. Их все боятся. Но нельзя им сдаваться.

- Да как же ему не сдаться, если он на вас прыгнет?

- Надо его бить в живот.

- Как это в живот? Чем?

- Ножом, или палкой, или хоть кулаком. Когда он на вас прыгает, а он прыгает всегда вот так. - Тут Кеваль бросил баранку и протянул вперед обе руки с растопыренными пальцами, но увидев, что машина вильнула к обрыву, быстро положил их обратно. - Когда он прыгает, то открывает свой живот, а живот у него длинный и мягкий. Вот тут и надо бить изо всех сил, и можно его убить.

- Кому-нибудь удавалось?

- Да. Мой друг из нашей деревни в Пенджабе недавно встретил тигра в тростниках и убил кирпаном.

- Что это такое, кирпан?

- Это наше оружие. Мы в Пенджабе всегда ходим с кирпаном. Это похоже на меч или кинжал. Сикхи всегда вооружены, такой у нас закон.

- И что же, тигр его не ранил?

- Ранил, ободрал плечо, но потом оно зажило.

Разговор иссяк. Каждый старался представить себе, как пенджабский парень один на один провел встречу в камышах с самым сильным и беспощадным зверем.

Облака, как раздерганная вата, цеплялись за сосны, ложились на склоны, повисали над долинами. Они висели под нами над глубокой пустотой, и от одного взгляда вниз кружилась голова. То тут, то там на горных склонах виднелись небольшие селения. Кое-где на лужайках паслись буйволы, их пасли дети. Каково это детям, пасти скот в местах, где так свободно бродят тигры! Бывает, они нападают и на людей, хотя Джим Корбетт пишет, что людоедом тигр становится только тогда, когда он серьезно ранен и после этого не имеет сил свалить более крупную и быструю дичь. Вероятно, так оно и есть, однако кто же может дать этим детям гарантию в том, что в окрестностях не бродит именно такой тигр, жаждущий легкой добычи? Пастухи со скотом стараются держаться подальше от зарослей, но ведь тигр одним прыжком покрывает 7-10 метров.

А машина петляла, петляла, налево-направо, налево-направо, все выше и выше. Въехали в облако - нас облил дождь, выехали из облака почти по вертикали, посмотрели на него сверху, стали обсыхать.

И вдруг в путанице кружащихся вокруг нас горных вершин возникли белые и серые домики, красные черепичные крыши, улицы, заборы - Найни-Тал.

У въезда нас остановили, проверили документы и открыли шлагбаум - милости просим.

Улицы городка идут тоже террасами - все выше и выше. На них стоят двухэтажные деревянные дома. Вдоль всего второго этажа крытые галереи. Почти все эти дома - "отели", то есть небольшие частные гостиницы, где сдают комнаты на два-три месяца тем, у кого достаточно денег, чтобы приехать сюда, спасаясь от палящего летнего зноя равнин.

Комнаты обычно большие, с двумя-тремя кроватями, столом и стульями. Из-за того что окна выходят на галерею, внутри полутемно. По вечерам зажигаются под потолком лампы под простыми стеклянными абажурами или без них.

Обедать все сходят вниз, в общий зал. Какими-то очень неуютными показались нам эти отели, хотя в Индии понятия уюта вообще не существует. Для нас уют - это что-то мягкое, теплое, ласкающее тело и душу. А в этой стране не нужно ни мягкого, ни тем более теплого. Индийский уют заключается в том, чтобы окна были плотно закрыты ставнями, чтобы полы были цементными или каменными, а скамейки и стулья имели плетеные сиденья и чтобы в комнате как на полу, так и на стенах и шкафах было бы поменьше вещей, вещиц и безделушек, которые немедленно покрываются здесь толстым слоем пыли. Так что уют уюту рознь.

Как и всюду в Индии, у каждого дома-отеля в Най-ни-Тале есть внутренний двор, где протекает хозяйственная жизнь - прислуга моет посуду, чистит овощи, гремит металлическими сосудами для воды. Со стороны двора второй этаж тоже обнесен галереей, но сюда "чистая публика" уже не выходит - отсюда в комнаты заходят уборщики.

С нашей галереи открывался вид вдоль главной улицы на озеро. Озеро было чудесное. Оно налито в выемку в горах, как в чашу неровной формы. К нему сбегают косматые лесистые склоны, и в нем отражается небо, которое здесь расположено как-то совсем близко к поверхности воды. В серый дождливый день нашего приезда озеро казалось наполненным ртутью, и в тумане дальнего его конца не было видно. Вершины гор над ним тоже скрывались в рваной серой дымке, и нельзя было понять, как высоко они уходят в небо.

Тут мы почувствовали, что проголодались, попросили в номер чаю и начали раскладывать на столе все, что привезли с собой.

Это было вкусно - пить изумительный индийский чай вприкуску с кристальным и прохладным воздухом гор.

После завтрака нам показали верховых лошадей, роликовый скетинг-ринк, лодки, потом предложили пешую прогулку в горы. Желающих могут доставить на место и носильщики - вот они, группами на углах улиц со своими креслами-люльками из клеенки, подвешенными к двум прочным шестам. К ним подходят желающие отправиться в горы на пикник. В кресла-люльки садятся женщины и маленькие дети, а мужчины берут верховых лошадей. Каждое кресло подхватывают два, а иногда и четыре носильщика, и все общество двигается по дороге, петляющей между густыми деревьями вверх по склону.

Незанятые носильщики сидят на земле, играют в карты, курят, хохочут. Их нехитрое оборудование - клеенчатые кресла да глубокие полуцилиндрические корзины для переноски грузов - лежит тут же, возле них.

Страшно смотреть, как эти невысокие коренастые парни взваливают на спину такие корзины, полные, например, каменного угля, или же какие-нибудь тюки, вес которых достигает 100-120 килограммов. Они привязывают к этому грузу широкую ременную или брезентовую петлю, надевают ее на лоб и, согнувшись под углом почти в 90 градусов, начинают мерным, ровным шагом подниматься в горы, покрывая без отдыха по 15-20 миль крутой дороги. Это главный заработок горцев.

Жители деревень вокруг Найни-Тала кормятся за счет этого курорта - переносят грузы разных купцов и поставщиков, носят гуляющих по горам, сопровождают охотников, поставляют продукты на рынок и в отели.

Веселые, скромные, бесстрашные горцы, выносливые, стойкие в схватках с неласковой природой, суеверные и истово преданные своим богам, - на кого и на что могут они опереться в жизни, кроме самих себя? Ведь не на богов же, в самом деле, чьи храмы белеют в каждой деревне. Богов много, они разные. Добрые и жестокие, милостивые и карающие, насылающие болезни и спасающие от них - все они требуют жертв и поклонения, поклонения и жертв. Надо зарабатывать на жизнь, на богов, на жрецов, на налоги, на свадьбы подросших детей. И отец берет с собой на работу мальчика лет тринадцати-четырнадцати, чтобы учить его правильно крепить грузы на спине, правильно ставить ноги на неровных тропках, правильно дышать, карабкаться с грузом вверх по склонам.

Труд, труд, труд, тяжелый труд от зари до зари. Но никогда не услышишь от горцев жалоб или грубых слов, не увидишь недовольного или злого выражения лица. Чаще всего их лица очень спокойны. Как в равнинной Индии, так и здесь люди относятся к тому, что дает им судьба, как к неизбежному. Труд так труд. Горе так горе. Радость так радость. Века смирения, тысячелетняя покорность судьбе создали это спокойствие. Плохо это или хорошо - вот вопрос, который пытаются разрешить многие философы и социологи мира.

Дети Гималаев - древняя раса. Они похожи на тибетцев, но и индийские черты просматриваются в их лицах - десятками поколений смешивалась кровь долин и гор.

Смеются, играют в карты, не обращают внимания на дыры и заплаты на своих рубахах. Их круглые шапочки похожи на фески, рубахи и штаны сделаны из грубой домотканой материи, а когда холодно, они надевают кожаные башмаки с загнутыми кверху носами. Обычно даже в холод они босиком ходят по горам, по каменистым тропам, по лесным неровным дорогам, по гальке и песку речных берегов и пересохших русл. Икры их ног так переразвиты, что достигают в окружности 50-60 сантиметров, и это очень странно - видеть ноги, верхняя и нижняя часть которых почти равны по своему объему.

Их женщины одеваются в длинные блузы и сборчатые юбки до щиколоток, а на головах носят прямые платки. Все это обычно темное и выглядело бы безрадостно, если бы не ворох ярких и сверкающих бус, покрывающих в несколько слоев их шею и грудь. Здесь не редкость увидеть куски бирюзы величиной с грецкий орех, оправленные в старое темное серебро, и какие-то металлические бляхи, осыпанные кораллами, и сердолики дивного рисунка, и агаты, и неровно блистающие аметисты. А в ушах серьги, и серебряные и золотые, в несколько ярусов. В ухе часто пробито до десяти дырок от мочки до верхушки; и в носу серьга, круглая, большая, похожая на колесико от стенных часов. От вида всех этих украшений делается весело, и уже не кажется, что эти женщины в темных одеждах похожи на монашек. Они тоже приходят в Найни-Тал. То тут, то там на улицах сидят на корточках, продают из корзинок фрукты, ягоды, браслеты, гортанно вскрикивают, зазывая покупателей.

А отели переполнены. Приезжают и с маленькими детьми, и с детьми "на выданье". Сюда часто приезжают семьи, которым предстоит породниться, и привозят будущих юных супругов. Древний обычай, запрещавший жениху и невесте видеть друг друга до свадьбы, соблюдается уже не всеми. И в тех семьях, где на это смотрят легко, молодежь и встречается, и танцует, и ездит на пикники. Но все же обычно не вдвоем - это было бы уже вне всяких границ дозволенного - обычно присутствуют старшие или все собираются большой компанией. Молодежь радостно возбуждена - здесь родители смотрят сквозь пальцы на курортные вольности; верховую прогулку по улицам городка, катанье на лодке или посещение скетинг-ринка.

Пошли и мы на скетинг-ринк. И до сих пор забыть его не можем. На нас, в чьем сознании ощущение скольжения - будь то на коньках или лыжах - неразрывно сочетается с тишиной и легким холодным воздухом, скетинг-ринк произвел просто ошеломляющее впечатление. Это стены, крыша и дощатый пол, приподнятый над землей метра на два. И толпа людей, которая в несвежем воздухе этого помещения кругами носится на роликах по дощатому полу, поднимая оглушительный грохот и пыль. Нам было просто трудно выдержать это зрелище дольше двух-трех минут, а все катающиеся выглядели вполне довольными и радостными - в их сознании нет укоренившейся связи между спортивным скольжением и свежим дыханием льда или просторами заснеженных полей.

В Найни-Тале, конечно, самое замечательное - прогулки в горы. Дорога ведет вас лесом, кверху, кверху, и вот с поляны или со скалы перед вами открывается вид на городок у озера, а за ним, и дальше, и всюду вокруг - вершины, склоны, отроги гор и облака, облака, в которых увязли деревья. И кусочек дороги вдали на склоне, а по ней караван носильщиков, как цепочка муравьев.

Все говорили нам, что если бы не дождь... если бы не тучи... если бы была хорошая погода... Но и без этого мы поняли, какое счастье для жителей жарких равнинных городов приехать в горы и подышать воздухом высоты, леса и озера (если бы они только могли воздержаться от скетинг-ринка!).