Глава одиннадцатая. "Вон из Индии!" Последняя жертва на алтарь свободы

Парализованная внутренними и внешними противоречиями, Индия бездействовала. Освободительное движение, все усилия которого растрачивались на бесплодные переговоры, межпартийные дискуссии и мелкие чисто символические политические акции, казалось надломленным. Бесконечный поиск взаимоприемлемого соглашения или "золотого компромисса" с английским правительством на период войны лишал народ инициативы, обрекал на инертность.

Затянувшаяся война изменила привычный образ мышления людей. У одних она болезненно распаляла воображение, у других порождала иллюзии о лучшем будущем, основную же массу она ввергала в состояние безысходности и беспомощного отчаяния, способствовала тому, что люди теряли ориентиры и перспективу в жизни. В измученной стране вместе с ростом антианглийских настроений все больше распространялось чувство безразличия к тому, кто будет править ею. Всенародная борьба за освобождение Индии от колониального рабства утрачивала свой прежний накал, уступая место проблемам "воевать или не воевать" вместе с Англией, "оборонять или не оборонять" Индию от японской агрессии.

Обреченность и пассивность в умонастроениях людей подтачивала столь дорогой для Ганди идеал свободы. Взвешивая сложившуюся в стране обстановку, индийский вождь переживает мучительную эволюцию в своем миропонимании: где-то и в чем-то допущена ошибка. Если истина проявляется во всеобъемлющей любви, присущей по природе всем людям, невзирая на их социальные различия, то почему торжествует зло? Почему война - высшая и самая жестокая форма насилия на Земле - управляет поступками миллионов людей, движет целыми народами, становится основным содержанием деятельности правительств многих стран? Разве всеобщий мир и созидание менее привлекательны для людей, чем тотальная война, смерть и разрушения?

Насилие - плохо, бездействие и смирение с ним - преступно, а рабство и того хуже. Лучше смерть, чем бесчестье. Империализм и нацизм - вот носители мирового насилия. Конечно, ненасилие - разумно, гуманно, оно должно быть в основе отношений государств и народов, но оно, как убеждает в этом сама жизнь, порою поощряет и делает безнаказанным насилие.

История поставила перед Ганди вопрос о применении принципа ненасилия в условиях войны, с которой были связаны не только судьбы Индии, но и всего человечества. Проверка практикой этого принципа как моральной альтернативы войне, как универсального средства решения не только внутренних, но и международных проблем разочаровала гандистов. Да и сам Ганди позднее скажет, что ему не удалось противопоставить войне организованное ненасилие народа.

Учение о ненасилии было самим дыханием Махатмы Ганди, и он не мог расстаться со своим основным жизненным принципом. В противном случае ему пришлось бы принять за объективную истину антагонистическую борьбу эксплуатируемых и эксплуататоров, борьбу классов; воспринять правильность слов В. И. Ленина о том, что рассуждать о насилии вообще, без понимания условий, отличающих реакционное насилие от революционного, "значит просто обманывать себя и других софистикой"^*.

^* (Ленин В. И. Полн. собр. соч. - Т. 37. - С. 296.)

И все же Ганди позднее найдет в себе мужество усомниться если не в самом принципе ненасилия, то в его действенности. "Имелся существенный просчет в моей технике осуществления ненасилия", - признавался он.

Даже преданные сторонники Ганди, такие как Раджендра Прасад, стали открыто выражать сомнения в практической ценности "святого принципа". Ганди переживал тяжелое время: жизнь сурово отвергала его морально-этические установки в политике. Правдоискательство не давало ему покоя.

В душные летние месяцы 1942 года он часто и подолгу беседует с руководителями Конгресса. Особенно он любил не спеша, без взаимных резкостей и обвинений, обсудить проблемы национального движения с Джавахарлалом Неру. Хотя, впрочем, Неру редко безоговорочно соглашается с Ганди, порою смело возражает учителю и даже осмеливается критиковать его. Частые размолвки, однако, только усиливают тягу друг к другу этих двух выдающихся политических деятелей Индии. Умение Неру просто и логично соединять воедино национальные проблемы Индии с общим положением дел в мире убеждает Ганди в необходимости прислушиваться к мнению сравнительно молодого и энергичного руководителя, который в своих суждениях идет от жизни и хорошо знает настроение масс.

Несмотря на известный консерватизм Махатмы Ганди и на его прочно устоявшиеся мировоззренческие принципы, он обладал редким даром уметь находить общий язык с людьми, не разделявшими его взглядов, и гибко приспосабливаться к изменившейся обстановке. В таких случаях он проявлял готовность даже "не соглашаться и с самим собою". Стоило ему на деле убедиться в непригодности применения своего учения о ненасилии к человеконенавистнической морали фашистов и японских милитаристов, и он публично пересмотрел свою прежнюю позицию. Когда вторжение японских войск становится реальной угрозой для Индии, Ганди заявляет о возможности вооруженного отпора агрессору. Сделал он это вопреки своим убеждениям, но решительно, и сам внес в Конгресс резолюцию, которая гласила, что первейшей обязанностью временного правительства свободной Индии будет мобилизация всех ее огромных ресурсов для борьбы за свободу, против агрессии и полное сотрудничество с Объединенными Нациями в обороне Индии с использованием для этого всех имеющихся в ее распоряжении вооруженных и других сил. В этой связи Дж. Неру писал о Ганди: "Для него это было поразительное и знаменательное изменение позиций, связанное с моральными и душевными страданиями. В борьбе между принципом ненасилия, который стал для него источником жизненной силы, смыслом существования, и свободной Индией, являющейся его главной всепоглощающей страстью, чаша весов склонилась в сторону последней... Практический государственный деятель одержал верх над непреклонным пророком".

Как вождь национально-освободительного движения и как политический деятель Махатма Ганди от смирения и покорности смело переходит к борьбе. Он приходит к пониманию, что затхлое болото реакции, социальный застой - все это для Индии смерти подобно. Необходимы смелые и решительные действия. Заявления и статьи Ганди, призывающие к активному действию, чтобы отстоять поруганную честь Индии и утвердить ее право в качестве свободного государства дать отпор агрессору, настолько контрастировали с его прежней позицией, что даже близкие Ганди конгрессисты оказались в замешательстве.

14 июля 1942 г. в Варде собирается заседание Рабочего комитета ИНК. Ганди настаивает на принятии резолюции, содержащей призыв к английскому правительству немедленно предоставить Индии независимость. Причем успех дела организации обороны Индии от японских милитаристов Ганди ставит в прямую зависимость от получения Индией свободы. Предложенная им резолюция, по меткому выражению одного из журналистов, получила название "Вон из Индии!".

Колонизаторы - в смятении. Такого бескомпромиссного требования от Ганди они никак не ожидали. Ганди и сам понимает это: "Я знаю, что новизна постановки вопроса, особенно при данном стечении обстоятельств, вызовет шок у многих людей. Но даже рискуя быть названным сумасшедшим, я должен был сказать правду, если не хочу обманывать самого себя. Я рассматриваю это как свой весомый вклад в войну и защиту Индии от грозящей ей опасности".

С резкой критикой резолюции "Вон из Индии!" выступили лидеры реакционных кругов страны и даже некоторые влиятельные конгрессистские деятели, например Ч. Раджагопалачария. В штыки ее приняли в английском парламенте, в том числе лейбористы. Все они рисовали страшные картины развала Индии, наступление анархии в стране, предрекали ужасы гражданской войны, говорили о неспособности индийцев противостоять вооруженным силам Японии и авторитетно выступать на международной арене, призывали народ к бессловесной покорности власть имущим.

Ганди, однако, невозмутимо парирует все возражения своих политических оппонентов. Он утверждает, что только свободная Индия может сплотиться для отпора агрессору и только в условиях независимости страна по-настоящему будет способна внести свой вклад в победу Объединенных Наций над фашизмом. Более того, вопреки своему прежнему убеждению в том, что Индия может завоевать независимость только в том случае, если ей удастся ликвидировать индусско-мусульманскую рознь, теперь он приходит к выводу, что религиозным распрям можно положить конец лишь после завоевания Индией независимости, когда Англия утратит способность играть на религиозно-общинных разногласиях.

Таким образом, практическая проверка своего нравственного абсолюта "всеединства" людей в условиях социально разобщенного общества, столкновение отвлеченных этических взглядов с жестокой политической реальностью приводит вождя индийского национального движения к выводу: любовь и самопожертвования нужны, но одними ими великого исторического дела не свершить - необходимы решительные действия, непримиримая борьба.

То, что Ганди борьбу за свободу Индии называл антиимпериалистической и в то же время отказывался признать ее классовой, ничуть не меняло сути дела. Его отказ от классового подхода к нравственности и морали не мог изменить объективного характера развития событий в борющейся за свою свободу Индии, существенно повлиять на расстановку внешних и внутренних классовых сил. Он и сам стал выдающейся личностью только потому, что неосознанно отражал объективное веление времени, требование исторического прогресса общества.

Прошел месяц со времени принятия Рабочим комитетом ИНК резолюции "Вон из Индии!". В Бомбее на расширенное заседание собрался Всеиндийский комитет Конгресса (пленум конгрессистской партии). На нем Ганди призвал все политические партии страны объединиться ради достижения свободы родины и ее защиты от японской агрессии. Речь шла о создании своего рода объединенного национального фронта. Он заявил, что уход англичан из Индии не ослабит обороноспособности страны, а напротив, усилит ее и что признание независимости Индии явится "первоклассной военной операцией", ибо боевой дух и единство народа важнее самого совершенного оружия.

В резолюции Комитета указывалось, что Конгресс "не стремится ни в какой мере затруднять оборону Китая и России, чья свобода драгоценна и должна быть сохранена, или ослабить обороноспособность Объединенных Наций".

Члены Всеиндийского комитета Конгресса обратились к Англии и Объединенным Нациям с заявлением, в котором говорилось, что "Комитет не имеет больше права удерживать нацию от попыток утвердить свою волю вопреки воле империалистического и авторитарного правительства, которое господствует над ней и препятствует ей действовать в своих интересах и в интересах всего человечества. Комитет поэтому постановляет: санкционировать для защиты неоспоримого права Индии на свободу и независимость начало массовой борьбы на основе принципа ненасилия под непременным руководством Ганди".

Руководители Конгресса провозгласили, что они не стремятся обеспечить власть своей партии и что политическая и государственная власть, когда она будет завоевана, будет принадлежать всему индийскому народу.

Дебаты затянулись. После единодушного утверждения резолюции "Вон из Индии!" Ганди обратился к присутствующим с заключительным словом. Возбужденные важным решением делегаты ждали от вождя конкретных установок, как действовать дальше. Однако нового они не услышали. Метод все тот же - кампания гражданского неповиновения, упорно повторял Ганди, добавляя: "Каждый из нас с этого момента должен считать себя свободным мужчиной или женщиной и поступать так, как если бы мы уже освободились из-под пяты империализма". Ганди и теперь не изменяет самому себе, и прежде всего заботится о выборе справедливых и честных средств для достижения политической цели. Он не хочет застать противника врасплох и ставить его в невыгодное положение. Он дает ему время на обдумывание: может быть, английские колонизаторы наконец осознают свою неправоту, и тогда все уладится справедливым согласием сторон? Поэтому он дает установку начать кампанию "Вон из Индии!" через две недели, подождав официальной реакции вице-короля на резолюцию Конгресса.

Тем временем вице-король не мешкал и слал тревожные шифровки в Лондон. А там не заставили себя ждать. Уже буквально на следующий день после принятия резолюции "Вон из Индии!" кабинет Черчилля принял решение расправиться с Конгрессом и его лидерами. Теперь лишь спешно уточнялся оперативный план ликвидации конгрессистской опасности. В этой связи министр внутренних дел Англии в Дели телеграфировал министру по делам Индии в Лондоне: "Мне понятно ваше указание насчет того, что Рабочий комитет Конгресса должен быть арестован целиком и заключен в тюрьму на основании Закона об обороне Индии, но мне не совсем ясно, почему вы намерены для обоснования ареста Ганди вновь прибегнуть к закону 1818 года, тогда как очевидно, что к нему в равной мере можно было бы применить тот же Закон об обороне Индии".

Власти в Дели выражали беспокойство, что применение к Ганди закона более чем вековой давности может послужить основанием для критики нелогичных действий правительства. У Лондона, однако, был свой расчет. Там еще надеялись оторвать популярного вождя от Конгресса и народа, заточить его в "башню из слоновой кости" и таким образом превратить революционера в обыкновенного философствующего религиозного отшельника.

Но на этот раз делийским властям удалось убедить Лондон в неразумности такого решения: Ганди не тот человек, он не будет из себя делать ни святого, ни пророка. Ему чуждо суеверие и все противоестественное, оторванное от обычной жизни. Его религия - конкретные земные поступки. Абстракции - не его мир.

3 августа вице-король в срочном донесении сообщил план карательной операции в Индии. Он информировал Военный кабинет, что первая часть плана уже успешно осуществляется: задействованы все средства пропаганды, и поэтому общественное мнение как в стране, так и за ее пределами будет подготовлено к тому, чтобы правильно воспринять чрезвычайные меры правительства.

Планом предусматривались специальные меры, чтобы полностью исключить для Ганди и других руководителей Конгресса возможность выступить с публичными заявлениями и призывами. В случае, если Ганди объявит голодовку, вице-король предложил осуществлять в отношении него тактику "кошки-мышки": в заключении ему будут созданы нормальные бытовые условия, соответствующее питание, медицинский присмотр, но как только его жизнь окажется в опасности, узник будет выпущен на свободу. И так всякий раз, иначе говоря, предлагался гуманизм по-звериному. Кабинет Черчилля нашел такую тактику вполне приемлемой.

В заключении вместе с Ганди будет разрешено находиться его секретарю и другу Махадеву Десаи, Маделин Слейд и врачу Шушиле Наир. Но это в том случае, если они добровольно согласятся пойти на все тюремные ограничения. Вице-король не сомневался, что никто из них не изменит своему вождю. Далее в плане подробно расписывались мероприятия, обеспечивающие секретное, внезапное и быстрое проведение операции.

Устанавливались единые закодированные команды, которые после передачи их по правительственным каналам связи во все провинции и княжества страны будут означать начало арестов.

На случай возникновения массовых беспорядков или распространения по стране кампании гражданского неповиновения вице-король отдал распоряжение командующему войсками в Индии привести в готовность войсковые подразделения для решительного подавления любых анти-британских выступлений. Разработаны отдельные инструкции для прессы.

Теперь Военный кабинет должен был подготовить общественное мнение в самой Англии и США, где президент Рузвельт, к негодованию Черчилля, лично следил за развитием событий в Индии.

В палате общин английского парламента Черчилль заявил: "Конгрессистская партия во многих отношениях уже отказалась от ненасилия, которое г-н Ганди издавна проповедовал в теории, и перешла к открытым революционным действиям". Черчилль умышленно преувеличивал действительное положение дел, чтобы оправдать готовившиеся карательные меры колонизаторов против конгрессистов.

Двух недель конгрессистам ждать не пришлось. 7 августа 1942 г. состоялось заседание Всеиндийского комитета Конгресса, а уже 9 августа все руководители ИНК, включая Махатму Ганди, оказались в тюрьме. Столь решительные и быстрые репрессивные меры правительства были неожиданными для Ганди,, и он не успел даже разработать инструкцию для осуществления всеиндийской кампании под лозунгом "Вон из Индии!".

"Злое начало" в политике, предпочтя коварство и интригу, хитрость, вероломство и грубую силу всякой добродетели, заняло выгодную и активную позицию в борьбе с национальным движением. "Добрая стратегия" полководца ненасильственного народного войска потерпела поражение. Еще не ступив на поле брани для духовно-нравственного сражения с колонизаторами, индийский народ лишился своих руководителей, и никто толком не знал, где и в каких застенках они теперь находятся. Все было покрыто мраком государственной тайны. Официальная пресса писала о внешних интересах империи и о суровых требованиях военного времени. Индийцев убеждали, что только английский король и могущественная Англия ценой своих "бескорыстных" усилий и жертв могут спасти их от неминуемой гибели.

Как и прежде, зло, верша свое черное дело, рядилось в благородную тогу. Наступит ли когда-нибудь этому конец?! Неужели политики так ничему и не научились за долгие столетия существования на Земле человеческого общества и государства?! - вопрошали критики Ганди слева.

Научились, убежден Ганди. Добро осознало себя. Человечество за свою историю накопило огромный потенциал духовных ценностей и славных дел. А потому по мере дальнейшего духовного и общественного развития человечества и каждого человека в отдельности добро будет одерживать все больше побед. Общество должно и непременно станет в конечном итоге ненасильственным: у него просто нет другого выхода. Ненасилие могущественнее тирании зла. Вопрос только в том, чтобы оно стало в жизни активнее зла, чтобы человек научился пользоваться ненасилием как непобедимым оружием своего ума и сердца.

Ганди, этот немощный телом старец, схвачен полицией и содержится под усиленной охраной. А во дворце вице- короля в Дели и в резиденции Черчилля в Лондоне спокойнее не стало. Там боятся Великой души.

11 августа, на второй день после ареста Ганди, министр по делам Индии телеграфировал вице-королю в Дели о том, что Военный кабинет уже рассмотрел его срочное донесение о возможном объявлении Ганди голодовки-протеста и что в Лондоне полностью осознают его, вице- короля, трудности и те серьезные последствия, которые, вероятно, станут неизбежными в Индии, если Ганди умрет, образно говоря, на его руках.

Ничего не имея против коварной тактики "кошки-мышки" по отношению к Ганди в принципе, министр поставил перед вице-королем ряд вопросов. В частности, и его, и Черчилля тревожило то обстоятельство, что, окажись умирающий Ганди на свободе, его трудно будет изолировать от внешнего мира, умирая, он еще может успеть нанести ощутимый урон правительству и престижу империи. Лондон, разумеется, интересовала не судьба индийского вождя. Его возможная кончина ничуть не волновала английское правительство. Власти были озабочены, как бы сделать так, чтобы Ганди ушел из жизни незаметно, тихо и по своей собственной воле, чтобы он своей жертвенной смертью не потряс устои колониальной власти в Индии.

Обитель Махатмы Ганди

Военный кабинет в этой связи предписывал вице-королю продумать до мельчайших деталей избранную им тактику "кошки-мышки". Главное при переводе голодающего Ганди из места заключения в его обитель - обеспечить полную изоляцию "свободного" узника от друзей и единомышленников; перекрыть всякие каналы, по которым он мог бы осуществить контакты с прессой; оцепить район предполагаемого местонахождения Ганди плотным кольцом полицейского заслона.

Возможно ли осуществить все это на практике? - запрашивал вице-короля кабинет Черчилля. И, опасаясь, что эти меры окажутся все-таки неэффективными, предлагал ему изучить вопрос и незамедлительно сообщить свое мнение о целесообразности высылки Ганди, Неру и других руководителей Конгресса из Индии, например, в Южную Африку или на малонаселенные острова в Индийском океане.

16 августа шифрованной телеграммой вице-король ответил Лондону. Имея в виду, сообщал он, что по причине плохого состояния здоровья Ганди может не перенести длительной дороги в Южную Африку или в Аден, принято решение поместить его под стражу в районе Пуны в пустующем дворце верного английским властям мусульманского миллионера Ага Хана. Остальных руководителей Конгресса содержать в заключении отдельно от Ганди в Ахмаднагарской крепости, расположенной в 300 километрах от Бомбея. Территория дворца Ага Хана будет обнесена колючей проволокой и круглосуточно охраняться специальным подразделением полиции. На случай голодовки Ганди разработана целая система мер. К Ганди будет подослан его сын Девадас, который, заботясь о судьбе отца, по мнению губернатора Бомбея, вероятно, согласится сотрудничать с английскими властями и информировать их о том, что происходит во дворце Ага Хана. Ему же, если отец объявит голодовку, будет доверено, при условии соблюдения им интересов английского правительства, определять круг лиц, исключая представителей прессы, которым будет дозволено свидание с Ганди.

По мнению вице-короля и губернатора Бомбея, осуществление этого плана отвечало бы их замыслу и позволило бы английскому правительству выглядеть перед индийской и мировой общественностью в деле Ганди вполне гуманно.

Кабинет Черчилля, одобрив соображения вице-короля, тем не менее предписал ему занять в отношении Ганди твердую линию и действовать, сообразуясь со складывающимися обстоятельствами.

И все-таки Ганди, находясь в строгой изоляции от внешнего мира, не давал покоя колонизаторам. Вопрос о нем еще не раз выносился на повестку дня заседаний Военного кабинета. Разве одно это не свидетельствовало о выдающейся роли Ганди в национально-освободительном движении в Индии, об эффективности его ненасильственных методов борьбы за свободу своей страны?!

Английские власти нимало не смущало беспардонное вторжение в личную жизнь узника, использование безнравственных средств слежки за ним, отвратительных по своей сути приемов лжи и лицемерия для обмана общественности. Не случайно поэтому на протокольных записях заседаний кабинета по "делу Ганди" помимо грифа "секретно" жирным шрифтом указывается: "Подлежит хранению под замком и на ключе". Мало того, делается еще и дополнительная приписка с просьбой обращаться с протоколами особо осторожно, дабы сохранить их содержание в абсолютной тайне.

Но история - беспощадный судья. Рано или поздно, тайное становится явью, и в этом смысле суд будущего действительно неотвратим.

Когда повсюду в Индии шли повальные аресты и в тюрьмах уже находились почти все видные руководители Конгресса, агентство Рейтер распространило заявление Раджагопалачария о плане выхода из создавшегося в Индии политического кризиса. Говорили, что идея этого плана возникла не без подсказки и участия дипломатических эмиссаров США. Тем не менее его единственным автором выступил Раджагопалачария, который в 1937-1939 годах был главным министром конгрессистского правительства в провинции Мадрас. Политическое кредо Раджагопалачария было настолько консервативным, что он не находил общей платформы даже с конгрессистами, стоявшими на крайне правом крыле партии. По этой причине уже к 1940 году он вышел из Конгресса. Его план был неоригинален: что-то похожее обсуждалось еще правительством Чемберлена в 1939 году. Собственно, это была старая, уже провалившаяся идея, с которой Раджагопалачария никак не мог расстаться. Суть - создание марионеточного индийского правительства с сохранением верховной власти за британской короной. За вице-королем закреплялось единоличное право назначать и смещать министров, утверждать или отклонять все решения правительства.

Инициатор плана обратился к вице-королю с просьбой организовать ему поездку в Лондон. Тот запросил английское правительство. 7 ноября 1942 г. вопрос был вынесен на обсуждение Военного кабинета. К этому времени в Лондоне получили и письмо Криппса, который, потерпев неудачу со своей миссией в Индии, рекомендовал принять Раджагопалачарию. Криппс писал, что беседы с ним ни к чему не обязывают, но были бы весьма полезными как свидетельство того, что правительство его величества предпринимает-де постоянные усилия, чтобы найти способ урегулирования индийской проблемы. Во всяком случае такой шаг показал бы нашим друзьям и в Индии, и в Америке, подчеркивал он, что мы делаем для достижения этой цели все от нас зависящее.

Криппс откровенно писал, что не имеет в виду достижение какого-либо положительного результата от переговоров. Он предлагал принять Раджагопалачарию для обмана общественного мнения и для того, чтобы "умаслить" американского союзника. А для придания визиту Раджагопалачария в Лондон большей политической важности просил организовать ему в Индии встречу с Ганди и как можно шире разрекламировать ее.

Выдвигая такое предложение, вице-король и Криппс не учли одного - Черчилль не допускал и тени мысли об изменении колониальных порядков в Индии. Даже политическая игра на этот сюжет казалась ему неприемлемой. Он мог мастерски разыграть любой политический сценарий, что же касалось Индии - нет. Индия значила для британской империи слишком многое, чтобы играть с ней в опасные игры. Черчилль был опытным и мудрым политиком, но он не мог даже притворно проявить терпимость к идее предоставления Индии независимости, хотя бы в отдаленном будущем.

План Раджагопалачария вместе с соображениями вице-короля и Криппса были отвергнуты Черчиллем с порога как несостоятельные. Кстати, одним из мотивов решения кабинета послужило то, что индийской общественности было хорошо известно о политических расхождениях Раджагопалачария с Ганди. Уже одно это обстоятельство не могло никого ввести в заблуждение: Раджагопалачария без Ганди не представлял реальной политической силы в Индии.

Индия не была подготовлена к организованному и достаточно широкому выступлению против колонизаторов, их армии и полиции. Правда, в течение нескольких месяцев народные волнения охватывали многие индийские провинции. Мощные антиимпериалистические демонстрации состоялись в Дели, Бомбее и Калькутте. В прессе даже замелькали заголовки о начале революции. Но это была не революция, а стихийное, лишенное руководства выступление возмущенных масс. Правительство действовало решительно, не останавливаясь перед массовыми расстрелами демонстрантов. Для расправы с индийцами по указанию Черчилля была использована авиация. Толпы безоружных и беспомощных людей безжалостно обстреливались из пулеметов с воздуха.

В ряде районов страны в ответ на жестокое насилие властей возникли группы индийских повстанцев, которые громили полицейские участки, взрывали железнодорожные мосты, нарушали связь. Но эти разрозненные группы, не имея единого руководящего центра, не могли противостоять регулярным войскам и вскоре были разбиты.

Ганди заранее предупреждал правительство, что кампания гражданского неповиновения может выйти за рамки ненасилия. Это звучало серьезной угрозой в адрес англичан. Расчеты Ганди на то, что колонизаторы в условиях военной угрозы со стороны Японии не решатся на массовые карательные операции против индийского народа, не оправдались. Народ оказался неподготовленным к серьезным схваткам с властями, и момент для его выступления был выбран неудачно. Тем не менее индийцы показали свою приверженность делу свободы Индии. "Августовская революция... окончилась поражением, но она свидетельствовала о важном сдвиге в национальном движении - готовности его участников, воспитанных в основном в духе гандистской доктрины ненасилия, выступить с оружием в руках в борьбе за свободу" - так оценивают советские индологи в монографии "История Индии" (М., 1973) события этого этапа национально-освободительной борьбы индийского народа.

Все большее число индийцев начинало понимать, что, ведя войну, западные державы - Англия и США - борются не за изменение, а за увековечение угодного им мирового порядка. До войны они умиротворяли фашизм как силу, способную сдержать социализм и освободительную борьбу народов. Руководители западных держав уже в ходе войны со скрытым сожалением видели, как рушатся бастионы крайней реакции, как ненавистна свободолюбивым странам их империалистическая политика. "Иногда они красноречиво говорили о будущем, чтобы умиротворить свой народ, - отмечал Дж. Неру, - но политика их имела мало общего с этими красивыми фразами. Для Уинстона Черчилля это была война реставрации старых порядков и ничего больше, это было сохранение с небольшими изменениями как социального строя Англии, так и политической структуры ее империи. Президент Рузвельт выступал более многообещающе, но его политика существенно не отличалась от общей политики..."

Английское правительство, опасаясь нарастания освободительного движения в Индии, решило раз и навсегда расправиться с Ганди и Конгрессом, со всеми индийскими патриотами. Черчилль угрожающе заявил в адрес Индии: "Я стал первым министром короля не для того, чтобы председательствовать при ликвидации Британской империи". Его империалистические амбиции поддержали не только консерваторы, но и лидеры лейбористской партии, которые вслед за Черчиллем клялись сохранить и укрепить империю после войны.

Из союзных держав только Советский Союз заявил о задачах войны против государств фашистского блока, которые были сформулированы в выступлении Председателя Государственного Комитета Обороны И. В. Сталина 3 июля, в Декларации правительства СССР на межсоюзнической конференции в Лондоне в сентябре 1941 года.

"Советский Союз, - провозглашалось в Декларации, - отстаивает право каждого народа на государственную независимость и территориальную неприкосновенность своей страны, право устанавливать такой общественный строй и избирать такую форму правления, какие считает целесообразным и необходимым для обеспечения экономического и культурного процветания своей страны". Советское правительство выражало уверенность в том, что в результате полной и окончательной победы над гитлеризмом будут заложены основы правильных и отвечающих желаниям и идеалам свободолюбивых народов отношений международного сотрудничества и дружбы".

Эти же цели войны, которую вел Советский Союз против гитлеровской Германии, были подтверждены 7 ноября 1942 г. по случаю празднования 25-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции.

Однако Советский Союз, приняв на себя основную тяжесть войны, естественно, не мог в те годы прямо и непосредственно солидаризироваться с борьбой индийского народа за свободу. Правительство Сталина скрупулезно оберегало с трудом налаживавшиеся союзнические отношения с Великобританией и США. Борьба с немецким фашизмом и японским милитаризмом требовала усилий всех свободолюбивых государств и народов мира. Поэтому Сталин не только не препятствовал военным усилиям Великобритании в Индии, но и ожидал от антифашистских сил в этой стране максимально активного участия в войне против стран "оси".

Ганди и Неру с пониманием относились к такой позиции Советского правительства и ни в коей мере не подвергали критике или сомнению британо-советский военно-политический союз. Хотя каждый из них руководствовался своей собственной позицией в вопросе о войне, тем не менее оба были активными антифашистами. Но в общем потоке национально-освободительного движения в Индии было и немало трагично заблуждавшихся националистов, которые, отчаявшись, готовы были и, что особенно горько, шли ради достижения национальных целей на сотрудничество со странами "оси".

Быть подлинным интернационалистом не на словах, а на деле, сердцем воспринимать примат общечеловеческих интересов перед узконациональными страстями и амбициями дано, к сожалению, немногим политикам. Таким политиком без всяких оговорок был Ганди.

Арест Ганди и его соратников по Конгрессу вызвал волну протестов не только в Индии, но в самой Англии и в других странах. Даже консервативные газеты Англии "Таймс", "Дейли геральд" призывали премьер-министра Черчилля "отказаться от своего фантастического подхода к индийской проблеме" и попытаться найти политическое решение на основе переговоров с Конгрессом и лично с Махатмой Ганди.

Требуя освобождения Ганди, подали в отставку несколько министров в провинциальных правительствах, в защиту индийского вождя выступили даже лояльные к английским властям индийские либералы, члены законодательных собраний и некоторые из князей.

Вице-король, имея строгие инструкции из Лондона, отклонял все ходатайства и прошения о пересмотре дела Ганди и лидеров Конгресса. Министр внутренних дел Индии обвинил Ганди в организации вооруженных выступлений против правительства, в саботаже и санкционировании актов насилия. Ко всем возражениям защитников Ганди и к разъяснению самого заключенного, доказывающего, что методом политической борьбы Конгресса является ненасильственное сопротивление, правительство оставалось глухо.

Контакты Ганди с внешним миром контролировались лично вице-королем, и никакие корреспонденты, тем более иностранные, к узнику не допускались.

12 ноября 1942 г. Раджагопалачария добился аудиенции у вице-короля с единственной целью вымолить у него разрешение встретиться с Махатмой Ганди. "Нет, нет и еще раз нет", - был ответ наместника английской короны в Индии. Покинув дворец вице-короля, Раджагопалачария сокрушенно заявил окружавшим его журналистам: "Полученный мною отказ означает, что урегулирование политического тупика стало невозможным. Ибо с точки зрения самих англичан никакого решения не может быть достигнуто без Конгресса или Гандиджи..."

Между Махатмой Ганди и вице-королем весь конец 1942 и начало 1943 года велась интенсивная переписка, о содержании которой знал исключительно узкий круг лиц в Дели и Лондоне. Узник тщетно пытался убедить лорда Линлитгоу в том, что английское правительство заняло опасную и ошибочную позицию в отношении Индии и что такая позиция только ослабляет усилия Объединенных Наций в их борьбе против гитлеровской Германии, милитаристской Японии, фашизма в целом. В своем письме от 19 января 1943 г. Ганди писал вице-королю: "1. Если вы хотите, чтобы я действовал в одиночку, убедите меня, что я был до этого неправ, и я смело исправлю ошибку. 2. Если вы желаете, чтобы я сделал какое-либо предложение от имени Конгресса, вы должны дать мне возможность встретиться с членами Рабочего комитета Конгресса..."

Лорд Линлитгоу отвечал индийскому вождю подчеркнуто почтительно, не забывая отметить, что он со всем вниманием изучил его письмо и был тронут искренностью, благородством и душевностью его автора, но... То, что следовало за этим "но", всегда отражало политическую реакцию консервативного правительства Черчилля на события в Индии: не останавливаться перед выбором средств, чтобы задушить национально-освободительное движение, оставить Индию в колониальном подчинении Англии.

И на этот раз, 25 января, вице-король ответил Ганди, что события, имевшие место в стране, "не дают ему альтернативы, кроме как рассматривать конгрессистское движение и вас как уполномоченного, наделенного всей полнотой власти деятеля, который в августе прошлого года принимал решения и который несет ответственность за осуществление мрачной кампании насилия, преступлений и революционной деятельности, кампании, нанесшей такой огромный вред и подорвавшей доверие к Индии..." Короче - английское правительство отказывалось идти на политическое урегулирование и вступать в переговоры с руководителями ИНК.

Не имея никакой другой возможности для выражения политического протеста, Ганди 29 января (теперь уже в открытом обращении к лорду Линлитгоу) объявляет 21-дневную голодовку.

Вице-король пишет узнику пространный ответ, в котором вновь упрекает его за организацию революционных насильственных действий, за его открытый призыв к индийскому народу - "действовать или умереть!". В заключение Линлитгоу пишет, что решение Ганди объявить голодовку является его личным делом и весь риск, связанный с этим решением, лежит на нем самом. Однако он, вице-король, "рассматривает использование голодовки для достижения политических целей как одну из форм политического шантажа..."

Вице-король, остерегаясь роста недовольства в стране, через своего министра внутренних дел Тоттенхэма предлагает Ганди на время голодовки освободить его из-под стражи. Но тот отклоняет показной гуманизм властей и заявляет, что желает осуществить свою голодовку в качестве заключенного его величества, а не свободного гражданина Индии. Тактика вице-короля по принципу игры в "кошки-мышки" сразу же была разгадана Махатмой Ганди и потерпела неудачу.

Полностью отданная служению своему народу жизнь Ганди была на редкость счастливой. Даже в годы физических и моральных страданий, часто выпадавших на его долю, дух его никогда не ослабевал, любовь к людям становилась еще глубже, а уверенность в том, что индийский народ завоюет свою свободу, наполняла его существование желанием дождаться этого дня.

Годы, однако, делали свое дело. Многие самые близкие друзья Ганди постепенно уходили из жизни. Здесь, во дворце Ага Хана, умирал самый преданный его сподвижник Махадев Десаи, который до последнего вздоха посвятил ему свою жизнь. Кастурбай, жена Ганди, тоже находившаяся в заключении во дворце Ага Хана, переживает один сердечный удар за другим.

Голодовку Махатма Ганди начал 10 февраля. Уже через неделю врачи отметили резкое ухудшение его здоровья.

19-20 февраля в Дели состоялось совещание двухсот политических деятелей, собравшихся со всей Индии. Они потребовали освобождения Ганди из тюрьмы. Вице-король отклонил их требование. По всей стране начались массовые митинги протеста. Голоса протеста раздавались из-за рубежа.

США, преследуя собственные цели в Азии, давно и пристально следили за всем происходящим в Индии. Возможность революции в Индии пугала их не меньше, чем Англию, и предотвратить "худшее" они хотели уступками национальной буржуазии, а также экономической и идеологической экспансией в эту страну.

Еще до начала голодовки Ганди корреспондент газеты "Нью-Йорк уорлд телеграм" В. Симмс писал об огромном стратегическом значении Индии для США. "Индия, - отмечает он, - будет одной из самых сложных послевоенных проблем, с которыми придется столкнуться союзникам. В Индии и Китае, двух соседних странах, роится более половины населения земного шара, и от их политического и экономического статуса после войны в огромной степени зависит наше будущее и будущее Европы. Поэтому Соединенные Штаты не могут быть безразличными к тому, что происходит в Индии, даже если бы они и захотели этого".

Черчилль, раздраженный растущим интересом США к делам Индии, все же информировал президента Рузвельта: "Вице-король арестовал и интернировал несколько сот (десятков тысяч. - Авт.) членов партии Индийский национальный конгресс с санкции Военного кабинета... В начале февраля Ганди объявил голодовку на три недели... Он упорно продолжал голодовку, и была поднята самая усиленная пропаганда во всем мире. Утверждали, что близится его смертный час... В конце концов, убедившись в нашем упорстве, Ганди прекратил голодовку (как он и говорил - по истечении трех недель. - Авт.), и хотя его здоровье и было весьма слабо, оно серьезно не пострадало..."

"Этот инцидент, - признавался далее Черчилль, - в свое время заставил меня сильно волноваться, потому что смерть Ганди произвела бы глубокое впечатление в Индии, где его святостью глубоко восхищались. Мы, однако, правильно оценили положение".

Черчилль лукавил. Ознакомившись с заключением врачей о состоянии здоровья Ганди (прогрессирующее малокровие, неустойчивое кровяное давление, аритмия сердца), премьер-министр был уверен тогда, что дни индийского вождя сочтены. Правительство уже распорядилось подготовить все для его кремации и, самое главное, полицейские и войсковые силы для быстрой ликвидации ожидаемых беспорядков в стране.

Итак, Черчилль успокоил США, что никакой революции в Индии из-за голодовки Ганди не произошло и что английское правительство-де лучше американцев разбирается во внутриполитической обстановке в своей и только своей колонии, а американцам нечего беспокоиться. Тем не менее Соединенные Штаты упорно продолжали поиски контактов с индийскими национальными лидерами на случай их прихода к власти в будущем. В апреле 1943 года Уильям Филлипс, личный представитель президента США в Индии, попытался было добиться встречи с Ганди, но ему было в этом отказано.

В июне 1943 года на пост нового вице-короля Индии был назначен Уэйвелл, человек военный, любивший говорить и действовать без лишней дипломатии. Что же касается личного отношения Уэйвелла к Махатме Ганди, то оно - в его оскорбительных словах, которые он произнес в адрес индийского вождя. Уэйвелл назвал Ганди "зловредным старым политиком.., практичным, упрямым, деспотичным и лживым". Назначение Уэйвелла не сулило никаких перемен в индийской политике в Англии.

В это время, находясь в заключении вместе с мужем, умирала Кастурбай. 22 февраля 1944 г. ее не стало. Ганди прожил с ней в любви и согласии 62 года. Она была ему в жизни постоянной опорой и бесконечно верной подругой, безропотно разделявшей с мужем и радость борьбы, и все лишения и страдания. Страна чтила память супруги индийского вождя. По всей Индии прошли дни памяти Кастурбай, состоялись траурные шествия и митинги. Ганди безмолвно сидел у ложа умершей жены. Сразу же после кремации Кастурбай он серьезно заболел сам и был прикован к постели три месяца. Движение за его освобождение не прекращалось.

6 мая 1944 г. английское правительство в Индии опубликовало коммюнике, в котором говорилось, что, "принимая во внимание медицинское заключение о здоровье г-на Ганди, правительство решило освободить его из заключения без каких-либо условий". В коммюнике подчеркивалось, что это решение было принято не потому, что с Ганди снималось обвинение, а исключительно на основании медицинских данных.

Ганди переезжает в Бомбей и, никого не принимая, объявляет две недели абсолютного молчания: надо сосредоточиться в уединении и все хорошенько обдумать. Состояние его здоровья почти не улучшилось. Он пишет письма политическим деятелям, говорит, что он вовсе не рад своему освобождению, скорее испытывает чувство стыда, ибо его друзья еще томятся в тюрьмах. Ганди подчеркивает, что ничто и никто не заставит его отказаться от августовских (1942 г.) решений Конгресса и от призыва "действуй или умри!". "Это для меня дыхание самой жизни".

Находясь в заключении, Ганди познакомился с трудом К. Маркса "Капитал", с другой марксистской литературой. Он все больше стал задумываться об экономической сущности капиталистического общества. Ганди видел, как марксизм проникает в сознание заводских рабочих. Не соглашаясь с классовым подходом коммунистов к освободительной борьбе, Ганди воздает должное их патриотизму и решительности. Он признает, что сторонники смелых действий подталкивают его к таким же действиям. Признавая революционизирующее влияние коммунистического движения, Ганди говорит: "В стране, несомненно, имеется партия насилия. Ее силы растут. Члены этой партии такие же патриоты, как и лучшие из нас. Более того, принесенные ею большие жертвы - ее заслуга. Никто из нас не превзойдет эту партию в отваге. Но, восхищаясь ее мужеством, я не верю в ее методы. Эту партию не увлечешь речами, резолюциями и даже конференциями. Только действиями можно убедить ее".

Объективная реальность классового общества, хотел того или не хотел Ганди, поставила его во главе освободительного движения под лозунгами "Вон из Индии!.. Действуй или умри!"

Весной 1945 года всему миру стало очевидно, что страны "оси" войну проиграли. Советские войска штурмовали Берлин. Военно-политическая обстановка в Южной и Юго-Восточной Азии также изменилась в пользу союзных держав. Главнокомандующий англо-американскими войсками в этом районе лорд Маунтбеттен доносил Черчиллю, что угроза Индии со стороны японцев миновала. Теперь, когда победа союзников в войне была обеспечена, содержать в заключении руководителей ИНК под предлогом военно-политической необходимости для отражения японского вторжения в Индию было по меньшей мере нелогично. 15 июня 1945 г. все руководители Конгресса вышли на свободу.

Поражение гитлеровской Германии и ее союзников, рост международного авторитета и усиление роли Советского Союза в решении мировых проблем, начавшиеся революционные изменения в освобожденных Советской Армией странах Центральной и Юго-Восточной Европы, укрепление демократических сил в мире и ослабление позиций колониальных держав в Азии и Африке, обострение кризиса всей колониальной системы империализма - все эти факторы изменившейся к концу войны обстановки воздействовали на внутриполитическое положение в Индии.

За годы войны выросла деловая активность индийской торгово-промышленной буржуазии. Англия потеряла монополию в экономике своей главной колонии. Американский капитал, воспользовавшись экономическими трудностями Англии в период войны, стал усиленно проникать на индийский рынок. К концу войны доля США в индийском экспорте выросла с 8 до 21 процента, а в импорте с 6 до 25 процентов. Потеря Англией своей торгово-экономической монополии в Индии объективно способствовала укреплению позиций индийской буржуазии. Однако прекращение военных заказов повлекло за собой сокращение производства, закрытие предприятий, массовую безработицу. Понижение рыночной конъюнктуры пагубно сказалось на положении миллионов мелких кустарей и торговцев. Мелкие буржуа разорялись. Неурожайный 1944/45 сельскохозяйственный год поставил под угрозу голодной смерти 100 миллионов крестьян, которые хлынули в города в поисках работы.

Все говорило о том, что в стране назревал политический взрыв, который неизбежно должен был приобрести антиимпериалистическую, антианглийскую направленность. Социальные силы индийского субконтинента пришли в движение, группируясь по разным сторонам баррикад. Наращивали политическую активность в отношении Индии и правящие круги Англии, пытаясь во что бы то ни стало сохранить свое колониальное господство. "Индия изменилась, и за ее внешним спокойствием скрывались сомнение и недоумение, разочарование и гнев, а также сдерживаемая страсть... Гладкая поверхность покоробилась, и на ней появились трещины. Волны возбуждения прокатились по стране; после трех лет народ прорвал оболочку сдержанности. Я никогда раньше не видел таких огромных толп, такого лихорадочного возбуждения, такого страстного стремления народных масс к освобождению", - писал Дж. Неру в летние месяцы 1945 года.

Британское правительство, обеспокоенное обстановкой в Индии, вызвало Уэйвелла в Лондон для консультаций. Как и в предшествующие годы, колонизаторы решили сделать ставку на обострение разногласий между основными политическими партиями страны - Конгрессом и Мусульманской лигой. Тем более что состоявшиеся еще в сентябре 1944 года переговоры Ганди с Джинной зашли в тупик. Индийский вождь не мог согласиться с религиозно-экстремистской позицией Джинны, который требовал признания за Лигой исключительного права выступать от лица всех мусульман Индии и одобрения идеи образования Пакистана.

Уэйвелл, вернувшись из Лондона в мае 1945 года, объявил о намерении сформировать Исполнительный совет при вице-короле из представителей индийских политических партий. Ганди сразу же скептически отнесся к английскому предложению, считая его совершенно неудовлетворительным, однако переговорам не стал препятствовать, хотя сам в них непосредственно не участвовал. Переговоры начались в летней резиденции вице-короля в Симле. В них приняли участие представители Конгресса Неру, Патель, Азад и руководители Мусульманской лиги во главе с Джинной.

Разъясняя предложение британского правительства, вице-король заявил, что места в Исполнительном совете фактически будут резервироваться не за политическими партиями, а за религиозными общинами. Это оказалось неприемлемым для обеих партий. Ганди всегда подчеркивал, что ИНК является не индусской религиозной, а все- индийской политической организацией. Джинна же, напротив, претендовал на исключительное представительство Лиги от имени всей мусульманской общины страны и не соглашался с тем, чтобы в Исполнительный совет вошли мусульмане-конгрессисты. Ганди, подобно Неру и другим конгрессистам, считал английское предложение иллюзорным, реализация которого, если бы даже и осуществилась, не могла принести свободы Индии, ибо предполагалось, что совет будет ответствен только перед английской короной и парламентом.

Переговоры в Симле окончились полным провалом. Как и следовало ожидать, ответственность за это Уэйвелл возложил на Ганди и его соратников - участников конференции. О сепаратистской позиции Джинны вице-король предпочел умолчать: она вполне устраивала правительство Англии.

Ганди не покидало чувство горькой досады, когда он видел, как торжествовали колонизаторы и лично лорд Уэйвелл, наблюдая за яростными спорами индийцев, у которых была одна родина и которые некогда жили в духе религиозной терпимости и внутреннего согласия между общинами. Индусы и мусульмане, составляя одну исторически сложившуюся нацию, могли бы жить в мире, если бы внутренняя религиозная реакция не поддерживала политику колонизаторов. С религиозными распрями, еще раз убеждается Ганди, можно будет покончить только в условиях независимой и демократической Индии.

В то же самое время, когда лорд Уэйвелл, подстрекая представителей двух индийских партий к раздору, председательствовал на конференции в Симле, в Англии состоялись первые послевоенные выборы. Консерваторы потерпели поражение. Черчилль ушел в отставку, и резиденцию премьер-министра занял лидер лейбористской партии Клемент Эттли. Некоторые из конгрессистских руководителей, в отличие от Ганди и Неру, ожидали от лейбористского правительства нового подхода к индийской проблеме. Председатель ИНК А.К. Азад, несмотря на отговоры Неру, направил Эттли поздравительную телеграмму, в которой выражалась надежда, что теперь английское правительство предоставит Индии давно обещанное ей самоуправление. Ответ Эттли не вселял больших надежд: премьер только обещал приложить все старания, чтобы достичь правильного разрешения индийской проблемы. Эттли вызывает вице-короля Уэйвелла в Лондон для проведения консультаций с членами нового правительства.

Пока Уэйвелл находился в Лондоне, здесь, в Индии, состоялось несколько заседаний Рабочего комитета Конгресса, посвященных международным проблемам, от политически правильного решения которых во многом зависела судьба Индии.

О свободах, обещанных в начале войны Соединенными Штатами и Англией порабощенным народам в Атлантической хартии, вспоминали теперь все реже. Будущее мира западные державы начали представлять как сохранение прежнего мирового порядка с некоторыми "территориальными изменениями" за счет виновников войны - Германии, Японии, Италии.

Неру, стоявший у истоков независимой внешней политики Индии, часто обсуждает с Ганди проблемы, связанные с международной обстановкой, которая складывалась в конце второй мировой войны.

Ганди, всецело поглощенный внутренними делами своей страны, тем не менее проявляет большой интерес к предложению о создании международной Организации по поддержанию мира и безопасности - ООН. Он усматривает в идее создания такой организации возможность практического воплощения принципов ахимсы (ненасилия) в жизни международного сообщества. Если в области классовых отношений принципы ахимсы (даже по признанию самого Ганди) часто оказывались "бессильными", то применение их в межгосударственных отношениях сулило человечеству большие надежды.

Гандистская ахимса применительно к мировому сообществу означала бы отказ от угрозы и использования силы при решении спорных международных вопросов, объявление войны вне закона, установление справедливых и взаимовыгодных отношений между различными странами, отношений дружбы и сотрудничества между ними, которые бы основывались на взаимном уважении, невмешательстве во внутренние дела друг друга и на урегулировании всех противоречий путем переговоров. Ганди говорит: "Мы хотим свободы для нашей страны, но не за счет кого-то другого или ценою эксплуатации и деградации других стран... В мире не должно быть места для расовой ненависти. Пусть это и будет нашим национализмом".

Собравшись в Бомбее (июнь 1945 г.), Рабочий комитет ИНК провозгласил, что международный мир и любой новый мировой порядок может быть создан только на основе признания свободы угнетенных наций, устранения всех форм и методов империалистического господства над ними.

Еще раньше Конгресс по инициативе Махатмы Ганди и Джавахарлала Неру направил своих представителей на конференцию Объединенных Наций в Сан-Франциско, открывшуюся в апреле 1945 года. Таким образом, на этой конференции наряду с официальной делегацией Индии, в которую входили лица, назначенные английским правительством, присутствовали и два представителя ИНК - сестра Неру Виджайялакшми Пандит и Шива Рао. В связи с этим глава советской делегации на конференции в Сан-Франциско заявил: "Мы имеем здесь, на конференции, делегацию от Индии. Но Индия не является независимой страной. Мы все понимаем, что придет время, когда будет выслушан и голос независимой Индии". Это заявление было прямой политической поддержкой национально-освободительного движения в Индии.

В июльской (1945 г.) резолюции Рабочего комитета ИНК вместе с горячей и безусловной поддержкой усилий Объединенных Наций создать действенный орган по поддержанию международного мира и безопасности содержится резкая критика в адрес западных держав, которые "не проявили склонности к тому, чтобы отказаться от своих колониальных владений..."

Особенно возмутила индийских патриотов позиция США, выразителем которой был Дж. Ф. Даллес, будущий госсекретарь США. Являясь представителем США на конференции в Сан-Франциско, он больше всего занимался вопросами установления "опеки" над иностранными территориями. В резолюции Рабочего комитета ИНК по повотду позиции западных держав, в частности, говорилось: "Решение Сан-Францисской конференции по вопросу об установлении опеки и, особенно, энергичное возражение со стороны некоторых держав против использования слова "независимость" являются доказательством того факта, что империалистические державы все еще действуют в старой империалистической манере и намерены удерживать и эксплуатировать свои колониальные владения". Рабочий комитет ИНК отмежевался от действий официальной индийской делегации на конференции в Сан-Франциско, которая, как указывалось в резолюции Комитета, не представляла интересов народов Индии, а занимала позицию, указанную ей Англией.

Тем временем вице-король Уэйвелл завершил свои консультации в Лондоне. 19 сентября 1945 г. одновременно в Лондоне и Дели была объявлена первая декларация правительства Эттли о политике в Индии. В ней говорилось, что лейбористы осуществят меры, изложенные в предложениях миссии Криппса 1942 года. Объявлялось о проведении зимой 1945/46 года выборов в центральную и провинциальные законодательные ассамблеи. О независимости в декларации вообще не упоминалось.

Ганди никак не комментировал новую попытку английского правительства умиротворить Индию уже давно отвергнутыми и негодными средствами. Он просто игнорировал предложения Эттли, которые Неру охарактеризовал как "неопределенные и не отвечающие требованиям" индийского народа.

Массовые антиколониальные выступления индийцев разрушили планы английских правящих кругов подменить подлинную независимость Индии мнимой свободой. Экономическая борьба индийских рабочих во второй половине 1945 года, как правило, стала сочетаться с выдвижением ими политических требований и с антиколониальными выступлениями. Стачки и демонстрации перерастали в вооруженные столкновения с войсками и полицией. В рабочем движении страны возросли роль и влияние индийских коммунистов. Вернувшиеся с фронтов второй мировой войны тысячи демобилизованных индийских солдат еще более революционизировали обстановку в стране. Это уже были не забитые крестьяне, а люди, побывавшие в боях, видевшие мир и узнавшие, что такое свобода и демократия и как за них борются другие народы.

В начале 1946 года Индию посетила делегация парламента Великобритании в составе десяти человек. В нее входили представители всех партий. Английским парламентариям надлежало в течение пяти недель изучить обстановку в стране и представить правительству Эттли свои соображения о том, насколько готова Индия к получению независимости.

Парламентарии первым делом пришли к Махатме Ганди. Встретил он их с присущей ему доброжелательностью, и, ведя разговор на прекрасном английском, тепло шутил. Стульев в небольшой комнате не было, и джентльменам из Лондона пришлось усесться полукругом перед хозяином прямо на полу.

- Почему вы хотите изгнать из страны англичан? - перешел к деловому разговору лейборист Р. В. Соренсен, известный своими либеральными взглядами и симпатиями к Индии.

- Ничего подобного мы не хотим, - серьезно ответил Ганди. - Особенно по отношению к таким высокоуважаемым в Индии людям, каким мы считаем вас, господин Соренсен.

- Но позвольте, а ваш лозунг "Вон из Индии!"? - кто-то из парламентариев нетерпеливо перебил Ганди.

- Лозунг остается в силе, - спокойно сказал Ганди и пояснил: - Это вовсе не означает, что индийцы питают ненависть к англичанам. Они могут оставаться, если пожелают, и по-прежнему жить в Индии как ее равноправные граждане. Индийцы сами, познав позор расовой дискриминации, не намерены ущемлять теперь законные права и интересы проживающего в нашей стране белого населения. Это походило бы на тупую месть и отвратительный расизм наизнанку. Такого свободная Индия никогда не допустит. Из Индии должны уйти не англичане, а их имперская власть, предоставив местному населению самому управлять своей страной.

- А готова ли Индия к этому? - наперебой раздались голоса парламентариев.

- Да, джентльмены, готова, и давно, - ответил Ганди. - Так, пожалуйста, и передайте это господину Эттли.

Парламентарии снова затронули неприятную для Ганди тему - заговорили о территориально-административной разобщенности Индии, о так называемых "суверенных" княжествах, о религиозно-общинных разногласиях, о различии политических платформ двух основных партий - Конгресса и Мусульманской лиги. Они сообщили, что приехали в Индию, чтобы оценить обстановку, узнать страну не понаслышке и подготовить для парламента и правительства независимые отчеты.

Ганди слушал гостей терпеливо, но без интереса. Выбрав удобную паузу в беседе, он лукаво улыбнулся и предложил послушать старую индийскую притчу.

- Как-то слепые, бродя по дорогам, повстречали слона, - начал он. - Не видев его и не зная, что это такое, они решили все вместе обследовать слона. Каждый ощупал одну из частей его огромного тела. Один потрогал хобот, другой - ногу, третий - ухо. Первый заявил, что слон похож на кусок толстого каната. Второй возразил и сказал, что это скорее ствол дерева, а третий доказывал, что это похоже на большой лист. Никто из них не составил целостного и правильного представления о животном. Так, к сожалению, иностранцы часто судят об Индии и ее народе, - заключил рассказчик. - Надеюсь, что с вами этого не случится.

Видимо, мало кто из членов парламента стремился познать душу Индии, но понять, что в этой стране быстро назревала революционная ситуация, было не так уж и трудно даже для иностранцев.

Член лейбористского комитета Х. Александер, хорошо знавший Индию, позднее заявит в парламенте: "Необходимо признать, что правительство Индии буквально сидело на вершине вулкана, и в результате положения, которое сложилось в стране после войны, революционный взрыв нужно было ожидать в любой момент".

Дополнительным толчком для обострения внутриполитической обстановки в Индии явилось решение английского правительства использовать части англо-индийской армии для оказания помощи Франции и Голландии в их борьбе против национально-освободительного движения в странах Юго-Восточной Азии. По призыву Конгресса, Мусульманской лиги, Коммунистической партии и других организаций в Индии прошли многочисленные антиимпериалистические митинги и демонстрации. 25 октября 1945 г. в Индии широко отмечался "день Индонезии": индийские докеры отказались грузить военными грузами суда, направлявшиеся в эту страну. В декабре 1945 года Рабочий комитет ИНК принял воззвание в поддержку борьбы народов Индонезии и Индокитая. "Любое содействие из любой части Земли осуществлению империалистических замыслов в Индонезии, в Индокитае и где бы то ни было, - говорилось в воззвании, - вызывает чувство гнева во всей Азии. Эти замыслы являются грубым нарушением основных целей Объединенных Наций". Руководители ИНК выразили сожаление, что "Соединенные Штаты Америки, заняв пассивную позицию, на деле поощряют империалистическую агрессию".

Много хлопот доставил английским колонизаторам в Индии затеянный ими процесс над группой офицеров Индийской национальной армии (ИНА), созданной в ходе войны С. Ч. Босом из числа попавших в плен в Бирме индийских военнослужащих. Сам Бос в 1945 году бежал из Бирмы и во время перелета в Японию погиб в авиационной катастрофе. Суд в Дели, на котором Джавахарлал Неру выступал защитником обвиняемых, приговорил ряд офицеров ИНА к длительным срокам тюремного заключения. Среди обвиняемых были индусы, мусульмане, сикхи; все они были патриотами одной родины и по-своему добивались для нее свободы. При всех разногласиях с С. Ч. Босом Махатма Ганди был далек от того, чтобы изображать деятельность Боса в черных красках. В эти дни он публикует статью, посвященную памяти Боса, в которой говорит о том, что Бос преподал Индии "урок самопожертвования".

Обвинительный приговор индийским офицерам вызвал настоящий бунт в ряде городов Индии. Особенно обострилась обстановка в Калькутте, где многолюдные демонстрации переросли во всеобщую политическую стачку. В городе появились баррикады. Из-за забастовки работников транспорта и коммунального хозяйства Калькутта осталась без воды и света. Схватки с войсками и полицией продолжались несколько дней. Вскоре, 18 февраля 1946 г., в Бомбее стихийно началось восстание моряков Королевского индийского флота. К восставшим присоединились матросы кораблей, стоявших на рейде в портах Карачи, Мадраса, Калькутты, Визагапатама, а также матросы береговых служб. Восстание на флоте проходило под тремя флагами - Конгресса, Мусульманской лиги и Компартии. События развивались в направлении объединения основных антиимпериалистических сил. С требованиями независимости Индии выступили военные летчики в Бомбее, к которым присоединились индийские летчики на других военно-воздушных базах. По призыву Компартии 22 февраля в Бомбее началась всеобщая забастовка. Против нее были брошены крупные военно-полицейские силы, учинившие жестокую расправу: около 300 человек было убито и 1700 ранено.

Волнения в армии и восстание на флоте вызвали панику в Лондоне. Уже 19 февраля английское правительство объявило, что в Индию для переговоров с лидерами политических партий по вопросам ее будущего государственного устройства срочно направляется правительственная миссия во главе с министром по делам Индии и Бирмы лордом П. Лоуренсом. Одновременно кабинет Эттли распорядился экстренно направить в Индию надежные войсковые части и "укрепить" состав индийского флота английскими матросами и офицерами.

Складывающаяся революционная ситуация в Индии напугала не только колониальную администрацию, но и индийские буржуазно-помещичьи круги. Хотя Ганди и не одобрил восстание военных моряков, надежды колонизаторов на то, что в революционной обстановке он сыграет спасительную для них миротворческую роль, не оправдались. Как всегда, Ганди был в самой гуще народа, разъезжал по городам и деревням Бенгалии и предпринимал невероятные усилия для урегулирования начавшихся в ряде мест индусско-мусульманских столкновений.

Тем временем лидеры Мусульманской лиги и Конгресса под давлением крупной национальной буржуазии вступили в переговоры с восставшими моряками. От Конгресса их вел В. Патель. Признав справедливыми протесты восставших против расовой дискриминации и пообещав им защиту от возможных репрессий, он сумел уговорить повстанческий комитет отказаться от дальнейшей борьбы.

В Лондоне, наконец, вздохнули с облегчением. Премьер- министр Эттли 15 марта 1946 г. провозгласил в палате общин вторую декларацию об индийской политике лейбористов, в которой объявлялось о предоставлении Индии статуса доминиона. Эттли при этом признал, что движение в Индии за национальную независимость является всенародным и что в нем участвуют армия и флот.

Когда в конце марта миссия П. Лоуренса прибыла в Индию, стали известны результаты выборов в центральную и провинциальные законодательные ассамблеи страны. Конгресс одержал внушительную победу, доказав тем самым, что он остается самой массовой и популярной политической партией Индии. Однако результаты выборов мало радовали Махатму Ганди: выборы проходили по религиозным куриям и поэтому объективно выдвигали на передний план политической жизни страны религиозно-общинную проблему. Это обстоятельство его обеспокоило больше всего.

По прибытии в Индию Лоуренс по своей инициативе имел несколько встреч с Ганди. Индийский вождь одобрительно отнесся к решению английского правительства предоставить Индии статус независимой страны. В то же время он отрицательно высказался по поводу английского плана территориального разделения Индии по религиозному принципу. По его мнению, это только осложнило бы решение религиозно-общинного вопроса, ослабило единство страны и с учетом идеи Джинны об образовании Пакистана вызвало к действию центробежные силы. Ганди настаивал на уходе всех англичан из Индии еще до реализации предложения о предоставлении ей независимости. Он отвергал опасения тех, кто говорил, что в этом случае в Индии якобы непременно вспыхнет гражданская война. Напротив, убеждал Ганди, без англичан, без внешней силы индийский народ, вдохновленный полученной свободой, лучше разберется в своих внутренних делах.

Индийского вождя тревожила обструкционистская позиция Джинны. Поэтому он предупреждал своих соратников по Конгрессу не торопиться принимать решения, если надо, выждать удобный момент, постоянно учитывать настроение и готовность народа правильно воспринять их политические решения.

В переговорах с членами миссии Лоуренса и вице-королем, которые начались 5 мая в Симле, Ганди не участвовал. Высказав свое мнение и дав необходимые советы конгрессистским лидерам, он предпочел остаться в тени. Конгрессистскую делегацию возглавил А. К. Азад. В нее вошли Дж. Неру, В. Патель и Абдул Гаффар-хан - самые близкие соратники Ганди, и не случайно среди них были два индуса и два мусульманина. Лигу на переговорах представляли Джинна и еще три мусульманских лидера.

Джинна сразу же в самой категоричной форме заявил, что индийские мусульмане "не примут никакого устройства, неизбежным результатом которого было бы создание правительства с индусским большинством". Он потребовал образовать из провинций с мусульманским большинством отдельное государство. Азад и Неру, руководствуясь установками Ганди, доказывали, что в такой стране, как Индия, возможна лишь конституция, основанная на принципах федерации. Конгрессистские лидеры шли на уступки руководителям Лиги, заявляя о готовности предоставить провинциям с большинством мусульманского населения широкую автономию, полную свободу во внутренних делах и гарантировать их участие в деятельности центральных правительственных органов. Как вскоре обнаружится, переговоры в Симле не принесли победы ни Конгрессу, ни Лиге, ни, что самое главное, самому индийскому народу. Англичане, искусно играя на противоречиях между Конгрессом и Лигой, навязали Индии свое решение, в котором уже были заложены живучие семена будущих общинно-религиозных раздоров в стране.

16 мая 1946 г. правительство Эттли заявило, что на основе выводов, сделанных миссией Лоуренса, оно "рекомендует" создать Индийский Союз, включающий Британскую Индию и княжества. Союз должен решать вопросы внешней политики, обороны и связи и располагать для этого необходимыми финансами. Провинции получали широкую автономию. Они группировались по религиозному принципу, то есть как раз по тому принципу, против которого выступал Ганди. Внешне англичане создавали видимость единой Индии, на самом же деле своим планом они "прорубали дверь" для создания Пакистана, для расчленения и ослабления будущей независимости Индии.

Руководство Мусульманской лиги одобрило "рекомендацию" английского правительства, многозначительно заметив при этом, что не исключает возможность создания суверенного Пакистана. Ганди, который страстно верил в осуществление идеи всей своей жизни - мирного перехода власти от колонизаторов к индийцам, вынужден был смириться с неизбежным.

На выборах в Учредительное собрание в июне 1946 года конгрессисты получили почти в три раза больше голосов, чем Мусульманская лига.

7 июля 1946 г. в Бомбее состоялось заседание Всеиндийского комитета Конгресса. Председатель ИНК А. К. Азад, отражая настроение Махатмы Ганди, говорил на заседании о скором приближении победы - получении Индией независимости без насилия и кровопролития, путем переговоров и компромиссного урегулирования разногласий. Большинство членов Комитета проголосовало за резолюцию, в которой указывалось, что майские предложения должны стать основой для разработки Учредительным собранием конституции независимой Индии. С одобрения Ганди новым председателем ИНК был избран Джавахарлал Неру.

Руководство Конгресса, в том числе и сам Ганди, рассматривало английские предложения лишь как рекомендации. Конституцию Индии должно разработать Учредительное собрание, то есть представители индийского народа, а не англичане. Поэтому Неру говорил, что "Конгресс войдет в состав Учредительного собрания, не связанный никакими соглашениями, сохраняя за собой при любой ситуации право самостоятельного решения". Такие высказывания весьма ревниво воспринимались мусульманскими лидерами, которые не хотели мириться с индусским большинством в Учредительном собрании. Они исходили из того, что английский план образования правительства на основе религиозно-общинного представительства должен оставаться незыблемым.

Джинна, отказавшись от участия в правительстве, угрожающе заявил, что он намерен предпринять практические шаги для осуществления своей идеи образования Пакистана. Тогда вице-король предложил Неру в качестве вице- премьера сформировать временное правительство. Главой правительства оставался вице-король. Конгрессисты приняли предложение. В ответ на это Джинна официально объявил, что 16 августа станет днем начала "прямой борьбы за Пакистан". Обращение Неру к мусульманскому лидеру с призывом образовать коалиционное правительство было отвергнуто. Джинна в своих речах призывал единоверцев "держать наготове свои мечи". Его слова не были пустой угрозой...

16 августа 1946 г. по улицам и площадям Калькутты полилась кровь: началась братоубийственная индусско-мусульманская резня, в огне пожарищ и погромов гибли тысячи людей, в том числе женщины и дети. Четыре дня длилось кровавое побоище. Английские власти, располагавшие всеми возможностями для наведения порядка в городе, заняли позицию сторонних наблюдателей. Эпидемия религиозно-общинной "чумы" перекинулась на Бихар, Бомбей, Восточную Бенгалию.

В эти черные дни Индии Ганди все свои силы и влияние в народе отдает тому, чтобы покончить с безумием религиозно-общинной резни. Находясь в Калькутте, переходя из одной деревни в другую в округе Ноакхали, в Бихаре, каждодневно рискуя жизнью, он проповедует идею братства и единства индусов и мусульман. Кое-где ему удается остановить безумие. Простые люди - крестьяне, ремесленники, рабочие - с пониманием воспринимали его проникновенные слова. Что же касается религиозной верхушки общин, будь то мусульманская или индусская, то он все больше разочаровывается в их истинных намерениях. Вождь переживает глубокий моральный кризис. Тридцать лет жизни он посвятил проповеди братской любви, и что же - теперь он видел, как его народ оказался расколотым на два враждующих религиозно-общинных лагеря.

Ганди все больше начинает убеждаться, что в основе раскола была не вера в бога как таковая, не религиозные различия соотечественников, а целенаправленная политика, проводившаяся колонизаторами и внутренней реакцией. Индию лихорадило, ее мучили политические конвульсии и в центре, где делало свои первые шаги временное правительство, и на местах, в глубинных районах страны, где бушевало пламя классовых битв и религиозно-общинных волнений.

Неру постоянно поддерживает связь с Ганди. Он просит его вернуться в Дели, чтобы помочь своими советами временному правительству. А тот каждый раз отвечает ему, что самой весомой помощью правительству является как раз то, что он делает - пытается урегулировать общиннорелигиозные междоусобицы.

В то время, когда Ганди, находясь на периферии страны, пытался восстановить "внутренний мир" и обеспечить тылы для временного правительства, Неру 2 сентября 1946 г. провозгласил по радио первую внешнеполитическую декларацию новой Индии. "...Шесть дней назад мои коллеги и я заняли высокие посты в правительстве Индии, - звучали слова Неру. - В нашей стране появилось новое правительство, промежуточное или временное правительство, - веха на пути к полной независимости Индии. Мы получили много тысяч пожеланий со всех концов мира, из каждого уголка Индии. Однако мы не призывали праздновать это историческое событие и даже сдерживали энтузиазм нашего народа, ибо нам хотелось, чтобы он осознал, что мы пока находимся в пути и нам предстоит еще достичь эту цель. (Эти слова полностью отражали настроение и мысли Ганди, которые он высказывал Неру. - Авт.)

...Мы вошли в это правительство в надежде на скорое достижение полной независимости, - продолжал Неру, - и мы намерены работать так, чтобы постепенно достичь этой независимости действий как в нашей внутренней, так и во внешней политике. Мы будем принимать активное участие в международных конференциях, проводя свою собственную политику как свободная страна, а не как сателлит другой страны. Мы надеемся установить тесные и непосредственные контакты с другими странами и сотрудничать с ними в укреплении всеобщего мира и свободы.

Мы намерены, насколько это возможно, держаться в стороне от политики силы, проводимой противостоящими друг другу группировками, которая в прошлом вела к мировым войнам и опять может привести к большим бедствиям... Мы особенно заинтересованы в освобождении колониальных и зависимых стран и народов и в признании в теории и на практике равных возможностей для всех рас..."

В соответствии с установкой Ганди относительно особой мирной миссии свободной Индии Неру в заключение сказал: "Индия идет вперед, и старый порядок уходит. Мы слишком долго оставались безучастными зрителями событий, игрушками в руках других. Сейчас инициатива переходит к нашему народу, и мы сами будем вершить его историю. Объединимся же ради выполнения этой огромной задачи и сделаем дорогую нашему сердцу Индию великой страной, играющей выдающуюся роль в деле мира и прогресса!"

В октябре 1946 года в Мируте состоялся первый после войны съезд ИНК, который одобрил политическую линию руководства и высказался за превращение Индии в суверенную республику.

В условиях, когда Индия еще окончательно не освободилась от колониальной зависимости, Махатма Ганди, который направлял деятельность Конгресса и имел решающее влияние на формирование его внутренней и внешней политики, проявил прозорливость и мужество вождя великого народа. В годы "холодной войны", развязанной западными державами, с ее агрессивными доктринами "сдерживания" и "отбрасывания" коммунизма, "массированного возмездия", с ее локальными войнами в Азии, Ганди и его верный соратник Неру смело призывали индийский народ к борьбе за мир, демократию и социальный прогресс. В программном выступлении Неру было четко заявлено об отказе Индии от участия в военных блоках, содержался призыв к борьбе против колониализма и империализма, за предотвращение новой войны и сохранение мира, были сформулированы новые принципы в практике международных отношений, которые позднее стали основой политики "позитивного нейтралитета", а с середины 50-х годов получат название "политики неприсоединения".

Через месяц после сформирования временного правительства Индии Дж. Неру направил министру иностранных дел СССР В. М. Молотову послание, в котором говорилось: "Мы искренне хотим развивать дружественные отношения с СССР и обмениваться с вашей страной дипломатическими и другими представительствами. Мы надеемся, что сотрудничество между Индией и Россией будет благотворным для обеих стран и послужит делу мира и прогресса во всем мире". Советское правительство, руководствуясь принципами пролетарского интернационализма и солидарности с угнетенными народами, 13 апреля 1947 г. установило с Индией дипломатические отношения на основе равноправия и взаимного уважения, продемонстрировав свою готовность оказать индийскому народу, боровшемуся за полное освобождение от пут колониализма, всестороннюю поддержку.

В критический период борьбы Индии за свою независимость в 1946-1947 годы Ганди как никогда раньше утверждается в мысли, что не политическое маневрирование и межпартийные интриги национальных лидеров решают судьбу нации и вынуждают колонизаторов отступать, а мощное антиколониальное движение самих народных масс. О решающей роли народа в борьбе за свои права он убедился, еще будучи в Южной Африке. Теперь он окончательно приходит к такому выводу.

Ганди не желает убивать время на частых и длительных заседаниях конгрессистских и других национальных лидеров. Он должен быть с народом и всю свою неутомимую энергию отдает непосредственному общению с ним. Вместе с тем Ганди никоим образом не умалял политической и организаторской роли конгрессистской партии. Именно благодаря его усилиям Конгресс стал массовой партией, однако с преимущественной ориентацией на крестьянство. В последние годы жизни индийский вождь наблюдал рост политического сознания индийских рабочих, их организованность, солидарность и дисциплинированность в борьбе против колонизаторов и за жизненные права трудящихся. Он видел, что в Индии родилась сила огромного социального и политического значения. В своей газете "Хариджан" в 1946 году Ганди писал: "Если бы Конгресс руководил всеми промышленными рабочими в Индии, он был бы куда более сильным, чем он есть сегодня".

Демократизм Ганди наиболее ярко проявился в его требовании политической организации масс. Не скрывая своих предубеждений против коммунистов из-за их подхода к принципу ненасилия, он никогда не занимал по отношению к ним враждебной позиции и не призывал к изоляции их, к отказу от сотрудничества с ними. "Я знаю, что вы стоите немало, - говорил Ганди, обращаясь к индийским коммунистам. - У вас есть очень способная молодежь, которой присуще такое же бескорыстие, на какое претендую и я. Вы - трудолюбивые люди, обладающие большой энергией и соблюдающие строгую дисциплину. Все это я высоко ценю и перед этим преклоняюсь. Я бы не хотел потерять такую силу из-за каких-то своих предубеждений".

Борьба народных масс Индии против внешних и внутренних врагов нарастала с каждым днем и, несмотря на страстную пропаганду ненасильственных методов, проводимую Махатмой Ганди, принимала характер острых классовых битв и вооруженных столкновений с полицией и войсками. Расстрелы демонстрантов и насилие властей вызывали ответную реакцию. Было ясно, что теперь народ не отступит.

Правительство Эттли начало понимать - медлить с передачей всей полноты власти представителям индийской буржуазии и помещиков больше нельзя, иначе передавать уже будет нечего: власть может взять в свои руки сам народ.

19 февраля 1947 г. Эттли огласил третью декларацию своего правительства о политике в Индии, в которой было заявлено, что англичане уйдут из Индии не позднее июля 1948 года. Поскольку вице-король Уэйвелл своими топорными действиями стал уже вызывать раздражение в Лондоне, на его место был назначен адмирал Маунтбеттен, находившийся в прямом родстве с королевской семьей и отличавшийся незаурядными дипломатическими способностями, остротой ума и политической расчетливостью. По убеждению Черчилля, никто иной не смог бы так искусно выполнить миссию по подрыву национального движения в Индии и по сохранению британского влияния в этой стране, как лорд Маунтбеттен. Новый вице-король прибыл в Индию, имея в портфеле уже готовый план раздела Индии на два доминиона: Индийский Союз и Пакистан.

Первым делом Маунтбеттен попросил Ганди прервать свою миротворческую поездку по Бихару и срочно прибыть в Дели для обсуждения вопроса о предоставлении Индии полной независимости. Адмирал вел интенсивные переговоры с лидерами национальных партий. Ему уже удалось склонить некоторых руководителей ИНК, в том числе В. Пателя, претендовавшего на главную роль в партии, принять план раздела Индии. Дж. Неру и А. К. Азад, встревоженные капитуляцией В. Пателя, который объективно поддержал теорию Джинны о двух нациях, с нетерпением ожидали приезда Ганди, чтобы узнать его позицию. Перед встречей с вице-королем он сказал им:

- Если Конгресс захочет согласиться на раздел, то он может сделать это, только переступив через мой труп. Пока я жив, я никогда не соглашусь на раздел Индии. Уже вскоре Ганди пожалеет о своем столь категоричном заявлении.

Беседы Маунтбеттена с Ганди затянулись на три дня. Махатма ставил на карту все, шел на большие уступки, лишь бы снять с повестки дня вопрос о разделе Индии. Он просил Маунтбеттена распустить действующий состав временного правительства и, чтобы устранить болезненные подозрения мусульманского населения против индусского большинства, предложить Джинне сформировать новое правительство. Маунтбеттен, расценив это предложение собеседника как хитроумную уловку, сообщил о ней Джинне. Тот, как и ожидал вице-король, с порога отклонил это предложение и продолжал настаивать на образовании Пакистана. Вице-король и лидер Мусульманской лиги оказались "в одной упряжке". Позиция конгрессистов, если учесть, что и среди них были сторонники раздела, стала более шаткой.

Спасая положение, Махатма Ганди высказался за то, чтобы отложить вопрос о разделе Индии до того времени, когда англичане уйдут из Индии. "Мы не в состоянии независимо мыслить до тех пор, пока в Индии действует британская власть, - убеждал Ганди вице-короля. - Эта власть существует не для того, чтобы изменять карту Индии. Все, что должно быть сделано с ее стороны, так это покинуть Индию, осуществляя свой уход в условиях порядка, если возможно, а может быть даже и в обстановке хаоса, в обещанный день или раньше". Поддерживая мысль вождя, Азад образно сказал, что "не может быть развода раньше женитьбы". Речь шла о том, чтобы колонизаторы дали возможность самому индийскому народу решить жизненно важный для него вопрос.

Как об этих событиях будут вспоминать современники, Маунтбеттен, аристократ, член королевской семьи, вышколенный дипломат, в беседах с Ганди трепетал и чувствовал себя загнанным в угол. Такого с Маунтбеттеном еще не бывало. Он терялся в догадках, что же замышляет Ганди, какой следующий шаг он предпримет. Английский сановник никак не мог уразуметь, что его собеседник вовсе не хитрит, а говорит правду. В этой связи интересно высказывание Неру о Ганди. Он писал, что не знал человека, который был бы более правдив, чем Ганди. Даже Неру это качество казалось опасным для политического деятеля, ибо Ганди раскрывал свою душу и позволял людям видеть формирование своих воззрений. Ганди, заявив Маунтбеттену, что он против раздела страны, не стал далее участвовать в переговорах. От Конгресса переговоры продолжали Неру, Патель и Азад.

Махатма Ганди и Джавахарлал Неру. Из архива

Для обсуждения плана Маунтбеттена в июне 1947 года собралась сессия Всеиндийского комитета Конгресса. Ганди был удручен, мрачен и участия в горячих дебатах не принимал: его мнение конгрессисты и без этого знали. Он не одобрял раздела страны, но оказался в меньшинстве. Конгресс шел против воли своего вождя. Однако политическая обстановка складывалась для судеб Индии куда сложнее, чем в начале войны, когда Ганди мог просто отойти от Конгресса и свободно отстаивать свою собственную позицию. Теперь на одной чаше весов истории страны лежала свобода, на другой - неизвестность, прямая угроза вспышки небывалого еще по своим масштабам насилия.

Вождь видел, что в этот критический для страны момент Конгресс может расколоться и даже развалиться, и тогда верх возьмут религиозные экстремисты. Народ останется без руководства. Начнется братоубийственная гражданская война. Англичане непременно воспользуются ею для того, чтобы "доказать" неподготовленность Индии к самостоятельной государственности. "Политический реализм требует принятия плана Маунтбеттена", - решает Ганди. Делегаты Всеиндийского комитета Конгресса 157 голосами против 61 проголосовали за план Маунтбеттена. Сердце Ганди разрывалось на части. Он переживал самые трагичные минуты своей жизни. Предпочитая меньшее зло большему, вождь отдал свой голос большинству.

Маунтбеттен убедил британское правительство перенести срок передачи власти в Индии с июня 1948 года на 15 августа 1947 г. В противном случае, признавался он, бомба, уготованная им для индийцев, "может разорваться в его руках". Да, вице-король знал, чего опасаться. Парламент Англии утвердил Закон о независимости Индии. Живое тело сложившейся нации разрубалось на две части: Индию и Пакистан.

Ганди, убитый крушением своих идеалов и не желая принимать участия в празднествах по случаю получения независимости, демонстративно покинул столицу. Мучительно страдая, он все больше осознавал несостоятельность своей идеи ненасилия, которую всю жизнь пропагандировал как универсальное средство для разрешения политических и социальных проблем. Но страдая, Ганди прилагал отчаянные усилия остановить грозную и все нарастающую лавину безумия людей, легко поддавшихся провокациям колонизаторов.

4 августа Джавахарлал Неру сформировал первое национальное правительство Индии в составе 14 человек. Неру занял посты премьер-министра, министра иностранных дел и по делам Содружества, возглавил министерство по научным исследованиям. В. Патель, который был бы не прочь стать главой правительства, но, не получив соответствующей поддержки от Ганди, довольствовался постами заместителя премьер-министра, министра внутренних дел и по делам княжеств, а также министра информации и радиовещания.

14 августа председатель Учредительного собрания Р. Прасад провозгласил образование нового государства - Индийского Союза. "Много лет назад мы избрали свою судьбу, - звучали с трибуны взволнованные слова Неру. - Теперь настал момент, когда мы вспомним свою клятву, если не целиком и в полной мере, то во всяком случае в значительной части. Когда часы пробьют полночь и весь мир будет погружен в сон, Индия проснется к жизни и свободе... В этот торжественный момент мы должны поклясться посвятить себя служению Индии и ее народу..."

15 августа 1947 г. на площади перед делийской крепостью Красный форт при огромном скоплении людей Джавахарлал Неру поднял флаг свободной Индии - полотнище из ярких цветов: шафранового, белого, зеленого.

Тогдашний председатель ИНК Ачария Крипалани в "Послании к нации" восторженно писал: "Никогда еще столь великое событие, изменившее судьбу миллионов мужчин и женщин, не осуществлялось с таким незначительным кровопролитием и таким незначительным применением насилия... То, что это оказалось возможным, - заслуга вдохновляющего руководства Махатмы Ганди, который, если вообще можно называть так кого-либо из людей, является Отцом нашей нации".

Бапу, однако, не разделял восторженного мнения Крипалани. Апостол ненасилия не любил похвал и совсем не выносил неправды: сотни тысяч индийцев, поддавшись на политические провокации колонизаторов, обагрили свободу Индии своей кровью. Это был худший вид насилия, не говоря уже о многочисленных массовых расстрелах английскими солдатами мирных безоружных демонстраций. Д. Дж. Тендулкар, индийский автор многотомной биографии Махатмы Ганди, писал: "По всей стране проходили празднества, но человек, который больше любого другого сделал для освобождения Индии от иноземного владычества, не участвовал в этом всеобщем ликовании. Когда представитель министерства информации и радиовещания правительства Индии обратился к нему с просьбой о послании, то Ганди ответил, что "его красноречие иссякло". На слова о том, что если он не выступит с каким-либо посланием, то это будет нехорошо, Ганди ответил: "Мне нечего сказать, и если даже это плохо, пусть все-таки будет так". Ганди - снова в самой гуще народа. Он видит, как возбуждены люди, как радость от получения свободы быстро сменяется и омрачается непреодолимым чувством страха за свою жизнь, за свой очаг, за судьбы детей.

Индусов и мусульман в обеих частях разделенной родины охватила невиданная паника: им надо было решить вопрос, где жить. Люди снимались с насиженных мест, покидали землю своих прародителей. Все пришло в хаотическое, всеразрушающее движение. Пенджаб, его города и села задыхались в дыму пожарищ, всюду лилась кровь. По дорогам в противоположных направлениях двигались нескончаемые колонны беженцев. Голодные и полураздетые, погибая в пути, люди стремились к непонятной для себя цели по другую сторону новой границы, где у них не было ни крова, ни пищи, ни занятия - ничего, кроме неизвестности и их бога. По приблизительным подсчетам, более шести миллионов мусульман и четырех с половиной миллионов индусов переместились из одной страны в другую. Около 700 тысяч человек погибло.

Вот что писала одна из газет о роли в этой трагедии индийского народа тогдашнего губернатора Пенджаба англичанина Дженкинса: "В истории Пенджаба он надолго останется как самый бездарный и самый бессовестный из всех тех, кто когда-либо сидел в губернаторском кресле. Мы не знаем, в какой степени английское правительство санкционировало его политику натравливания пенджабцев друг на друга, но если англичане все еще намерены использовать сикхов как клин для вбивания между Пакистаном и Индией, то лучшего шулера для игры этими краплеными картами они найти не могли".

Маунтбеттен забыл о своих "заверениях солдата", данных им Ганди и другим лидерам, сохранить мир в Индии. Теперь он говорил, что армия не в силах контролировать положение.

В сентябре 1947 года Ганди переехал в Дели и поселился в громоздком особняке, принадлежавшем крупнейшему индийскому промышленнику Бирле. Не привыкший к комфорту, Ганди спал на циновке, брошенной на мраморный пол.

Нашлось немало людей, которые бросали в лицо Махатме Ганди горькие, обидные слова, говоря о его слепой, догматической приверженности принципу ненасилия. Метод Ганди сурово критиковался не только в Индии, внутри Конгресса, другими политическими партиями страны, но и в Советском Союзе, где сталинские идеологи воинственно претендовали на истину в последней инстанции. Практический и конкретный гуманизм Ганди противоречил лозунговому, абстрактному человеколюбию Сталина, полагавшемуся в политике и в своих поступках на силу авторитарной власти.

- Ганди идеализировал политику и превратил ее в сентиментальное орудие богословов, решивших заняться не своим делом. Политика - вещь жестокая, это-де почти всегда насильственная и зачастую кровавая борьба одних против других, - отовсюду слышал Махатма обвинения в свой адрес.

Он не считал нужным отвечать тем, кто не останавливался перед прямыми выпадами и оскорбительными заявлениями, называя его агентом английского империализма.

Его мало трогали подобные чудовищные обвинения. Он и не думал оправдываться: нечестный умысел оскорбителя и без того был очевиден для всех.

Ганди готов был говорить о своих заблуждениях и открыто признавал собственные ошибки, но при этом он не отступился от веры в истинность ненасилия как основополагающего принципа организации человеческого общежития на нашей Земле, если не сейчас, то в ближайшем будущем. Он продолжал видеть в ненасилии "величайшую силу на службе человечества, более действенную, чем самое мощное оружие разрушения, изобретенное человеческим гением". Ганди не уставал и теперь повторять, что ненасилие - это не отказ от активных действий, не робость перед испытаниями, напротив - самоотверженный и мужественный акт, бесстрашный вызов каждого человека в отдельности и всех вместе власти зла, несправедливости и национальному угнетению.

- Мы ежедневно расплачиваемся дорогой ценой за бессознательную ошибку, которую допускали, смешивая пассивное сопротивление с ненасильственным, - отвечает Ганди своим оппонентам. - Если бы я не допускал и сам этой ошибки, мы не были бы свидетелями этого унизительного зрелища бездушного и бесчеловечного братоубийства.

- Как можно добиться политической цели, - спрашивают Ганди, - не ответив на силу силой, не подвергнув и не разгромив для этого врага?

- У вашего врага, нередко мнимого, воображаемого противника, есть свое понимание цели, свое человеческое достоинство, ему так же дорога жизнь, как и вам, - терпеливо разъясняет Ганди. - Сатьяграх не должен проявлять к нему ненависти и лишать его жизни. Больше того, вы не сатьяграх, если молча, пассивно наблюдаете, как убивают вашего врага. Вы должны защитить его даже ценой своей жизни. Постыдные общинно-религиозные погромы были бы невозможны, если бы так поступали и индусы, и мусульмане... К тому же разве они враги друг другу? - с недоумением задает вопрос Ганди. - Врагами их делает только насилие. Взаимная ненависть ослабляет и тех и других. Любая третья держава легко поработит Индию, пока индусы и мусульмане готовы перерезать друг другу горло.

- Но вы оказались банкротом, - раздавался хор голосов. - Кругом вершится насилие. Ваше ненасилие - не что иное, как химера. Вы наивный мечтатель.

- Я должен признать банкротство свое, но не принципа ненасилия. Я уже говорил, что ненасилие, которое практиковалось на протяжении истекших тридцати лет, было ненасилием слабых. Индия не имеет опыта ненасилия сильных, - продолжал отстаивать свои убеждения Ганди и принимал вину за происходящую трагедию на себя, утверждая, что не сумел научить народ подлинному ненасилию.

В эти трагические дни Махатма Ганди отдавал последние силы своей великой души примирению индусов и мусульман. Несмотря на кровавые погромы, на вакханалию диких страстей и взрыв у людей звериного гнева, вопреки всему ужасу, он продолжал верить, что человеческое братство - не фраза и что подлинная природа человека - любовь и милосердие, без которых цивилизация погибнет. Больше всего его повергало в уныние то, что разное представление людей о боге - о высшем понятии справедливости - толкает их на безотчетное насилие, тогда как первоосновой всякой религии являются общечеловеческие ценности. Ганди страдает из-за того, что религия может служить источником зла и насилия. В своих выступлениях перед людьми, измученными религиозными распрями, Ганди смело отбрасывает ханжеские постулаты своекорыстных служителей культа. Он не делает различий между исламом и индуизмом, между Кораном и священными книгами индусов: добро едино, как едины и люди.

Не всеми своими соратниками доволен Бапу. Некоторые из конгрессистов-индусов поддались религиозно-шовинистическому настроению и отказывались вести честную работу среди мусульманской общины. Этим настроениям поддался и Патель, один из его сподвижников. Неру вместе с Пателем снова приезжали к вождю в "Бирла-хаус" - спрашивать совета. Ганди настаивал на том, чтобы правительство на деле проявило заботу о мусульманах, занялось устройством их быта и приняло неотложные меры, которые полностью бы исключали их дискриминацию и обеспечивали бы им полную безопасность со стороны экстремистских элементов.

Патель, выслушав Ганди, резко возразил ему, обвинив в якобы неоправданных симпатиях к мусульманам. А ведь он, Патель, слывет ортодоксальным гандистом, верным учеником и последователем Махатмы. В самом деле, нет ничего опаснее ортодоксальных учеников: заучив слова, в которые облечена идея учителя, они не понимают ее живой души. Они претендуют на право идейных наследников учителя, а на деле становятся его духовными палачами. Такое в жизни случается, к сожалению, не так редко.

Но не все так безысходно и мрачно: Ганди был доволен, что не ошибся в Неру - ему чужды какие-либо религиозные амбиции; он выше личных обид и частных разногласий, его всегда бодрствующий разум соединен с сердцем гуманиста и патриота, его нельзя ввести в заблуждение разжиганием лживых националистических страстей, недоверия и подозрений в индийской общине; он терпелив, мягок, но несгибаем - дай бог ему сил и умения.

Индира с Махатмой Ганди. 1935 г.

Почти каждый вечер в это жестокое время испытаний посещала Бапу удивительно деятельная и бесстрашная Индира. О самоотверженной работе, требовавшей большого мужества, которую дочь Неру проводила среди беженцев, Бапу был наслышан, но не от нее. Много раз Индира оказывалась в самой гуще разъяренной, ослепленной гневом толпы и, словно чудотворная богиня, предотвращала кровопролитие. Поразительная внутренняя сила этой женщины действовала на людей гипнотически.

- Я слышал, Инду, что ты, рискуя собой, спасла жизнь человеку. Правда ли это? - спросил Бапу.

- Да, было такое, - призналась Индира.

- Почему же ты никогда не рассказываешь мне о своих поступках?

- А не о чем особенно рассказывать. Я действовала, не задумываясь о последствиях, - ответила она и, солнечно улыбнувшись, добавила: - Чувства сильнее рассудка.

Ганди ласково смотрел на Индиру. Он был удовлетворен ее ответом, хотя и уточнил:

- Душа, любовь к людям сильнее страха.

Его методом борьбы всегда была апелляция к сердцам и совести людей, поэтому он мог понять, что имела в виду Индира.

Ганди открывает в Индире редкий дар - ее способность влиять на людей. Кто, как не она - отважная, честная, молодая женщина, может пробудить добрые, человеческие чувства!

Вождь просит Индиру поехать в штабы мусульманских и индусских общин в Дели и склонить их к примирению. Задача, за которую не всякий бы взялся!

Старый вождь знает - это может сделать с успехом бескорыстная молодость, дочь его самого близкого и дорогого ему друга. Опасно? Да, очень. Случись худшее, и он не вынесет ее гибели: слишком невосполнима была бы утрата. Но нет такой цены, которую он не уплатит за национальный мир.

В Дели продолжали стекаться пенджабские беженцы. К началу 1948 года на окраинах города их скопилось до 400 тысяч. Религиозно-общинные погромы начались в самой столице. Гибли люди, разрушались исторические памятники и святыни мусульман. Рушились жизненные идеалы Бапу.

Каждый день перед "Бирла-хаус" собирались сотни и тысячи людей, чтобы послушать проповеди Ганди, его страстные призывы к религиозной терпимости, к братству, единению индусов и мусульман, всех индийцев. Но, как никогда раньше, многие люди оставались глухи к пламенным словам своего вождя. Все чаще воинствующие фанатики - в одинаковой мере и индусы, и мусульмане - угрожающе выкрикивали: "Ганди мурдабад!" - "Смерть Ганди!"

Бапу не видит другого выхода, кроме как прибегнуть к своему обычному оружию - 12 января 1948 г. он объявляет шестнадцатую за свою жизнь голодовку протеста и заявляет, что будет продолжать ее до тех пор, пока в Дели не восстановятся мир и спокойствие. Ганди находился в состоянии морального и физического истощения, его жизнь угасала. Сколько-нибудь длительная голодовка означает для него неминуемую смерть. Неру, Патель, Азад пытаются уговорить Ганди отказаться от голодовки, но тщетно.

Вся страна, все честные индийцы - мусульмане и индусы - с сочувствием и страхом следят за протестом престарелого вождя, который решил отдать свою жизнь в укор религиозным фанатикам. Многие люди, как бы прозрев, одумавшись, останавливаются перед совершением преступления. В столице проходят митинги и демонстрации солидарности с Ганди. 18 января представители индусов и мусульман в присутствии Махатмы клянутся сохранить мир между общинами и распространить его на всю Индию и Пакистан.

В стране воцаряется торжественное спокойствие. Махатма прекращает голодовку. Однако религиозные экстремисты только затаились. Они недовольны таким исходом событий и обвиняют вождя в "предательстве священного дела индусов", открыто грозя ему расправой. 20 января, в тот момент, когда Ганди выступал перед тысячами людей, террорист бросил в него бомбу, но она не причинила никому вреда. Вождь как ни в чем не бывало продолжал свою речь. "Враг мусульман является врагом Индии", - спокойно сказал он.

В последнее время Ганди все больше задумывается над судьбой своего народа. Теперь, когда Конгресс стал правящей партией, вождь часто критикует его за отход от принципов ненасилия, без соблюдения которых, по его мнению, немыслима действительная демократия на деле, а не на словах. Ганди и Неру хотят построить в Индии светскую демократическую республику. Они оба понимают демократию как творческую энергию миллионов, как искусство и науку мобилизации физических и духовных сил общества на благо всех и каждого. Там, где интересы государства осуществляются насильственно и в ущерб политическим, социальным и личным правам отдельного человека, нет демократии, считает Ганди. "Демократия и насилие едва ли могут существовать вместе, - писал он еще в 1938 году, в период активной подготовки империалистическими державами второй мировой войны и проведения в СССР массовых сталинских репрессий. - Государства, которые сегодня номинально считаются демократическими, станут в конечном итоге или открыто тоталитарными или, если они действительно хотят остаться демократическими, должны мужественно воспринять ненасилие. Было бы кощунством утверждать, что ненасилие может осуществляться только отдельными личностями и никогда целым народом, который состоит из этих личностей".

Непременным условием ненасилия и демократии, установления на Земле прочного мира между народами, по Ганди, должно стать разоружение, в первую очередь отказ от ядерного оружия и других средств массового уничтожения.

Пессимисты не верят в реальность мира без войн и советуют Ганди очнуться от грез.

- Взгляните на прошлое человечества, и вы легко убедитесь, что вся его история обезображена войнами и насилием, - пытаются они уличить его в наивном мечтательстве.

- Да, история в самом деле свидетельствует о бесконечных войнах, - соглашается Ганди, - но мы стремимся создать новую историю человечества, теперь уже без войн и насилия, и я говорю об этом как выразитель чаяний моего народа. Человеку суждено заменить закон джунглей законом осознанного братства.

- Оглянитесь вокруг себя! Не закрывайте глаза на то, что происходит в мире: не успела закончиться одна война, как готовится другая, - возражают ему.

- Не верить в возможность прочного и постоянного мира - значит не верить в природу человека, - убежденно продолжает Ганди. - Миллионы таких же людей, как я, может быть, окажутся неудачниками, доказывая свою правоту. Но это будет их собственная неудача, а не доктрины ненасилия.

- От большинства народов мало что зависит, - не соглашаются пессимисты с Ганди. - Основное слово за великими державами.

- Великие державы свободны в любой день воспринять ненасилие и тем самым покрыть себя неувядаемой славой и заслужить всеобщую благодарность последующих поколений. Если они, преодолев страх, разоружатся, то помогут тому, чтобы и в остальных странах возобладал здравый смысл, - терпеливо разъясняет Ганди. - Но затем великие державы должны будут отказаться от империалистических амбиций и эксплуатации так называемых нецивилизованных или полуцивилизованных наций, - рассуждает он и далее признает: - Трудно ожидать, чтобы великие нации, следуя своим привычным курсом, вот так, вдруг, одновременно начали двигаться в противоположном направлении и, руководствуясь общечеловеческими ценностями, шли от победы к победе. Однако ясно одно: если сумасшедшая гонка вооружений будет продолжаться, она непременно приведет к такому массовому истреблению людей, какого еще не было в истории. Если и будет победитель в этой войне, то его единственным завоеванием станет его же собственное жалкое примитивное существование, какое только он может себе представить. У человечества нет никакого спасения от неминуемой гибели, кроме как честное и безусловное принятие доктрины ненасилия, - твердо заключает Ганди.

В январе в Дели самая лучшая пора года: синее небо, ласковое нежаркое солнце и множество роз. В это время люди особенно остро ощущают бесценный дар жизни и не перестают восхищаться величайшей загадкой мироздания - его целесообразностью, внутренней логикой и красотой. Ваше физическое бытие словно постигает буддистскую нирвану: восторженные плоть, душа и разум, обретя гармонию, озаряются мыслью: какой же редкий дар выпал вам быть человеком на этой Земле!

29 числа Бапу с оказией послал Индире записку, в которой писал, что не видел ее уже несколько дней, и просил навестить его. В тот же день Индира пришла в "Бирлахаус" вместе со своим маленьким сыном Радживом. Бапу находился в саду, сидел в тени раскидистого дерева. Увидев Индиру и Раджива, он радостно всплеснул руками и приветливо заулыбался, приглашая их присесть под благодатную тень манго.

Отбросив все свои невеселые думы, Бапу ласково заговорил с Индирой. Она выполнила его поручение, причем наилучшим образом, в полном соответствии с его представлениями о методе решения межобщинных распрей.

Индира не стала тратить время на нудные переговоры с чванливой общинно-религиозной элитой. Пошла прямо в народ и убедила индусов встретиться с мусульманами. Сначала она организовала встречи и беседы с делегатами от общин, затем с небольшими группами и в конечном счете добилась массового индусско-мусульманского братания.

Для многих правительственных чиновников все это казалось невероятным. Тем не менее Индира сумела сделать так, что ненасилие и братство одержали победу. Махатма гордился Индирой.

Разговор у Бапу был задушевным, домашним. Вождь говорил о детях, о будущем Раджива, а тот не мешал беседе взрослых и спокойно играл четками Бапу.

Расставались тягостно: от недобрых предчувствий ныло сердце. Все еще поразительно молодые глаза Махатмы были полны печали.

- Берегите себя, Бапу, будьте осторожны, - прощаясь, сказала Индира.

- Пустое, Инду. Не беспокойся за меня. Индия обрела свободу, теперь ей нужно обрести единство и мир. Сделать это надлежит вам.

30 января 1948 г. Махатма Ганди, как обычно, вышел из дома к народу, собравшемуся послушать его. Из толпы выделился человек и быстро направился навстречу Ганди. Один за другим звучат три выстрела. На белой одежде расплываются красные пятна. Ганди благостно произносит: "Рам, Рам!" (Боже, Боже!"). И это была не смерть, а вознесение. Казалось, он принял на себя разбушевавшееся в стране насилие, и оно, захлебнувшись в горячей крови индийского вождя, вдруг утихло.

Ганди не стало. Его убил Натурам Годсе - террорист из экстремистской индусской организации "Хинду махасабха".

Махатма Ганди оставил после себя тюремную миску с деревянной ложкой - сувенир от колониальных властей, две пары самодельных сандалий, стопку книг, очки, посох и постель на полу, убранную домотканым полотном. Но он оставил еще своим соотечественникам освобожденную родину и страждущий мир, мятущийся в поисках истины, познанию которой Ганди отдал свою жизнь. Его видение этой истины, его правда, как он ее себе представлял, гуманизм и любовь к своему народу, его завет людям свято беречь жизнь на Земле как величайший дар стали бесценным наследием для мирового сообщества, столь разноликого, разобщенного и вместе с тем единого в своих лучших устремлениях к миру, демократии и социальной справедливости.

Ганди по праву принадлежит к сильным мира сего, к могучим личностям, оставившим свой след в истории на века, но не как власть имущий или повелитель людских судеб и не как недоступный простому народу святой ясновидец - нет. Он оказался сильнее британского вице-короля и его правительства, войска и полиции только потому, что стал выразителем и неподкупным глашатаем чаяний своего народа, идеалом которого издревле был справедливый и ненасильственный мир.

Великобритания вынуждена была уйти из Индии. Причинами тому были как сложное взаимодействие внутренних и внешних сил, так и веление самой истории. Однако сравнительно мирный приход к власти национального правительства и относительно добровольное, хотя бы по своей форме, согласие колонизаторов предоставить Индии независимость, несомненно, были заслугой Ганди, торжеством его ненасильственного метода, впервые примененного в масштабах огромной страны.

По убеждению известного английского историка Арнольда Тойнби, беспримерная деятельность Ганди была благодеянием как для его страны, так и для Великобритании. "Он сделал невозможным дальнейшее господство англичан в Индии, - писал Тойнби, - но в то же время позволил им ретироваться достойно и без затаенной вражды... Помогая выйти из затруднительного положения, Ганди тем самым оказал англичанам величайшую услугу, ибо владеть империей гораздо легче, чем избавиться от нее".

Гуманистические идеалы и практические дела отца освобожденной Индии шагнули за пределы своего времени и страны. Его политический метод оказался тем более ценным, что он предвосхитил возникновение в наш век новой исторической потребности в жизни государств и народов - планетарного гуманистического движения за мир без войн и насилия, за полное и окончательное избавление человечества от всех форм колониализма и расизма.

Практический гандизм дал человечеству первый, хотя далеко не во всем совершенный, как признавал сам Ганди, опыт мирного, политического решения самых острых, казалось бы, непримиримых противоречий во взаимоотношениях народов, когда затрагиваются коренные интересы государств и правительств, когда противоречия между ними грозят разрушить наш непрочный, но во многом единый и взаимозависимый мир взрывом новой войны и тотального насилия и когда само существование земной цивилизации может быть поставлено под вопрос.

При всем том, видимо, еще рано возводить нравственно возвышенный метод Ганди в абсолют, в универсальный способ решения всех социально-политических противоречий современного общества. Скажем, можно ли противопоставить агрессивной силе одно жертвенное ненасилие, безудержной гонке вооружений - одностороннее разоружение, а угнетению человека - одно его добровольное страдание? Но наша цивилизация благодаря великим рыцарям мира и ненасилия, каким был Махатма Ганди, меняет свой облик, свое планетарное сознание, и там, где еще недавно безраздельно господствовала и отравляла умы людей милитаристская идея фатальной неизбежности и закономерности войн, уже возникает и все больше утверждается новое политическое мышление; общественным сознанием народов овладевает гуманистическая философия мира. "Образ врага", веками питавший войны между народами, пока с трудом начинает уступать вере людей в единство, в их братство и партнерство.

Глубокий патриотизм, демократизм и гуманизм Махатмы Ганди, его последовательное выступление против колониального насилия и расовой дискриминации, его решительное осуждение фашизма, милитаризма и войны, его неустанные призывы ко всеобщему разоружению, к запрещению ядерного оружия, к широкому международному сотрудничеству стран и народов и, наконец, самое важное, его революционная тактика и политическая деятельность, направленная на достижение этих целей, - все это сделало Ганди выразителем императивов грядущего века.

Жизненный подвиг Ганди получил признание во всем честном и совестливом мире, даже среди тех, кто далеко не всегда разделял его мировосприятие, соглашался с "гандистской правдой" о нашей реальности.

В постановлении Национального совета Коммунистичекой партии Индии о праздновании 100-летия со дня рождения Махатмы Ганди индийские коммунисты призывают "взять на вооружение и продолжить то, что было наступательным и демократическим, прогрессивным и объединяющим в жизни и деятельности Ганди".

Бег времени отдаляет нас от живого Ганди. Уже мало осталось соратников Махатмы, но растет число его последователей во всех странах; его идеи о ненасильственном мире, все шире завоевывая умы и сердца людей, начинают приобретать международно-правовые контуры, становятся гуманистическим резервом мировой политики прогрессивных государств и правительств.

Духовное величие и историческая прозорливость великого индийца с уходящими десятилетиями становятся только более зримыми. И то, что еще полвека назад многим казалось неприемлемым и наивным в гандистском видении мира, теперь становится велением времени.

Ганди всю жизнь не уставал убеждать людей в том, что вечные понятия о добре, совести, стыде, сострадании и справедливости - вовсе не абстракция. Они призваны одухотворить, очеловечить международные отношения. Возвышая достоинство и права отдельной личности, люди ставят и мировую политику на фундамент нравственности и морали.

Памятник Махатме Ганди в Москве

По Ганди, человек - единственный во Вселенной носитель разума, причем не просто разума - разум может быть огромной разрушительной силой, - а интеллекта, наделенного совестью и способностью любить своих братьев и сестер по людскому роду. В своем утверждении добра, верил Ганди, человек непобедим и уже один способен противостоять несправедливому правительству и его армии.

Жизнь человека выше своекорыстных целей военно-политических группировок и союзов, интересы которых в сравнении с духовными потребностями человека - сиюминутны и ничтожны.

Провозглашение в Делийской декларации, подписанной М. С. Горбачевым и Р. Ганди, жизни человека наивысшей ценностью в мире - момент истины и венец земной мудрости, признания чего всю жизнь добивались Махатма Ганди и лучшие умы человечества. Понимание этой истины призвано привести народы и нации к добровольному содружеству, к единению и к гармонической целостности человеческого сообщества в грядущем веке.