Сикхи, сикхи, сикхи

Сикхизм - еще одна религия Индии. И средоточие ее - северо-западный штат Пенджаб.

Каким я увидела Пенджаб, когда приехала сюда в первый раз? Что сразу врезалось в память? Золотые поля цветущей горчицы, залитые солнцем; каналы, широкие и узкие, много каналов, полных сверкающей воды; синяя кромка гор по горизонту; глиняные деревни в полях и форты, форты в городах, возле городов и у дорог.

Дома с плоскими крышами, почти лишенные архитектурного убранства, города с коленчатыми узкими улицами. Стены выходят из-за стен, стоят под углом к другим стенам, обрамляются невысокими балюстрадами по краю плоских крыш. Часто кажется, что проезжаешь не по улицам города, а по крепости. Только на базарных улицах, где-нибудь в центре города видны балконы, галерейки, резьба по дереву и камню.

Кирпич, кирпич повсюду. Почти все дома красные, но есть и побелка прямо по кирпичу. Старые здания от новых можно отличить по размеру кирпича - у старых кирпичики маленькие, а у новых - большие, толстые. В кирпичных стенах узкие дверные проемы и за ними узкие крутые лестницы прямо в толще стены.

Внутренние дворики, как и везде в Индии, днем - царство женщин, а ночью -спальня всей семьи. Впрочем, спят и на улицах. Тихо. Темно. Луна плывет над углами и балюстрадами крыш, а на узких затененных улицах сплошь стоят чарпои, и на них мирно спит мужское население города, раскинув усталые руки и обратив к звездному небу бородатые лица.

А из фортов мне больше всего запомнился форт в Бхатинде, в маленьком городе на песчаном юге Пенджаба. Он грандиозен и, выглядит непобедимым. Его стены метров сорок высотой расширяются книзу, а от этого кажется, что они туго упираются в землю своим подножием. В щербинах стен гнездятся голуби, летают под солнцем, воркуют. Внизу лежат большие осыпи кирпича. Пыль, сухая колючая трава. И внутри форта пусто, тихо. Говорят, в древности здесь протекала река Сатледж, и форт был обеспечен водой. Были в нем и подземные ходы, которые вели в город и к воде. Были, вероятно, и колодцы. А сейчас - зной, развалины, спекшаяся земля.

Если минуту посмотреть на все это в молчании, то без особого усилия можно представить себе, какая жаркая, острая, напряженная жизнь кипела когда-то за этими стенами.

Воины средневековых фортов не знали пощады, знали они также, что и им не будет пощады, и стояли в таких стенах насмерть, отбиваясь от врагов.

Единственным слабым местом фортов были ворота. Хотя они. и кованые, и усажены железными шипами, и тяжелы, и огромны, но по сравнению со стенами кажутся непрочными. А ведь чтобы их раскачать, на них гнали слонов, и слоны с разбегу били головами по воротам и наваливались на них боками. Они насаживались на шипы и, зверея от боли и обливаясь кровью, бросались иногда и обратно, топча и подминая под себя эту воющую, ревущую толпу людей, которая безжалостно гнала их на приступ. А сверху, со стен, лилась горячая смола, сыпались железные стрелы, катились раскаленные камни, падали сотни кобр, вытрясаемых сверху из корзин, летели горящие факелы. Все это жгло, слепило, пронзало, жалило, терзало.

Каждая пядь земли была в те далекие годы пропитана кровью. Каждый город, каждый камень в городе помнит ярость осады и мужество обороны.

Много веков длилось в стране средневековье, кровавое, огненное, раздираемое междоусобицами, коснеющее в невежестве, утопающее в роскоши и снедаемое нищетой. Шло, породив два закона и признавая только эти два закона - закон силы и власти и закон мужества и чести. Можно было жить, только будучи подавленным или не давая себя подавить. И те, кто не хотел склониться перед силой и властью, жили борясь и погибали не сдаваясь. И о них складывали песни, которые и сейчас народ поет с гордостью и тоской.

И так же непримиримо разгоралась борьба за человеческие души. Одна религия не принимала другой, одна вера вставала на другую.

По многим землям прошли князья ислама, много разных религий они искоренили, много народов обратили в свою веру, а вот в Индии столкнулись с такой религией, которая обволакивала и поглощала все инородное, что в нее проникало. Индуизм - наследие нескольких тысячелетий, религия, отягченная собственным многообразием, словно огромное дерево, усыпанное одновременно и цветами, и плодами, и шипами, и листьями, - индуизм оказался трудноодолимым. Он все пропускал в себя, расступаясь и поглощая. На месте десятков обрубленных его ветвей вырастали сотни новых, да к тому же принимавших иногда форму того меча, которым их срубали. Все больше и больше индусов стало обращаться в ислам, поддаваясь посулам или уступая насилию, но по-прежнему оставаясь при обращении в чужую веру сыновьями Индии...

Как память о боевом прошлом Пенджаба здесь всюду и теперь можно видеть вооруженных людей. На любой базарной улице, шумной и веселой, сквозь яркую ее сутолоку видны лавки оружейников, а в их прохладной полумгле - острое поблескивание кинжалов и сабель.

И всюду - в городах, в деревнях, на дорогах - сикхи, сикхи, сикхи - члены воинской религиозной общины.

В 1980-х годах слово "сикхи" стало широко упоминаться прессой во всем мире: "сикхи убили Индиру Ганди", "сикхи подложили бомбу в самолет", "сикхи грозят убить Раджива Ганди". Ясно, что сикхи как религиозная община, как простые люди - земледельцы, ремесленники, инженеры, торговцы, солдаты - не имеют ко всему этому никакого отношения. Они хотят жить в мире в своей Индии. Но выгодная для неоколониалистов США идея раскола Индии на мелкие государства, и в том числе - выделения Пенджаба в "независимый" Халистан, способствовала зарождению среди некоторой части сикхов (главным образом их зажиточных слоев) сепаратистского движения, породившего террористические тенденции.

Правительство Индии и ведущая партия сикхов Акали Дал пресекают эту террористическую деятельность решительными мерами. Что еще более важно, в Пенджабе в 1985 г. были проведены выборы в Законодательное собрание штата, показавшие, что подавляющее большинство его жителей желают мира и сохранения единства Индии...

Пенджаб - Пятиречье, плодородная земля - всегда первым встречал удары захватчиков, налетавших из-за северо-западных гор. Пенджаб - это ворота в Индию, дорога к ее столице Дели и другим богатым городам Гангской равнины. Из века в век Пенджаб первым выдерживал натиск захватчиков.

Сложна, горька и кровава история Пенджаба. Народ хранит в легендах и песнях память о каждом событии прошлых веков, о каждой битве, о всех победах и утратах. Так хранят и так помнят, что просто диву даешься. Так умеют рассказывать о подвигах героев, живших 200-300 лет назад, что кажется, будто рассказчик был дружен с ними и знает не только их воинскую жизнь, но и каждого члена их семьи и рода. Все упомянуто в рассказе - рост, цвет глаз, костюм и украшения, привычки и манеры каждого из них, и встанет перед слушателями нарисованное невидимой кистью яркое полотно той ушедшей жизни, той эпохи. Bce это вечно живо и вечно близко душам тех, кто живет сейчас, кто по прямой линии происходит от этих ушедших.

Умнейшим человеком своей эпохи был основоположник сикхизма Нанак, родившийся в 1469 году. Его детство и юность протекали в Пенджабе, в том Пенджабе, на который волна за волной обрушивались завоеватели.

Население Пенджаба той эпохи было самым разным. Потомственные воины Западной Индии - раджпуты, жившие и в самом Пенджабе и укрывавшиеся в северных горах от вражеских армий, строили форты и храмы и противопоставляли исламу ярую приверженность индуизму и кастам. Потомки доарийского темнокожего населения Пенджаба верили в собственных древних богов и несли крест своего полурабского положения, который взвалили на их плечи еще древние арьи.

На землях северного Инда селились племена воинственных афганцев-патанов, приверженцев ислама, а на землях южного - племена мусульман-белуджей. Вдоль русл рек и в предгорьях кочевали со своими стадами племена скотоводов-гуджаров, тоже поклонявшихся своим собственным богам. А на плодородных землях центрального Пенджаба селились джаты - земледельцы и ремесленники, мигом превращавшиеся в воинов, когда в их земли вторгались полчища врагов.

Пенджаб лежал на границе с миром ислама, здесь был стык двух вер, двух культур. Феодальные правители стран, простиравшихся за западными и северными горами, испокон веков смотрели на Пенджаб как на желанную добычу и еще задолго до ислама разоряли его земли бесчисленными набегами. Когда же арабы донесли зеленое знамя пророка до Ирана, Афганистана и Средней Азии, тогда у правителей этих стран появилось оправдание любых вторжений и захватов. Слова их священного писания звали вперед и снимали любую вину, открывая перед ними путь к превращению из солдат-наемников в солдат-фанатиков.

Мирное население Пенджаба все чаще и чаще должно было браться за оружие, чтобы отстаивать от врагов свои дома, поля и скот, города и храмы. Но не было равенства и не было единства в этих войсках. Кастовые барьеры были неодолимы, племенные и религиозные различия мешали понимать друг друга. Люди неоднократно делали попытки сблизиться, найти синтез, сплав идеологий, который помог бы им соединить свои силы, который снял бы с их жизни проклятие кастового неравенства. И не только по Пенджабу - то всей Индии тогда перекатывались волны движения бхакти, мощного движения за право на полноценную жизнь, движения против высших каст, захвативших земли, имущество, право на обучение, на законодательство, на богослужение. На гребнях этих волн время от времени поднимались проповедники равенства, призывавшие всех соединиться в вере в единого бога и в безграничной любви к этому богу. Страна, истерзанная бесконечными внутренними распрями, обескровленная ударами захватчиков, силилась сбросить кастовые оковы.

И вот тут предлагал себя ислам - религия без каст, религия, обещавшая равенство всем, кто признает, что нет бога, кроме Аллаха, и что Мухаммад - Пророк его. В ислам обращались тысячи людей. И потому, что надеялись обрести равноправие, и потому, что некоторые правители силой обращали людей в новую веру, и потому, что обратившиеся платили меньшие налоги.

А проповедники учили, что любой бог - это бог, что от имени бога ничего не зависит, что божественная сущность Аллаха и Вишну одинакова.

Очень большим влиянием в XIV-XV веках пользовались суфии - мусульманские проповедники, учившие, что бог - это добро, что надо погружаться в мистическое общение с ним путем размышлений, пения молитв и повторения его имени. Это было понятно и близко индусам, это было близко и учению бхакти. Суфии пели о равенстве и учили равенству. В Пенджабе, где вопрос равенства, единства, слитности был вопросом жизни и смерти, учение суфиев и учение бхакти привлекали многие сердца. И Нанак, выросший в Пенджабе XV века, учившийся и ,у муллы, и у брахманов, сделал целью своей жизни создание учения об истинном равенстве.

Он возгласил, что ему было видение: бог открыл ему, что разница в вере не создает разницы между людьми и все равны вне зависимости от вероисповедания и касты. Он стал с жаром проповедовать свое учение, разъезжая по всему Пенджабу. Сначала его окружала небольшая группа приверженцев, которым он дал имя сикхов - учеников, но с годами она выросла в значительную общину, жадно впитывавшую учение своего гуру. Среди сикхов были самые разные люди - они слушали проповеди Нанака и исполняли вместе с ним молитвенные гимны, приходили также мусульмане и члены высоких и низких каст.

Нанак резко выступал против брахманской гордыни и против бесчисленного множества ритуальных обрядов, совершения которых брахманы требовали от всех последователей индуизма. Он выступал против служения изваяниям богов. Он отрицал брахманские предписания отшельничества во имя спасения души и утверждал, что мирская активная жизнь, жизнь среди людей и во имя служения людям гораздо более угодна богу.

Все, чему он учил, было направлено на '.объединение людей, на то, чтобы они осознали свое подобие друг другу.

Нанак был и хорошим поэтом. В своих молитвенных песнопениях он яркими и сочными красками живописал природу Пенджаба, труд людей на полях, их радость в дни урожая.

Он призывал людей размышлять о боге в предутренние часы, а дни свои отдавать полезному труду. Ритуал, который он выработал для своих сикхов, был прост, понятен и целесообразен.

Нанак ввел обычай совместных трапез - это исключало запреты межкастового общения. Сикхи ели все вместе, и с ними ел их гуру Нанак. Впервые в истории Индии члены высоких каст ели вместе с членами низких, да еще из одной посуды.

И еще одна неоценимая его заслуга состоит в том, что во время молений он стал пользоваться народным разговорным языком панджаби. Не древний санскрит брахманов, не персидский язык двора мусульманских правителей и не арабский язык медресе, а простой, каждому родной язык панджаби.

Допуская к молитве и женщин, он открыл-своей религии путь в недра каждой семьи.

Величайшим человеком своей эпохи - был гуру Нанак, которого современные сикхи зовут "гуру Нанак део", то есть "учитель-Нанак-бог".

После его смерти сикхизм стал разрастаться, как пламя. Следующий гуру создал особый алфавит языка панджаби, укрепив идею пенджабского национализма. Движение вышло за рамки городов и стало распространяться по деревням.

Третий гуру стал выступать против затворничества женщин и против многоженства, начал призывать к межкастовым бракам и - неслыханное в Индии дело! - к бракам вдов. Строжайшим образом он воспретил также сати - издавна распространенный в Индии обычай самосожжения вдов из среды высоких (главным образом воинских) каст.

Последующие гуру поощряли развитие торговли и ремесел, основывали города и строили гурдвары - сикхские молитвенные дома. Трапезная при гурдваре - лангар - стала местом проверки готовности к равенству и истинного признания равенства. Она приобрела ритуальное и социальное значение: кто ест в лангаре на равных правах со всеми, тот истинный сикх, тот исповедует правильную веру.

В XVI веке, при пятом гуру, Арджуне, выстроили прославленный храм Харимандир, известный ныне под названием Золотого Храма, и город вокруг него - знаменитый Амритсар.

К началу XVII века гуру Арджун собрал все гимны и молитвы, сложенные предшествующими гуру, сам создал много новых и составил таким образом священное писание сикхов - Грантх, или Грантх-сахаб, или Гуру-Грантх-сахаб. Эта книга была торжественно возложена на престол Харимандира, и с тех пор этот храм стал главной святыней сикхов, оплотом их веры.

Рост сикхской общины и распространение ее влияния стали восприниматься в Дели как угроза трону Великих Моголов. Джехангир начал войну против сикхов и захватил в плен гуру Арджуна.

Не выдержав жестоких пыток, гуру попросил у своих тюремщиков разрешения совершить омовение, погрузился с головой в воду реки и навеки расстался со своими друзьями и со своими противниками. Это случилось в 1606 году.

Горькая участь гуру Арджуна и нависшая над сикхами военная угроза заставили следующих гуру усиливать военную организацию общины и возводить по всему Пенджабу все новые и новые форты. Появились группы сикхов и в других областях Индии - всюду, где жили пенджабцы.

В XVII веке на трон Великих Моголов взошел Аурангзеб, правитель жестокий и коварный. Он был сыном великой любви отца своего Шах Джахана и матери своей Мумтаз-и-Махал - "Жемчужины дворца", такой любви, о которой пели песни и слагали легенды при их жизни. Это именно в память о любимой, в память о своей бессмертной любви воздвиг Шах Джахан мавзолей Тадж-Махал - одно из чудес света, "белый сон, застывший над водою", - памятник, привлекающий в Агру и сейчас миллионы паломников и туристов.

Кровью был залит путь жестокого Аурангзеба к трону, он убивал своих братьев, и их детей, и советников своих братьев, и многих придворных и полководцев. Взойдя на престол, он заточил отца своего во дворец-темницу, окнами выходивший на Тадж-Махал, и (Предоставил ему возможность медленно умирать, глядя на мавзолей своей любимой жены, на это сияющее беломраморное чудо.

Аурангзеб был фанатичным мусульманином, нетерпимым ко всякой другой вере, и за свою жизнь разрушил много прекрасных индийских храмов и превратил в прах много сокровищ индусской культуры.

Сикхи заботили его с давних дор. Он наводнил Пенджаб шпионами, посылал свои отряды преследовать сикхов, жестоко казнил их девятого гуру, престарелого Тегх Бахадура, велев заживо распилить его пилой посреди улицы Чандни-Чоук в старом Дели.

Привыкнув в мысли о равенстве в рамках братской своей общины, сикхи смело поставили вопрос о праве на власть и землю, вопрос о свободе. Они считали, что имеют право поднять оружие на всех своих угнетателей и поработителей-феодалов.

И вот на эту подготовленную почву, к этой бурлящей, такой разноликой и вместе с тем такой уже однообразной массе вышел последний наставник, последний живой гуру, настоящий вождь, плоть от плоти сикхов - Говинд Раи.

Последняя четверть XVII века протекала в Пенджабе под, знаком славных его дел. Его лозунгом, залогом всей его деятельности было - все силы на службу военизации общины. Он ясно понимал, что слабый не устоит перед ударами сильного, что его пенджабцам, его сикхам грозит тройной враг: Великие Моголы, афганские соседи, не раз уже налетавшие на Пенджаб, и собственные феодалы, боявшиеся сикхской вольницы, как огня, презиравшие сикхов за низкокастовость и оберегавшие от них, малоземельных, свои богатые угодья.

Красавец и рыцарь, поэт и дипломат, охотник и воин - таким предстает перед нами Говинд из рукописей и легенд, песен и поэм, таким изображают его тонкие миниатюры и народные дубки.

Почти всегда его рисуют сидящим на коне, и этот конь, подобранный, горячий, мускулистый, как бы сплавлен с гуру в один порыв и тоже готов ринуться в бой, прорваться, победить.

Яркий наряд, сверкающее оружие, сокол, напряженно застывший в руке, - все это неизменно присутствует во всех изображениях Говинда. Его фигура так динамична, что стоит только чуть-чуть напрячь воображение, чтобы увидеть, как он скачет в клубах горячей пыли во главе своего безудержного войска, как рубится с врагом, как всегда умеет быть первым, ведущим за собой и неукротимым. Легко себе представить, как беззаветно была ему предана вся эта яркая масса таких трудных, таких пламенных и таких фанатичных воинов.

Когда смотришь на изображение Говинда, кажется, что он так и прискакал откуда-то в Пенджаб на своем стремительном коне и никогда не покидал седла, А был он не только воином, но и мудрецом, поэтом и дальновидным политиком. Он обладал тем сквозным зрением, без которого невозможно успешно и правильно оцепить и возглавить историческое движение, выбрать из огромного клубка перепутанных обстоятельств нити, необходимые для руководства.

Прозорливая мысль Говинда, и неукротимый его дух помогли ему найти для общины сикхов единственно нужную по тому времени, форму - форму боевого братства, массовой воинской дружины.

У подножия гор, и зеленой местности раскинулся городок Анандпур. Тогда, в конце XVII века, это было небольшое местечко, удобное прежде всего тем, что от него было рукой подать до гор и лесов, всегда готовых укрыть отважных, когда они нуждаются в укрытии.

Сюда созвал гуру Говинд в 1699 году всю общину сикхов на праздник весны -Байсакхи. Многие тысяча преданных устремились в Анандпур.

К этому дню в городке и вокруг него выросли целые улицы шатров.

На улицах шатрового царства вспыхивали воинские игры и поединки, оружие сверкало всюду, куда ни бросишь взгляд. Только ночь успокаивала бурлящую массу, повергая всех в богатырский сон под покровом самого большого шатра Индии -неба, расшитого звездами.

Этому празднику Байсакхи было суждено войти в историю. Его отголоски гремели многие десятки лет, как отзвук обвала в горах, который порождает новые обвалы и лавины. В этот день была создана хальса - сикхская армия.

В этот день все собрались на площадь по зову гуру. Море разноцветных тюрбанов сомкнулось вокруг его шатра и затихло, готовое внимать каждому его слову. Из шатра вышел к толпе гуру Говинд - тот, кого любили, кому верили, на кого возлагали все свои надежды. Оглядев всех, он спросил у собравшихся:

- Есть ли здесь хоть один, кто готов отдать жизнь за веру?

Из толпы вышел сикх и без колебаний направился к Говинду. Гуру взял его за руку, обнажил меч и ввел в шатер. Через миг из-под дверной завесы и краев шатра потекла кровь и стала разливаться вокруг, заставив все сердца сжаться от ужаса. Но не успел утихнуть гул страха и недоумения, как гуру вновь появился перед толпой, держа в руке окровавленный меч, и снова спросил:

- Есть ли здесь хоть один, кто готов отдать жизнь за веру?

Еще один встал и, расталкивая сидящих на земле, направился к Говинду. Посмотрев в его глаза долгим взглядом, гуру взял его за руку и ввел в шатер. Взоры людей были прикованы к окровавленной земле, и все ахнули, когда новая волна крови хлынула из-под шатра и стала растекаться все шире и шире.

А гуру снова стоял перед ними и спрашивал:

- Есть ли здесь хоть один?..

После долгого замешательства и движения, прокатившегося волнами по всей толпе, встал еще один и был уведен за первыми двумя. Когда новые струи крови полились по земле, дрогнули души людей. Поднялся ропот, многие стали убегать, говоря: "Гуру собрал нас, чтобы убить. Мы не за смертью сюда пришли, а на праздник".

Но вот еще два смельчака вышли из мятущейся толпы и тоже были уведены в шатер рукою гуру. Когда смятение и ужас достигли предела и люди не знали, что все это означало и долго ли гуру будет убивать своих верных учеников, Говинд вышел из шатра и вывел за собой всех пятерых, живых и здоровых, облаченных в богатые праздничные одежды.

И тогда все узнали, что убиты были козы, заранее приведенные в шатер, и что это испытание было нужно гуру для того, чтобы выявить самых преданных, самых смелых, самых безупречных из числа своих последователей.

Говинд объявил, что эти пятеро, которых он возлюбил больше самого себя, станут ядром новой армии, боевой дружины, хальсы - "армии чистых", армии истинных сикхов. Под именем "панч пиярэ" - "пять любимых" известны эти пятеро в истории сикхизма, и в каждой процессии сикхов даже в наши дни можно видеть пятерых, несущих мечи на плече и облаченных в праздничные шелка, - напоминание о том Байсакхи.

По слову гуру принесли сосуд с водой, он мечом размешал в ней тростниковый, сахар и дал этим пятерым испить воды, а затем сам испил из их рук и провозгласил, что таким будет отныне обряд посвящения в хальсу.

Праздник разлился широкой волной. Сикхи, охваченные воодушевлением и новым порывом любви к своему гуру, тысячами проходили посвящение и становились воинами хальсы. И в основной своей массе это были джаты Пенджаба.

Здесь же, в Анандпуре, было провозглашено, что истинный сикх должен иметь пять знаков своей принадлежности к боевому братству - никогда не стричь и не сбривать волос, усов и бороды, всегда иметь в волосах гребень, на правой руке - стальной браслет, а у пояса - кинжал и всегда носить под тканью, драпирующей бедра, плотные короткие штаны. Все эти слова на языке панджаби начинаются с буквы "к", и пять признаков известны как "5 к".

Так вырабатывался облик сикха-"кесадхари", то есть "сикха с полосами", и с тех пор все сикхи, проходящие посвящение, не стригутся и не бреются в отличие от сикхов-"сахадждхари", то есть "сикхов без волос", которые не посвящены в хальсу и не должны иметь "5 к".

Всем сикхам Говинд запретил курить, жевать табак, пить и прикасаться к мусульманкам.

Он объявил, что сикхи отныне будут прибавлять к своему имени титул "сингх" - "лев", и с тех пор все сикхи-мужчины неускоснительно придерживаются этого обычая. Женщины общины тоже носят мужские имена, но прибавляют к ним титут "каур" - "львица".

Сикхская армия стала при Говинде организованной силой. Он начал брать с сикхов дань оружием и лошадьми. С каждым годом росла боевая мощь хальсы.

В прежние годы отдельными группами сикхов руководили выборные главы -масанды, выходцы из городской невоенной среды. Они стали то тут, то там претендовать на самостоятельную власть и противопоставлять себя гуру. Говинд подавил их протесты и сосредоточил всю власть в своих руках. И тогда забеспокоились высокородные раджпуты, жившие в своих горных гнездах по соседству с землями Пенджаба. Они неоднократно нападали на сикхов, но проигрывали бой, и эти победы окрыляли Говинда.

Наконец сикхская армия встретилась в бою с соединенными силами раджпутов и Моголов. Два старших сына Говинда Сингха были убиты, а два младших, укрывавшихся в городе Сирхйнде, были преданы его губернатором, захвачены Аурангзебом и заживо замурованы в стену.

Тогда Говинд написал Аурангзебу, что Пенджаб все равно не подчинится: "Подожгу землю под копытами твоих лошадей, но не дам тебе испить воды в моем Пенджабе".

И Аурангзеб не испил.

Первое десятилетие XVIII века отмечено гибелью обоих врагов: в 1707 году простился с жизнью Аурангзеб, а в 1708 году от смертельной раны, нанесенной рукой врага, умер в военном походе Говинд Сингх. Перед смертью он сказал своим сикхам, что больше не должно быть, у них ни одного гуру и что высшим авторитетом будет теперь их священная книга Грантх, в которой собраны все мысли и указания их великих гуру.

Когда его глаза закрылись, пенджабцы узнали, что незадолго до своей гибели он встретился на берегах реки Годавари с никому не известным отшельником и после нескольких бесед с ним в тиши его мирного прибежища вручил ему указ, в котором повелевал всем сикхам подчиняться каждому его слову.

Не успели тело Говинда Сингха предать сожжению, как этот отшельник, сменив имя Лачман Дас на имя Банда, а смиренный свой облик аскеза - на обличье воина, ринулся словно тигр на виновный Сирхинд, чтобы отомстить его жителям и губернатору за преданных врагу и погубленных детей Говинда.

Волна крестьянских восстаний поднялась в Пенджабе. Банда нападал на имения богачей, жег их, грабил и распределял трофеи среди своих последователей и бедных крестьян. Под знамена Банды собралось большое войско сикхов, которое он неудержимо вел на Сирхинд.

Напуганный губернатор Сирхинда Вазир-хан объявил джихад - войну мусульман против неверных. Вооруженная мушкетами и пушками, организованная армия выступила против смешанных войск Банды, имевших только холодное оружие, палки да мотыги. Разгорелся бой, в котором победила неукротимая ярость мстителей и (восставших - Вазир-хан был убит, его армия разгромлена, а Сирхинд разграблен и сожжен.

К сикхам и восставшим присоединились скотоводы-гуджары и другие труженики Пенджаба, даже крестьяне-мусульмане. Богатые и владетельные бежали без оглядки, стремясь оставить далеко позади мятежную страну.

Наследник Аурангзеба, его сын Бахадур-шах, был в это время занят войной с раджпутами. Узнав о том, что творится в Пенджабе, он оставил Раджастхан, бросил против Банды огромную армию и объявил джихад против сикхов. Банда укрылся в горах, где стал громить гнезда раджпутских князей, вспомнив их нелюбовь к сикхам.

Бахадур-шах умер в 1712 году, но его наследники продолжали сражаться с Пенджабом. Хотя восстание было почти подавлено, но Банда со своими стремительными отрядами еще много раз налетал на армию Моголов и исчезал в горах, как неуловимый барс. Ранней весной 1715 года против него выступили соединенные силы Моголов, пограничных афганцев и. горных раджпутов. Они окружили его. Он велел запрудить головной канал, и вода затопила всю местность во круг. Но это принесло ему не спасение, а гибель, потому что он сам потерял возможность маневрировать. Окруженные врагами, он и его воины тяжелю болели, голодали и наконец сдались в плен в декабре 1715 года.

Много лет после этого хальса не могла собрать свои силы и воссоединиться.

К середине XVIII века хальса все же окрепла, и ее руководители снова велели крестьянам не платить землевладельцам налогов.

Все чаще и чаще сикхи стали нападать на мусульман только за то, что они мусульмане. После всех перенесенных страданий они обратили лезвие своей ненависти против всех мусульман вообще. От былых общих выступлений и общих бесед и проповедей не осталось и следа.

С 1748 года начались нападения на Индию афганского правителя Ахмед-шаха Абдали, который рвался к Дели через Пенджаб. Губернатор Пенджаба Мир Манну быстро понял, что сикхи являются реальной и маневренной боевой силой, и стал даже дарить военачальникам сикхов деревни, покупая таким путем их поддержку в войнах с афганцами. Но в перерывах между походами Ахмед-шаха он по-прежнему преследовал и казнил сикхов, боясь усиления хальсы.

Все же в 50-х годах XVIII в. сикхи так окрепли, что фактически стали безраздельно господствовать в Пенджабе. Ахмед-шах не прекращал своих набегов. Третий, пятый, восьмой поход... Девятый поход Ахмед-шаха в 1769 году был последним - вскоре этот "демон захватов" умер.

При дворе Моголов к сикхам было двойственное отношение: с одной стороны, они были заслоном от захватчиков, а с другой - угрозой владычеству Моголов.

Внутри самой хальсы многое уже изменилось за эти годы. Братские связи и всеобщее равенство уступили место делению на владетельных командиров - мисальдаров и рядовых членов общины, часто не имевших почти никакого имущества. Мисальдары ссорились и стремились отнять друг у друга земли и скот. Тяжбы и противоречия подрывали единство общины, то самое единство, во имя которого она была создана.

В XVIII веке шла полным ходом английская колонизация Индии. Англичане зорко наблюдали за делами в Пенджабе и за отношениями сикхов с Моголами, афганцами и Кашмиром. Это был вопрос северо-западной границы, а с нею было связано слишком много политических интересов. Англичане стали поддерживать Моголов против сикхов, когда отряды хальсы стали налетать на земли по ту сторону реки Джамны и на Дели.

В войнах с чужеземцами и с соседями, во взаимных распрях Пенджаб изнемогал.

В конце XVIII века на историческую арену вышел новый вождь, последний вождь независимого Пенджаба, Ранджит Сингх. Подчинив часть мисальдаров силой и примирив остальных друг с другом, он скрепил свой союз с ними тем, что женился на дочерях многих из них. Воссоединив армию, он отбросил афганских завоевателей, снова ринувшихся на земли Пенджаба, и, объединив свою страну, провозгласил себя в 1801 году махараджей. За много столетий это был первый верховный правитель Пенджаба, сосредоточивший в своих руках всю полноту власти феодального государя.

Он был прекрасным политиком и хозяином в своей стране. Жители многих областей Пенджаба раньше платили налоги захватчикам, теперь Ранджит стал получать налоги со всей страны сам. Он создал двор, реорганизовал суд и благоустроил города. Не желая ущемлять самолюбие своих властолюбивых военачальников, он называл двор дарбаром (то есть советом), хальсы и свое правительство - правительством хальсы. Он участвовал в праздниках каждой религиозной общины, показывая этим, что Пенджаб должен быть един, вне зависимости от веры, которую исповедуют его жители. Он послал многих юных солдат служить в англо-индийской армии, чтобы перенять опыт дисциплины и организации; создал пехоту в своей армии, ту самую пехоту, которую всегда презирали сикхи, называя ее марши танцами дураков; развил производство огнестрельного оружия и пороха. Усилившись и окрепнув, его государство стало оплотом независимости пенджабцев и реальной силой, которую не могли сломить даже англичане.

Богатства Ранджита были сказочны. В его руки попал и легендарный бриллиант Кох-и-Нур - "Гора света", прославленный на весь мир. Когда-то он был найден в рудниках Голконды и оказался во владении Моголов. Когда Надир-шах вторгся в Индию, он отнял у Моголов этот бриллиант вместе с драгоценным Павлиньим троном. После того как Надир был убит, Кох-и-Нур был захвачен Ахмед-шахом Абдали Афганским и оставался в руках его династии вплоть до времени травления Ранджита Сингха. В эти годы три внука Ахмед-шаха смертельно враждовали из-за престола. Один из них, Заман, владел Кох-и-Нуром. Брат Замана, Махмуд, заточил его в темницу и повелел выколоть ему глаза. Но и его глаза не увидели сверкания этого бриллианта, так как третий брат, Шуджа, успел захватить и припрятать бесценный камень. Махмуд пленил Шуджу и отправил в заточение в Кашмир. Тогда жена Шуджи обратилась за помощью к Ранджиту, обещав ему Кох-и-Нур за спасение мужа. Захватив тюрьму, где томился Шуджа, Ранджит вывез его в Пенджаб и в 1813 году стал владельцем несравненного камня.

В непрерывных войнах протекала его жизнь. Был захвачен Кашмир и пограничные с Афганистаном земли, один за другим падали под натиском войск Ранджита вражеские форты. Одной из славнейших его побед было взятие Мультана в 1818 году - города, где правили афганцы и через который шли караванные и военные пути в Пенджаб.

Особой доблестью отличались в этих битвах ниханги - орден сикхов, которые не должны умирать своей смертью, но должны искать гибель в бою. Этот орден возник еще при жизни гуру Говинда. По преданию, он был основан одним из его сыновей. Ниханги отказывались от семейной жизни, от всякой хозяйственной деятельности, от всего, что не было связано с боем или с подготовкой к бою. В битвах они шли первыми в строю хальсы, бросались в бой там, где все готовы были отступить, пробивали брешь в рядах наступающих врагов, устилая своими телами путь сикхов к решающему и победному удару. Бывали случаи в истории сикхских войн, когда перед небольшими отрядами нихангов, налетавшими в слепой и безудержной ярости, в панике рассеивались превосходящие их по численности и вооружению силы врагов. Славным был путь нихангов до воцарения Ранджита Сингха, и новые лавры стяжали они себе в дни его правления; имена их вождей Пхула Сингха и Садху Сингха знает каждый сикх в современной Индии.

Сложную политику вел Ранджит Сингх. Он привлекал к себе на службу и брахманов, и низкокастовых, и гималайских жителей - турков, и представителей одного из кашмирских народов, догра, и европейских офицеров - французов, англичан, итальянцев, венгров и американцев. Он шел на все во имя упрочения своей власти и своей армии. Но никакие меры не могли превратить стихийную, самоуправную хальсу в регулярную дисциплинированную армию. Солдаты вербовались сразу группами по деревням, и члены каждой такой группы были связаны кровнородственными узами и ставили превыше всех генералов своих традиционных вождей, постоянно поднимая бунты против власти командования, и особенно против европейских офицеров. К тому же не было покоя и в покоренных областях - то тут, то там вспыхивали восстания. Неспокойно было и при дворе.

Двадцать две жены имел Ранджит Сингх, и родственники этих жен спорили за власть, за земли, за влияние при дворе. Семь сыновей он породил на свет, и матери этих сыновей боролись за престолонаследие. Интриговали при дворе и замиренные мисальдары, ослабляя центральную власть своими раздорами. И все с ревностью следили за нежной привязанностью Ранджита к юному выходцу из области Джамму, населенной народностью догров, к красавцу Хира Сингху, благодаря которому многие догры стали влиятельными придворными в столице Пенджаба.

В это время англичане уяснили себе, что Ранджит успел отвоевать почти все земли Пенджаба и захватить многие из соседних с ним земель и что теперь он может обратить свои взоры и на Дели, и на остальную Индию. Ранджит стремился захватить Синд и выйти к морю, он искал в этом предприятии поддержки англичан, но они упорно отклоняли все его обращения о помощи. Зато, приезжая для переговоров в Пенджаб, они проводили тщательную разведку владений Ранджита. И вскоре втянули его в соглашение, по которому пограничные афганцы, сикхи и англичане должны были вместе двинуться на Афганистан, чтобы отнять власть у его правителя Дост Мухаммеда и посадить на трон Шуджу, некогда спасенного Ранджитом. Он подписал соглашение, но сам не успел принять участия в этой операции - в 1838 году его разбил паралич, а в 1839 году он умер.

Жизнь этого человека, его яркая интенсивная натура, его безудержная страстность во всем, его ум и решительность - все это воспевается современными пенджабцами так живо, как будто он правил всего каких-нибудь десять лет тому назад. Много книг, стихов и песен написано о нем и о годах его царствования. В памяти народа он остался как самодержавный властитель, умный политик и человек, исступленно любивший жизнь во всех ее проявлениях: он умел ценить красоту, хотя сам был лицом темен, ряб и одноглаз; он умел любоваться ярким блеском чужих нарядов, но сам носил скромные однотонные одежды; он был привязан к жизни, как к самой любимой жене, но без колебаний рисковал собою в каждом бою; сам был гостеприимен и щедр, но равнодушно относился к дарам и подношениям, даже жену несчастного Шуджи настоятельно просил принять 300 тысяч рупий за отданный алмаз Кох-и-Нур; убивая людей в бою, он ни разу не изрек смертного приговора для тех, кто представал перед его судом, - так о нем пишут, поют, рассказывают в Пенджабе.

После его смерти начался распад его государства. В армии участились раздоры между выборными старшинами и офицерами, судопроизводство больше не следовало букве закона, крестьяне отказывались платить налоги землевладельцам, потому что те произвольно завышали налоги и вели вражду из-за земель и власти.

Шестилетний сын Ранджита, Далип Сингх, был наконец возведен на трон в 1842 году, а его мать стала регентшей Пенджаба. Но страна была уже обречена. Англичане стали стягивать войска к границам Пенджаба и возводить понтонные мосты на реке Сатледж. В последний раз сикхская армия сделала попытку отбросить врага - отряды сикхов перешли Сатледж и воззвали к своему правительству, прося немедленно прислать подкрепление. Но им никто ничего не прислал. Мать Далипа и ее советники уже сговаривались с английским командованием о сдаче колонизаторам половины Пенджаба. Преданная высокими государственными чиновниками армия была разгромлена в неравной битве. Маленький Далип Сингх попал под "охрану" колонизаторов, и они стали воспитывать из сына непобедимого Ранджита своего преданного слугу и сторонника. Бесславно стал влачить свои дни сын славного отца: повторилась трагедия Орленка, сына Наполеона...