"Валампури"

Солнце уже скрылось в море. И только багрово-красная полоска заката тянется вдоль горизонта. Тропическая ночь наступает быстро. Зажигаются крупные зеленоватые звезды. Шумит океанский прибой. Рядом с перевернутым каное возится старик. На нем только набедренная повязка. Космы седых волос падают на темный лоб. Возле старика ведерочко с краской и заскорузлой кистью. Он разгибается и всматривается вдаль, подставляет руку ветру, качает головой и что-то бормочет. Старик - парава. Я сажусь рядом. Старик меня замечает, но не подает виду.

- Что, завтра погода будет хорошая? - спрашиваю я.

- Нет, мэм. Этот вечер принесет дождь. На каное будет трудно выйти в море.

- Значит, за чанком нырять завтра не будут?

- Нет. Будет дождь. Нырять трудно.

- А вы ныряете?

- Нет, я уже стар. Но лет десять назад я нырял и за жемчугом и за чанком.

Старик вздыхает и опускает руки с вспухшими ревматическими суставами.

- Качка будет большая. Но, говорят, "Валампури" завтра пойдет в море, - продолжает он.- И снова замолкает. Становится совсем темно. Старик поднимает ведерочко с земли.

- Спокойной ночи, мэм, - доносится из темноты. Звук старческих шаркающих шагов замирает вдали.

Мы вышли в океан на рассвете. "Валампури" оказалось небольшим моторным суденышком. На палубе лежали свернутые бухты канатов и старые просмоленные паруса.

Ныряльщики Гомес и Фернандес на борту 'Валампури'

Над океаном низко висели набухшие дождевые тучи. Казалось, протяни руку и коснешься их. "Валампури" зарывалась носом в волны, белая пена билась о борта. Горизонт как будто сошел с ума: он прыгал вверх и вниз, поднимался под углом то вправо, то влево. Нельзя было понять, взошло солнце или нет. Лил дождь. Он стучал крупными каплями по крыше каюты, по тенту, натянутому над палубой. Между тентом и поручнями образовались потоки, скатывавшиеся к корме. Мотор стучал неравномерно. Мы стояли на палубе: ныряльщики Гомес и Фернандес, капитан и я.

- Сегодня у нас как бы инспекционный рейс, - стараясь перекричать шум дождя, волн и мотора, сказал капитан.

Дасан Гомес сокрушенно покачал головой и подставил ладонь под струи дождя. На вид ему года сорок два. Он уже отяжелел, но хорошо развитые мускулы буграми поднимаются на широкой груди и руках. У Гомеса крупный нос и небольшие глаза. В них затаилось иронически-на- смешливое выражение. Так, наверное, и должен смотреть человек, часто встречающийся с опасностью и не защищенный от нее. Когда Гомес говорит, его широкий рот складывается в добрую улыбку. Второй, Фернандес, молодой, с тонкой талией и сильной грудью пловца. Белки глаз покрыты мелкой сеткой воспаленных кровеносных сосудов. Это потому, что ныряльщику приходится подолгу смотреть в соленой воде. На груди ныряльщиков на шнурках висят кресты. Оба парава молча вглядываются в сплошную завесу дождя.

Говорит пока только капитан.

- В этом году особых препятствий к ловле чанка нет. Когда начинается жемчужный промысел, тогда не уговоришь парава нырять за чанком. Жемчуг выгоднее. Вот только иногда погода мешает. Волнение на море - нырять нельзя. Под водой тогда плохая видимость, облачность - тоже плохо. Ничего не видно. Сегодня такая погода, что нечего и думать о массовом лове. Когда на море затишье - опять нехорошо. Ныряльщики не успевают вовремя добраться до банок. Лобовой ветер - тоже помеха. Когда случается такое, "Валампури" буксирует каное к месту лова, но мы не всегда можем это делать. Знаете, у нас плохо с горючим.

- А акулы, - вмешивается Гомес, - разве не помеха?

И как бы в ответ на его слова гребни волн вспарывает акулий плавник. В акуле не менее двух с половиной метров. Она торпедой проходит с левого борта и снова показывается справа. Затем, сделав еще один круг вокруг "Валампури", исчезает в волнах. Гомес грустно качает головой.

- Они мешают больше, чем ветер, облака и волнение. А мурену видела? - Гомес поворачивается ко мне.

- В кино.

Гомес добродушно смеется.

- Смотри.- Он показывает ногу. От колена до ступни идет длинный шрам.- Нырнул, мурена за мной. Я ушел, а кусок мяса ей оставил. А рыбу-дьявола знаешь? Она самая опасная. У нее три иглы. Наколешься, солнца больше не увидишь.- В глазах Гомеса по-прежнему ироническая усмешка.

Он стал ныряльщиком в пятнадцать лет. Пожалуй, немногие в Тутикорине ныряют так, как Гомес. Он может пробыть под водой минуту, а то и полторы. Ныряет нередко на глубину пятнадцать метров. У него нет ни маски, ни ласт, ни акваланга. Он ныряет так, как ныряли его отец, дед, прадед.

- А вот валампури я так ни разу и не нашел.- В голосе Гомеса слышны мечтательные нотки.

- Валампури?

- Да, - улыбается капитан, - наша посудина тоже называется "Валампури". По имени этой раковины. Обычный чанк имеет выход слева, а у раковины валампури - справа. О ней даже говорится в индусской легенде. "Волшебная птица Гаруда полетела на всех порах к Брахме и принесла богу Кришне чанк, закрученный вправо". Валампури священна для индусов. Любое желание тех, кто владеет ею, исполняется. Поэтому во многих храмах на юге есть валампури, и она ценится, так же как и жемчуг, а иногда дороже. Последний раз валампури нашли в 1957 году. Ныряльщик получил за нее пятьсот рупий, а наш департамент продал ее за двести тысяч рупий. На исполнение желаний денег не жалеют. Правда, когда есть деньги, можно обойтись и без валампури. Но некоторым хочется иметь и то и другое. Двойная гарантия. Говорят еще, - капитан понижает голос, - что раковина валампури сама трубит по ночам. Христиане-парава верят, что особенно громко валампури трубят ночью во вторник и пятницу.

- А вы верите?

- Трудно сказать.- Капитан отводит глаза.- Я не слышал, но многие говорят об этом. Вот если кому-нибудь удастся достать валампури, то считается, что сезон будет очень удачный. Тогда ныряние прекращают и все каное плывут к берегу. Процессия парава с выловленной валампури идет к департаменту и потом объявляется праздник по этому поводу.

Мы пришли на чанковую банку. Мотор заглушили. Матрос в синих шортах и синей рубахе промерил лотом глубину.

- Пятьдесят футов! - крикнул он.

Гомес одобрительно махнул рукой.

Ныряльщики разделись. К их поясам прикреплены плетеные сетки для добычи. Матросы спустили за борт на веревках два камня. Камни прямоугольной формы размером не более 20X50 см. В верхней части каждого камня продолблено отверстие. В нем закрепляется веревка. Гомес перекрестился, дотронулся пальцами до губ и зашептал молитву.

- Боишься?

- Все в руках божьих.

Гомес и Фернандес "солдатиками" спрыгнули в воду с низкого борта "Валампури". Уже в воде, держась за веревку с грузом, Гомес поднял ладонь и как будто что-то оттолкнул ею от себя с каждой из четырех сторон. И снова зашептал молитву. Это повторялось каждый раз при погружении. Молитва была бесхитростная: "Святая мадонна, защити нас от зубов акулы и игл рыбы-дьявола, дай нам силу достигнуть дна, даруй нам хорошую добычу. Да прославится имя твое во веки веков. Аминь". Ныряльщики продели большие пальцы ног в металлические кольца, укрепленные на камнях. Гомес дал знак, и матросы ослабили веревку. Ныряльщикам приходилось трудно, волны прибивали их к борту. Наконец, улучив момент, оба ногами вниз ушли в глубину. Матросы вытащили камни. Через минуту головы Фернандеса и Гомеса показались среди волн. Им подали руки и они взобрались на палубу.

- Каменистое дно. Надо идти дальше.

"Валампури" снова "развела пары". Началась килевая качка. Дул влажный теплый ветер. Дождь все лил и лил. И только в той стороне, где был берег, временами становилось светло, и тогда сквозь пелену дождя можно было различить шпили соборов и кокосовые пальмы. Внешний рейд был затянут дождевой сеткой.

"Валампури" прошла еще три мили и снова стала. Берег и внешний рейд исчезли из виду. Волны с лохматыми гребнями швыряли наше суденышко как щепку. Передвигаться по палубе можно было, только цепляясь за неподвижные предметы. Качка рвала поручни из рук. Снова Гомес и Фернандес прыгнули за борт. Но в их сетках были только куски оранжевых губок, мелкие раковины, красно- бордовые ветви водорослей. Чанка не было. Ныряльщики смущенно переминались с ноги на ногу.

- Очень плохо видно, - сказал Фернандес.

- Солнца нет. Акула идет, а я не вижу, - подхватил Гомес.

... Дождь затихает. В стороне Цейлона кое-где над горизонтом проглядывают голубые окна чистого неба. Но солнце не показывается. Мы болтаемся от одной банки к другой, и каждый раз процедура повторяется.

Наконец долгожданный чанк выловлен. "Валампури" напала на богатую банку. Завтра сюда придет флотилия каное ныряльщиков. Гомес бережно держит на широкой ладони невзрачную раковину. Она покрыта серо-зеленым налетом.

Вот он священный чанк. Раковина, стоившая жизни не одному ныряльщику. Изображение этой раковины выбивалось на монетах древних южноиндийских империй Чалукья и Пандья. Оно сохранилось и на монетах бывшего княжества Граванкур. Из чанка делали и делают тонкие, похожие на фарфоровые браслеты. Браслеты из чанка, найденные в древних погребениях Южной Индии, отличаются удивительным художественным вкусом. Когда-то этим занимались сами парава. Теперь чанк обрабатывают ремесленники Бенгала. Орнамент браслетов огрубел, стал более претенциозным.

Женщины Бенгала, Ассама и Тибета украшают тонкие смуглые руки такими браслетами. Парава надевают их на руки своим детям. "Они отгоняют злых духов", - говорят христиане-ныряльщики.

Четыре раза в день трубят в чанк в храмах Тамилнада (на рассвете, в полдень, при заходе солнца и перед сном), созывая индусов на молитву. Чанк стал символом храмовых танцовщиц. Водой, налитой в раковину чанка, освящают закладку дома. Чанк зарывают под первым камнем фундамента строящегося здания.

В Керале отмечают праздник первого урожая - "нира". Утром из храма выходит жрец. Впереди него идет человек, трубящий в чанк. По этому сигналу все мужчины деревни выходят на поля и собирают первые колосья риса.

В чанк трубят во время свадебной церемонии. У касты каллан в Тамилнаде есть обычай: сестра жениха в день свадьбы идет в дом невесты. Женщины, сопровождающие ее, несут цветы, кокосовые орехи, молоко, масло, рис. Две из них трубят в чанк, извещая о приближении процессии. Под звуки чанка в Тамилнаде несут тело к погребальному костру. Небольшая раковина чанка красуется на лбу быков. Считается, что чанк предохраняет их от всяких бедствий. Доморощенные лекари пытаются лечить раковиной чанка кожные болезни и даже проказу.

У тамилов есть много поговорок, где фигурирует чанк. Некоторые из них я не раз слышала: когда хотят подчеркнуть бесполезность какого-либо действия, говорят "это все равно что трубить в чанк над ухом глухого", или: "Придет ли рассвет, после того как протрубят в чанк?" А есть и такие: "Если ты льешь воду в чанк, она становится святой водой; если ты льешь ее в горшок, она будет простой водой".

- Трудно доставать чанк, - говорит Гомес.- Раковины жемчужницы лежат все вместе. А чанк по одному. Долго?

ползаешь по дну. Воздуха не хватает. А поднялся - потерял раковину, ищи снова. А каждая раковина стоит сорок семь пайс. Жалко упустить.

- У меня брат так умер.- замечает Фернандес.- Нырнул, смотрит: две раковины лежат. Взял их. А недалеко еще две. Уже надо было подниматься: воздух кончился. Но брат, наверное, решил, зачем их упускать. Подплыл, успел схватить еще одну. А назад не вернулся. Мы его вытащили, а он уже не дышит. В мертвой руке - чанк. Никак не могли руку разжать. Так и похоронили с раковиной.

- Да, - вздыхает Гомес, - нелегко найти чанк.

- Вы знаете, - вмешивается капитан, - они ведь настоящие следопыты. Сначала ищут следы раковин (раковины передвигаются по песку, оставляя следы). Они идут по этому следу и натыкаются на раковину. Только, пожалуй, парава умеют это делать. В Рамешвараме за чанком ныряют мусульмане, потомки арабов. Они физически сильнее парава. Но им нужна по крайней мере неделя, чтобы найти следы двигающихся раковин. А парава это делает сразу.

- Капитан говорит правду. Это наука парава, - замечает Гомес.- Отец учил этому меня, дед - отца.

"Валампури" входит в Тутикоринскую бухту.

- Пять часов сплошной качки, - говорит капитан.- И вот, пожалуйста, мертвый штиль на закуску.

Неподвижный воздух застыл над зеркалом бухты.

- Сэр, - окликнули капитана из рубки, - барометр падает.

Грузовая шхуна прошла совсем близко от "Валампури". Матросы с нее что-то громко кричали нам.

- Они говорят, приближается шторм, - сказал Фернандес.

Действительно, затишье и духота, царившие над океаном, не предвещали ничего хорошего.

- Не страшно, - возразил капитан.- Штормы очень редко задевают Тутикорин. Они проходят стороной.

Капитан оказался прав. Только над горизонтом в черных тучах, подсвеченных солнцем, полыхали синие молнии.

"Валампури" мягко стукнулась о сырые доски причала и замерла. Фернандес, не дожидаясь трапа, спрыгнул на пирс и помахал рукой. Потом, подумав, крикнул:

- Мэм, приходите к нам в гости!

- С удовольствием, куда?

- Улица Святого Георгия! Спросите меня или Педро. Он вас знает.

Матросы причалившей грузовой шхуны оттеснил" Фернандеса от "Валампури". Он смешался с толпой.