Проблема зла (Перевод с английского Л. Биндеман)

Вопрос, почему существует зло, равнозначен вопросу, почему существует несовершенство или, другими словами, почему существует мироздание. Приходится согласиться с тем, что иначе и быть не может: мироздание должно быть несовершенным, и вопрос: "Почему мы существуем?" - несообразен.

Резонен другой вопрос: "Является ли это несовершенство бесспорной истиной, а зло - абсолютным и непреходящим?" Река имеет свои границы, свои берега, но разве из этого следует, что река состоит лишь из берегов или что эти берега - бесспорное доказательство существования реки? Не эти ли преграды сами по себе заставляют реку нести воды вперед? Буксирный канат петлей охватывает лодку, но разве смысл в этой петле? Разве он одновременно не тянет лодку вперед?

Поступательное движение мира имеет свои границы, иначе он бы не существовал, но цель мироздания не в стесняющих его границах, а в движении вперед, к совершенству. Удивительно не то, что в мире есть преграды и страдания, а то, что в нем есть закон и порядок, красота и радость, доброта и любовь. Представление о боге, присущее человеку,- чудо из чудес. Глубоко вникнув в суть жизни, человек осознал: то, что кажется несовершенством, есть проявление совершенства; так человек, наделенный музыкальным слухом, понимает, как прекрасна песнь, хоть воспринимает лишь определенную последовательность звуков. Человек открыл для себя величайший парадокс - то, что имеет пределы, не замкнуто в этих пределах, а постоянно движется и, таким образом, каждый миг отрицает собственную завершенность. По сути дела несовершенство не есть отрицание совершенства, а конечное не противоречит бесконечному; что это, как не завершенность, проявляющаяся частично, и бесконечность, являющая себя в определенных границах?

Боль - свидетельство того, что мы конечны,- не утверждается прочно в нашей жизни. Она не самоцель, как радость. Познавая ее, убеждаешься, что ей нет места в истинном постоянстве мироздания. Она подобна ошибке в нашей научной деятельности. Изучить историю развития науки - значит пройти сквозь лабиринт ошибок, вводивших людей в заблуждение в разное время. Тем не менее никто всерьез не полагает, что наука - идеальный способ распространения ошибок. Постепенное приближение к истине - вот что важно в истории науки, а не ее бесчисленные ошибки. Ошибка не может закрепиться навсегда уже в силу своей природы: она не выдерживает соседства с истиной и, подобно бродяге, тут же покидает насиженное место, как только приходится расплачиваться за долги.

Суть научной ошибки, как и зла в любой другой форме,- его непостоянство, ибо зло находится в дисгармонии с окружающим. Каждый миг все вокруг вносит в него свои коррективы, и зло видоизменяется. Мы преувеличиваем его значение, воображая, будто оно замерло на мертвой точке. Мы бы пришли в ужас, собрав все статистические данные о том, какое невероятное количество смертных случаев происходит каждую минуту на земле. Но и зло находится в постоянном движении, при всей своей неизмеримости и необъятности оно не в состоянии раз и навсегда застопорить течение нашей жизни; земля, вода и воздух по-прежнему прекрасны и чисты. Всякая подобная статистика - попытка представить в статике то, что находится в движении, и тогда предметы и явления приобретают в наших глазах вес, значимость, которой они на самом деле не имеют. По этой же причине люди, профессионально связанные с какой-нибудь областью деятельности, склонны преувеличивать ее значение; принимая в расчет только факты, они теряют контроль над истиной. Сыщик имеет возможность детально расследовать преступления, но он теряет реальное представление о том, какое место они занимают в жизни общества. Когда наука собирает факты, иллюстрирующие борьбу за существование в животном мире, в воображении у нас возникает природа, чьи "когти и зубы окровавлены". В этих умозрительных представлениях цвет и форма устойчивы, в то время как в действительности они мимолетны. Подобным образом можно подсчитать давление воздуха на квадратный дюйм тела с тем, чтобы доказать, что нагрузка чрезвычайно велика для нас. Но к любой нагрузке тело приспосабливается, и мы с легкостью несем свое бремя. Что же касается борьбы за существование в природе, то она ведется на взаимной основе. Но ведь есть еще в мире место любви к детям, к товарищам, есть место самопожертвованию, рожденному любовью; любовь - положительное начало жизни.

Нацель мы прожектор своего наблюдения лишь на факт смерти, весь мир показался бы нам огромным склепом, но в обычной жизни мысль о смерти занимает нас меньше всего. Не потому, что она наименее очевидна, а потому что смерть - отрицательная сторона жизни; к примеру, мы ежесекундно моргаем, но важно не то, что мы закрываем глаза, а то, что их открываем. В целом, жизнь никогда не принимает смерть всерьез. Она смеется, танцует, играет; она строит, запасает впрок, любит перед лицом смерти. Лишь сталкиваясь с конкретной смертью, мы ощущаем ее мрак и впадаем в уныние. Мы забываем о том, что смерть лишь часть целого - жизни. Нечто подобное происходит, когда разглядываешь под микроскопом кусочек ткани. Ткань кажется сетью, смотришь на большие дыры и мысленно содрогаешься. Но истина в том, что смерть - не абсолютная реальность. Она видится черной, как небо - голубым, но мысль о смерти не омрачает нам существование, как небо не оставляет голубых разводов на крыльях птицы.

Наблюдая, как ребенок учится ходить, мы видим его бесконечные неудачи, успехи крайне редки. Если б нам пришлось ограничить свои наблюдения коротким промежутком времени, это было бы жестокое зрелище. Но, несмотря на неудачи, ребенком движет радость, она-то и поддерживает его в невыполнимом, казалось бы, деле. Внимание ребенка сосредоточено не на падениях, а на возможности хотя бы мгновение удержаться на ногах.

Всевозможные страдания, с которыми мы ежедневно сталкиваемся в жизни, подобны неудачам малыша, который учится ходить; они доказывают лишь наше недостаточное знание, неиспользованные возможности, неумение проявить волю. Но если бы они открывали нам лишь наши слабости, мы бы погибли, впав в беспросветную тоску. Когда мы избираем объектом своего наблюдения какую-нибудь ограниченную сферу своей деятельности, личные неудачи и горести принимают угрожающие размеры в нашем воображении, но жизненный опыт заставляет нас подходить ко всему с более широкой точки зрения. Жизнь дает нам идеал совершенства, и он всегда помогает преодолеть ограниченность, которая сковывает нас в данный момент. Внутри нас живет надежда, она опережает наш небогатый сегодняшний опыт - это неумирающая вера в нечто вечное в нас; она никогда не принимает нашу неспособность к чему-либо за непреходящую, ее кругозор беспредельно широк, она дерзает утверждать, что человек богоравен, и ее сумасбродные мечты сбываются каждодневно.

Мы постигаем истину, когда устремляем свои помыслы в бесконечность. Идеал истины не в ограниченном узкими рамками настоящем, не в наших сиюминутных переживаниях, а в осознании бытия в целом; оно дает нам возможность увидеть в том, какие мы есть, то, какими мы ДОЛЖНЫ быть. Сознательно или бессознательно мы несем в себе это чувство истины, и оно значительно сильнее, чем кажется, ибо жизнь наша обращена в бесконечность и пребывает в постоянном движении. Ее замыслы неизмеримо больше достижений, но лишь с продвижением вперед приходит понимание, что ни одна осуществленная истина не остается на необитаемом острове завершенности, а развивается дальше. Зло не может, как разбойник с большой дороги, остановить жизнь, отнять у нее ее богатство. И злу приходится видоизменяться, превращаясь в добро: оно не может остановиться и дать бой ВСЕМУ СУЩЕМУ. Даже маленькое зло, застрянь оно где-нибудь навечно, проникло бы в глубь жизни и подорвало ее корни. По сути дела человек никогда не верил в зло; не верит же он в то, что струны скрипки созданы специально для того, чтобы изощренно терзать его слух резкими звуками, хотя с помощью статистики можно математически точно доказать, что вероятность диссонанса значительно больше гармонии, и на одного играющего на скрипке приходятся тысячи не умеющих на ней играть. Потенциальные возможности совершенства пересиливают существующие противоречия. Несомненно, находились люди, утверждавшие, что человеческая жизнь - воплощенное зло, но мы не можем принимать их всерьез. Их вселенский пессимизм - просто поза, взывающая к уму, либо к чувствам, но жизнь исполнена оптимизма и стремится вперед. Пессимизм - форма душевного алкоголизма, он отвергает здоровые напитки и увлекается хмельным вином обличения; оно повергает его в болезненное уныние, от которого он ищет спасения в еще более сильном дурмане. Будь наше существование злом, не потребовалось бы и философов для доказательства этой истины. Утверждать такое - все равно что обвинять в самоубийстве человека, который стоит в это время перед тобой живой и невредимый. Сама жизнь свидетельствует о том, что она не может быть воплощением зла.

Надо всегда помнить, что несовершенство не является несовершенством в полной мере, поскольку стремится к совершенству. Таким образом, назначение нашего ума - установить истину посредством лжеистин, ибо что есть знание, как не постоянное предание ошибок огню с тем, чтобы воссиял свет истины. Наша воля, наш характер должны постоянно совершенствоваться, преодолевая зло,- заложенное в нас, внешнее или то и другое; наш организм постоянно сжигает свои внутренние ресурсы, чтоб поддержать огонь жизни, и наша духовная жизнь тоже нуждается в топливе для поддержания огня. Процесс жизни продолжается, он нам знаком, мы его чувствуем на себе, и у нас есть вера - ее не могут поколебать отдельные отрицательные примеры,- что человечество идет от зла к добру. Мы полагаем добро положительным началом в человеческой природе, недаром всегда и повсюду человек больше всего ценил добро. Мы познали добро, полюбили его и отдали долг высочайшего уважения людям, которые на примере своей жизни показали нам, что такое добро.

Меня спросят: "Что такое добро? Что есть духовная природа человека?" Вот мой ответ. Когда расширяются понятия человека о своей истинной сути, когда он осознает, что значительно превосходит того себя, каким его видят окружающие сегодня, он начинает ощущать свою духовную природу. Потом приходит понимание, каким ОН ЕЩЕ ДОЛЖЕН СТАТЬ, и это не изведанное ранее состояние становится для него реальнее достигнутого. При этом неизбежно меняется его взгляд на жизнь, и воля занимает место желаний. Ибо воля есть наивысшее стремление к жизни в более высоком смысле - к жизни, сегодня еще далекой от нас, многих примет которой мы еще не различаем. Затем начинается конфликт маленького человека внутри нас с высшей человеческой сутью, наших желаний с волей, конфликт стремления к вещам, воздействующим на наши чувства, с высокими устремлениями души. Вот тут-то мы и начинаем понимать, в чем различия между нашими сиюминутными желаниями и добром. Добро - неодолимая потребность нашей высшей сути. Сознание добра приходит с более правильным взглядом на жизнь, что подразумевает целостное представление о ней и учитывает не только то, что в данный момент у нас перед глазами, но и то, чего нет и, пожалуй, не может быть в человеческой жизни. Дальновидный человек предвкушает ту свою жизнь, что еще не наступила, она занимает его больше, чем повседневная; именно поэтому он готов пожертвовать своим настоящим ради неосуществленного будущего. И тогда он обретает величие, ибо постигает истину. Даже из эгоистических соображений человек должен обуздать свои порывы, иными словами - соблюдать нормы нравственности. Нравственное чувство подсказывает нам, что жизнь не состоит из фрагментов, бесцельных и разрозненных. Нравственное чувство дает человеку не только ощущение непрерывности существования своего "я", но и сознание своей неправоты, когда все его внимание сосредоточено лишь на этом "я". Ведь человек на самом деле значительнее, чем он есть. Он принадлежит не только себе, но и другим людям, навряд ли ему знакомым. Предчувствуя свою будущую личность, находящуюся за пределами нынешнего сознания, человек предчувствует и свое более значительное "я", выходящее за пределы его личности. Нет человека, которому это чувство не было бы присуще хоть в какой-то степени, кто никогда не подавлял бы свои эгоистические желания ради кого-то другого, кто никогда не испытывал бы радости, обрекая себя на хлопоты и потери в угоду другому человеку. Истина в том, что человек - не обособленное существо, он часть мироздания, и лишь осознав это, становится великим. Даже самый злобный эгоист вынужден признать эту истину, когда ищет возможность сотворить зло, ибо не может пренебречь ею и сохранить свою силу. Таким образом, чтобы призвать на помощь правду, эгоизм должен в какой-то степени проявлять бескорыстие. Шайка разбойников должна соблюдать какие-то требования морали, чтоб остаться шайкой; они могут грабить весь мир, но не друг друга. Чтоб безнравственное намерение осуществилось, оно должно позаимствовать часть оружия из арсенала нравственности. В действительности часто именно наша моральная сила дает нам возможность весьма успешно творить зло, извлекать выгоду из эксплуатации других людей, лишать их законных прав. В жизни животных нет понятия нравственности: они осознают лишь настоящее; жизнь человека может быть безнравственной, но это означает лишь то, что у нее должна быть нравственная основа. То, что безнравственно, на самом деле недостаточно нравственно, ведь и в неправде есть доля правды, иначе она и не могла бы даже зваться неправдой. Слепой лишен зрения, однако тот, кто воспринимает все в искаженном свете, обладает зрением, но несовершенным. Человеческий эгоизм проявляется, когда человек начинает улавливать свою зависимость от мира, какую-то цель в жизни, понимать, что действия, диктуемые эгоизмом, требуют определенной сдержанности в поведении. Эгоист охотно обрекает себя на хлопоты, заботясь о собственном благе, безропотно терпит нужду и лишения, потому что знает: пройдет время и сегодняшнее горе обернется завтрашней радостью. То, что кажется потерей маленькому человеку внутри нас, сулит выгоду большому и наоборот.

Жизнь человека, посвятившего себя своей стране, идее, благу человечества, исполнена огромного смысла, он и любое горе переносит легче. Вести добродетельную жизнь - значит жить жизнью всех. Удовольствие - оно лишь для себя, но добродетель на все времена связана со счастьем всего человечества. С точки зрения добродетели радость и страдание обретают иной смысл - до такой степени, что человек может отказаться от радости и навлечь на себя горе; даже смерть можно приветствовать, потому что она придает большую ценность жизни. С высоты этого воззрения на человеческую жизнь, с точки зрения добродетели радость и страдание утрачивают свое абсолютное значение. Исторические примеры самопожертвования подтверждают эту идею, ее ежедневно подтверждаем и мы сами своими маленькими жертвами. Зачерпнув кувшин воды из моря, мы сразу ощущаем его вес, но, когда мы ныряем в море, содержимое тысяч кувшинов проплывает у нас над головой, но мы не чувствуем его тяжести. Нам приходится нести кувшин своего "я", напрягая все силы, и в то время, как на эгоиста давят радость и горе, альтруист их почти не ощущает; человек, ведущий добродетельную жизнь, кажется нам сверхчеловеком: он стойко переносит самые тяжелые испытания, с непостижимым упорством воспринимает самые злобные гонения.

Вести идеальную добродетельную жизнь - значит представлять себе ее бесконечность. Этот всеобъемлющий взгляд на жизнь дает лишь присущая нам способность нравственного предвидения целостности жизни. И учение Будды помогает нам развить в высочайшей степени эту способность, понять, что поле нашей деятельности не ограничивается узкой делянкой себялюбия. Когда достигается полнота, свойственная добродетельной жизни, мы освобождаемся от уз радости и горя и, сбросив бремя собственного "я", переполняемся невыразимой радостью, бьющей ключом из источника безмерной любви. В этом состоянии сильно возрастает энергия души, но ее движущая сила не желание, а ее собственное ликование. В этом и заключается карма-йога, которая учит, как обрести безграничную энергию, используя энергию бескорыстной доброты.

Размышляя, как освободить человечество из тисков страданий и нищеты, Будда пришел к такой истине: когда человек достигает своей высшей цели, сливаясь со всем сущим, он освобождается от рабства страдания. Давайте рассмотрим это положение подробнее.

Как-то раз мой ученик поведал мне о своих переживаниях во время бури и посетовал, что все это время не мог отделаться от чувства, что смятенная природа обошлась с ним так, будто он был лишь горстью праха. Он, личность, наделенная волей, никак не мог повлиять на то, что происходит.

- Если бы уважение к человеческой личности могло сбить природу с пути, больше всего от этого пострадали бы сами люди,- сказал я.

Но он упорствовал в своих сомнениях, утверждая, что нельзя игнорировать такое чувство, как "я существую". "Я" в нас стремится проявить индивидуальность, присущую лишь данной личности. Я ответил, что "я" всегда связано со всем, что можно обозначить как "не-я". Между ними должен быть посредник, внушающий нам абсолютную уверенность в том, что его отношение к "я" такое же, как к "не-я".

И вот на чем еще раз следует остановиться. Надо помнить, что наша индивидуальность по природе своей вынуждена искать связь со всем сущим. Наш организм погибнет, если станет потреблять лишь собственные ресурсы, зрение потеряет смысл, если мы будем смотреть только на себя.

Чем богаче воображение человека, тем он меньше фантазирует бесцельно, тем он больше в гармонии с истиной, и чем ярче проявляет себя индивидуальность, тем больше стремится она к единению со всем сущим. Ибо величие личности - не сама личность, а ее содержание, а оно всеобъемлюще; точно так же о глубине озера мы судим не по его величине, а по глубине его впадины.

Если человек действительно жаждет реальности и не может довольствоваться фантастической вселенной, созданной его воображением, ему, очевидно, лучше действовать, сообразуясь с законами мироздания, а не по собственной прихоти. Непоколебимая реальность иногда противостоит нашей воле, о нее часто разбиваются наши мечты, но ведь и ребенок, который учится ходить, падает и ушибается о твердую землю. Тем не менее именно эта земная твердь, причиняющая ребенку боль, дает ему возможность ходить. Однажды моя яхта проплывала под мостом, и ее мачта застряла в одной из ферм. Если б она хоть на мгновение согнулась на дюйм-два, если б мост выгнул спину, как зевающий кот, если б уровень воды в реке понизился, все кончилось бы для меня благополучно. Но ни мачта, ни мост, ни река не снизошли до моей беспомощности. Но именно поэтому я плыву по реке, ставлю мачту, именно поэтому, когда течение меня сносит, я могу положиться на мост. Таковы обстоятельства, и нам следует их изучать, если мы хотим действовать сообразно им, знание обстоятельств необходимо, потому что они не подчиняются нашим желаниям. Это знание - радость для нас, ибо знание обеспечивает нашу связь с окружающим, делает мир близким и таким образом расширяет пределы нашего "я".

На каждом шагу мы должны принимать во внимание интересы других больше, чем собственные. Мы одиноки лишь в смерти. Поэт - истинный поэт лишь тогда, когда может сделать свои личные переживания радостными для всех, а он никогда не добился бы такого понимания, не будь в нем посредника, близкого всем читателям. Духовное развитие поэта подчиняется своему собственному закону; поэт должен открыть его и следовать этому закону, лишь тогда он станет истинным поэтом и обретет бессмертие.

Таким образом мы установили, что индивидуальность человека - отнюдь не высшая истина для него, в человеке есть нечто, общее для всех людей. Если бы человека поселили в мире, где все было бы сосредоточено вокруг его собственного "я", мир стал бы для него невообразимо страшной тюрьмой: ведь самая большая радость для человека - расти и расти, ощущая все большее единение с окружающим миром. А это, как мы уже поняли, невозможно, не будь закона, общего для всех. Лишь открыв закон и следуя ему, мы становимся великими, осознаем мироздание; а пока наши личные желания идут вразрез со всемирным законом, мы страдаем и ощущаем пустоту своего существования.

Было время, когда мы молили о снисхождении, полагая, что природа повременит со своими законами ради нашего удобства. Теперь мы переменили свое мнение. Мы знаем, что законы природы не отменишь, и это понимание придало нам силы. Ведь сам по себе закон не чужд нам, это закон нашей жизни. Всемирная энергия, проявляющаяся во всемирном законе, едина с нашей собственной. Она разрушит все наши планы, если мы, проявляя мелкий эгоизм, отвергнем общие для всех истины; она же и поможет нам, если мы проявим широту души и осознаем свое единство со всем сущим. Так с помощью науки познавая все новые законы природы, мы становимся сильнее, стремимся постичь главное. Наше зрение, энергия объемлют весь мир; пар и электричество становятся нашими нервами и мускулами. Следовательно, принцип взаимосвязи, действующий в нашем организме, благодаря которому мы ощущаем тело своим и распоряжаемся им,- этот принцип непрерывной взаимосвязи действует и во вселенной, и, благодаря ему, мы рассматриваем весь мир как свое тело, обладающее протяженностью в пространстве, и распоряжаемся им соответственно. В наш век науки мы стремимся повсеместно утвердить право на свою всемирную сущность. Мы понимаем, что причина нашей нищеты и страданий - неумение осуществить это свое законное право. В действительности мы обладаем неограниченной энергией, ибо являемся неотъемлемой частью всемирной энергии, воплощающей всемирный закон. Нам еще предстоит преодолеть болезни и смерть, победить страдания и нищету, ибо научное знание помогает нам постичь физический мир вселенной. И, добиваясь успеха на этом пути, мы сознаем, что страдания, болезни, слабость - не абсолютны, они объясняются лишь тем, что наша индивидуальная суть не может приспособиться к нашей всемирной сути.

То же самое происходит и в духовной жизни. Когда наше индивидуальное "я" протестует против законной власти всемирного "я", человек становится ничтожным с нравственной точки зрения и обрекает себя на страдания. В этом случае наши успехи оборачиваются для нас величайшими поражениями, а исполнение желаний обедняет нас духовно. Мы жаждем корысти, жаждем насладиться преимуществами, которых нет у других людей. Но все абсолютно частное неизбежно приходит в конфликт с общим. В таком состоянии гражданской войны человек всегда живет за баррикадами, и при любой цивилизации, эгоистической по своей сути, наши дома - не настоящие дома, а искусственные барьеры, воздвигнутые вокруг нас. Мы жалуемся, что несчастливы, как будто в мире существует нечто, делающее нас несчастными. Всемирная душа стремится даровать нам счастье, но наша человеческая душа не приемлет его. Именно наша жизнь, исполненная эгоизма, вызывает конфликты и осложнения повсюду, нарушает нормальное равновесие в обществе и является причиной всевозможных страданий. При таком обороте дела, для поддержания порядка приходится создавать искусственные аппараты принуждения, организованные формы тирании и терпеть бесчеловечные институты власти, в то время как человечность попирается на каждом шагу.

Мы знаем: для того, чтобы обрести силу, следует подчиниться закону всемирных сил и проникнутся сознанием, что они - наши. Для собственного же блага мы должны подчинить нашу личную волю верховной власти всемирной воли и искренне верить, что это и есть наша собственная воля. Когда мы достигнем такого уровня, что конечное в нас идеально приспособится к бесконечному, тогда и страдание приобретет ценность. Оно будет отмерять полноту нашего счастья.

Главное, чему учит человека жизнь, это не тому, что в мире существует страдание, а тому, что от него самого зависит, обратит ли он страдание себе на благо, превратит ли его в радость. Нельзя сказать, что мы вовсе не усвоили этого урока,- ведь в мире нет человека, кто бы добровольно согласился отказаться от своего права на страдание, ибо оно равнозначно его праву быть человеком. Как-то раз жена бедного работника горько жаловалась мне, что ее старшего сына собираются послать на несколько месяцев к богатому родственнику. Ее потрясло именно доброе намерение облегчить ей хлопоты: ведь своя ноша не тянет, и она не собиралась ради выгоды поступиться своим неотъемлемым правом материнской любви. Человеческая свобода никогда не требовала освобождения от тягот - это свобода переносить тяготы для того, чтоб сделать их частью своей радости. Такую свободу мы обретаем, когда осознаем, что наша индивидуальная суть не есть высший смысл бытия, что мы несем в себе всемирную суть, а она вечна, не боится страданий и рассматривает их лишь как оборотную сторону радости. Тот, кто понял эту истину, знает, что именно страдание - истинное богатство таких несовершенных созданий, как мы, оно возвеличило нас и сделало достойными занять место рядом с совершенными. Он знает, что мы не нищие и страдание - наша тяжелая плата за все, что есть ценного в этой жизни,- за силу, за мудрость, за любовь; страдание символизирует бесконечную возможность совершенствования, постоянное открытие радости; человек, утрачивающий всю радость жизни, как только нагрянет беда, деградирует все больше и больше до последней степени духовной нищеты. Лишь когда мы призываем боль себе на помощь для самолюбования, она становится злом и мстит за нанесенное ей оскорбление, обрекая нас на мучения. Ибо она - весталка, чье святое предназначение служить совершенству, и, занимая свое законное место у алтаря бесконечности, она сбрасывает с головы темное покрывало и открывает очевидцу, удостоившемуся лицезреть ее, преображенное лицо, исполненное высочайшей радости.